Выводы и определения

Итак, для отчетливого разведения рассмотренных подходов к риторике следует предложить ряд рабочих определений ее ключевых категорий.
Под предметным высказыванием (произведением слова) понимается высказывание, цель которого состоит в выдвижении и обосновании пропозиции (предложения), предполагающей принятие адресатом также обоснованного решения о ее истинности, правильности, уместности и продуктивности.

Обосновать пропозицию или решение для создателя высказывания значит найти рациональные доводы, убедительные для адресата, а для адресата — найти доводы, достаточные для оценки замысла создателя и степени приемлемости пропозиции.
Под аудиторией понимается лицо или совокупность реальных или потенциально возможных адресатов высказывания, которые выносят суждение о его приемлемости и реальный или предполагаемый создателем высказывания характер мышления которых определяет содержание и строение высказывания. Аудитория может быть универсальной и частной. Универсальная аудитория — потенциальный, не ограниченный в своем составе круг разумных существ, способных понять и компетентно оценить содержание высказывания. Частная аудитория — реальный или потенциальный конкретный круг лиц, оценивающих обращенное к ним высказывание с позиции своих собственных ценностей, целей и интересов.
Речь может быть диалогической и монологической.
Диалог — такая завершенная совокупность объединенных содержанием и целью высказываний, создаваемых различными отправителями в едином канале общения, в которой состав отправителей является в то же время аудиторией.
Монолог — высказывание, создаваемое единым индивидуальным или коллективным отправителем, не предполагающее непосредственного ответа в том же канале общения.
Различаются понятия диалога и диалогизма. Под диалогизмом понимается совокупность приемов монологической речи, которые изображают диалог или представляют собой особые конструкции, цель которых — вызвать определенную ответную реакцию аудитории].
Под дискурсом понимается последовательный ряд высказываний монологического и диалогического характера, организованный в жанровом отношении и объединенный общей проблемой.
Под убеждением понимается использование словесных средств, с помощью которых могут быть достигнуты согласие аудитории с пропозицией или присоединение к ней. Согласие означает, что адресат в состоянии понять содержание и цель высказывания, по своему усмотрению, и оценить его как разумное, обоснованное и правдоподобное применительно к создателю высказывания: «автор высказался разумно». Присоединение означает, что адресат рассматривает высказывание как приемлемое для себя и готов действовать в соответствии с пропозицией: «я принимаю позицию автора».
Аргументация — система приемов убеждения частной аудитории.
Объект риторики — речевая техника аргументации, построения текста и оценки аудиторией убеждающего предметного монологического или диалогического произведения слова.
Метод построения высказывания представляет собой модель последовательных операций со словом, необходимых и достаточных [211] для синтеза составляющих его строения, воспроизводимых в других подобных по целям высказываниях.
Приведенные определения ограничивают область произведений слова, которую можно назвать риторической прозой. Это ограничения: со стороны научной аргументации; со стороны литературы вымысла — художественной и нехудожественной; со стороны массовой коммуникации; со стороны софистики и/или эристики, которые недопустимы в риторической аргументации.
Ограничения, очевидно, касаются не тех или иных видов или жанров словесности, а целей и содержания конкретного произведения.
Научная и риторическая проза. Если риторика изучает словесные процедуры убеждения и убеждение предполагает частную аудиторию, для которой характерно различие согласия и присоединения, то выводы риторической аргументации не являются принудительными. Это означает, что пропозиция риторической аргументации предназначена для ограниченного круга адресатов, за пределами которого она не значима, а адресат может согласиться с истинностью или основательностью выдвигаемой пропозиции, или предпочесть иное, по каким-либо причинам приемлемое для него решение проблемы.
Научная аргументация носит принципиально иной характер. Положения, доказанные в пределах данного научного метода с его конвенциями, должны быть приняты научным сообществом независимо от того, устраивают они кого-либо лично или нет. Однако в реальном научном дискурсе «чистое» научное доказательство тесно связано с философскими убеждениями и личными интересами реальных людей, которые делают реальную науку. Даже выдвижение той или иной исследовательской стратегии1, определение понятий, истолкование общенаучных слов и выражений (как исследование, процесс, развитие и т. п.), не говоря уже о внешних обстоятельствах, связанных с вопросами организации науки, связаны с убеждением, поскольку затрагивают предположения.
Поэтому научный дискурс как факт словесности может быть предметом риторического исследования, но собственно научное доказательство, как доказательство теоремы или решение математической задачи, очевидно, выходит за пределы компетенции риторики. [212]
Художественная литература. Представления о художественности и о художественной литературе, очевидно, неправомерно ограничивать видами и жанрами литературы, связанными с вымыслом. Во-первых, существует литература вымысла, которую с трудом можно было бы назвать художественной; во-вторых, неправомерно отрицать художественность риторической словесности, которая может быть художественной, как творчество Цицерона или М. Н. Карамзина. Но поэтическая и риторическая художественность различны. Художественность риторической прозы функциональна — подчинена задаче убедительности. Художественность далеко не всегда может рассматриваться как положительное явление с точки зрения целей убеждения, даже если мы обращаемся к античным или средневековым произведениям. Художественно совершенная ораторская речь, публицистическое произведение или философское эссе могут оказаться неубедительными именно в силу своей художественности. Здесь дело обстоит несколько иначе, чем в научной словесности. Там, где произведение поэтической словесности решает определенную задачу убеждения, например государственный гимн или «Бесы» Ф. М. Достоевского, оно может быть рассмотрено и в категориях поэтики, и в категориях риторики. Там же, где такая задача не может быть определена, очевидно, следует говорить о чистой художественной форме[213], которая и является предметом поэтики.
Поэтому художественно-литературный дискурс как факт словесности не является предметом риторического исследования, поскольку он может быть понят именно как художественный в категориях поэтики. Но такое утверждение было бы слишком сильным для историко-литературного процесса в целом, поскольку чистые художественные формы, риторические художественные и нехудожественные формы и нехудожественная литература вымысла взаимосвязаны.
Массовая коммуникация — «это общезначимый современный текст, в создании и распространении которого принимают участие новейшие технические средства и устройства: мощные печатные машины, магнитофонная запись, компьютеры и т. п. Причем это преимущественно текст серьезного характера, служащий, главным образом, нуждам общественного управления, связанный с развитием, регулированием и устройством современного массового производства, а также сферы потребления. Тексты массовой коммуникации отличаются от других видов текстов тем, что в них используются, систематизируются, перерабатываются и особым образом оформляются все другие виды текстов, которые считаются „первичными”. В результате возникает новый вид текста со своими законами построения и оформления смысла» 1. Аргументация в массовой информации по определению является риторической, но она вступает в противоречие с принципами риторической этики.
Массовая коммуникация систематически прибегает к манипуляции сознанием. Эта манипуляция выражается во множестве приемов софистических (подмены посылки, подмены имени, подмены цели[214] [215] и др.) и приемов, которые было бы не вполне правильно назвать софистическими, поскольку они повсеместно применялись и применяются вполне добросовестными авторами.
Манипулятивность массовой коммуникации вытекает из ее природы. Прием, который в классической риторической прозе применен однократно, аудиторией может быть понят, оценен и признан приемлемым или неприемлемым с этической точки зрения, если эта аудитория достаточно подготовлена и может принимать действенные решения о высказывании.

Но если тот же прием с определенным замыслом систематически применяется в ходе пропагандистской кампании многими источниками массовой информации и падает в массовую рассредоточенную аудиторию, которая как целое неспособна ни к анализу, ни к совместному решению, то он действует по законам статистики и формирует общественное мнение, искажающее реальность. Пример — война в Ираке. В таком случае имеет место манипуляция сознанием, которая и характерна для массовой информации как фактуры речи. Если рассматриваются массовые действия и их результаты, вполне могут применяться категории «Теории риторики» Ю. В. Рождественского. Если рассматриваются действия отдельного журналиста, то более целесообразно и продуктивно применение методов риторической критики и категорий классической риторики.
Риторическая этика и эристика. Риторическая этика (этос) представляет собой совокупность норм, соответствие которым делает возможным применение категорий риторики к произведению. Этос является главным критерием оценки риторической прозы. Риторический этос отличается от этики как религиозного или философского учения о нравственности тем, что имеет дело не с нравственной рефлексией помысла и поступка человеческой личности, а с образом ритора, т. е. субъекта публичной речи в том виде, в каком он представляется аудитории в результате своей речевой деятельности.
Высоконравственная личность вследствие нарушения норм риторического этоса может предстать в глазах аудитории как аморальный субъект, который стремится навязать обществу свои корыстные и вредоносные замыслы. Такая самокомпрометация случается чаще, чем может показаться на первый взгляд.
Этическая позиция, с которой аудитория оценивает субъекта речи — ритора, на самом деле также не является нравственным содержанием жизни самой этой аудитории. Аудитория может быть, как современное российское общество, разболтанной в нравственном отношении, и ей могут даже нравиться цинизм, откровенная ложь, всяческое ниспровержение элементарных норм «традиционной морали». Но здесь значима завершающая оценка, которая складывается не сразу и обычно проявляется неожиданно для автора.
Мы предъявляем к публичному деятелю, индивидуальному или коллективному — источнику массовой информации или правительству — иные требования, чем к себе самим: публичный деятель должен соответствовать неким нормам хотя бы постольку, поскольку является публичным деятелем. И эти нормы остаются нормами этической культуры, которая не тождественна с образом поведения людей здесь и теперь. Люди тем решительнее осуждают ближних, чем больше их собственное поведение отличается от образа правильного поведения, характерного для данной культурно-языковой общности. Поэтому несоответствие содержания и формы публичных высказываний культурным нормам этики и оказывается причиной компрометации субъекта речи, которому недостает такта, искусства слова и отчетливой рефлексии этих норм.
Риторическая этика не берет на себя задачи проповедника духовной морали, а лишь указывает возможные последствия нарушения риторического этоса. Допустим следующий случай из американского кинофильма. Разъяренная толпа собирается линчевать человека, которого, быть может, небезосновательно заподозрили в гнусном преступлении. Оратор обращается к толпе с речью, в которой убеждает ее отвести преступника к судье, который находится в ближайшем городе и непременно осудит негодяя, и негодяй будет публично повешен в острастку другим и в полном соответствии с законом. Однако в ближайшем городе нет судьи. Пока толпа ведет злодея к судье, страсти потихоньку затихают, и в конце пути уже никто не склонен быть добровольным палачом.
Прав ли оратор с позиции нравственности? Нравственна ли ложь во спасение? Это вопросы не риторической этики, а духовной морали.
Риторическая этика жестко заявит, что ложь создает проблемы. В частности, это может означать, что толпа заодно с обвиненным линчует и его красноречивого защитника, хотя и необязательно. Риторическая этика лишь указывает на опасности, которые могут возникнуть при нарушении этоса речи.
С эристикой и софистикой в строгом смысле, т. е. с использованием определенных приемов вроде аргумента к незнанию или аргумента к человеку, инсинуаций, наклеивания ярлыков, намеренной подмены терминов, petitio principii и т. п., дело обстоит несколько иначе, чем с ложью во спасение.
Рассмотрим пример:
[1.1.]1 «Альфа. Дельта, я поражен. Вы ничего не говорите? Вы не можете этот новый контрпример выопределить из существования? Я думал, что на свете не существует гипотез, которые вы не смогли бы спасти от уничтожения при помощи подходящей лингвистической хитрости. Сдаетесь вы теперь? Наконец, соглашаетесь, что существуют неэйлеровы многогранники? Не поверю!
Дельта. Нашли бы лучше более подходящее имя для ваших неэйлеровых чудовищ и не путали нас, называя их многогранниками. Но я постепенно теряю интерес к вашим монстрам. Меня берет отвращение от ваших несчастных „многогранников”, для которых неверна прекрасная теорема Эйлера. Я ищу порядка и гармонии в математике, а вы только распространяете анархию и хаос. Наши положения непримиримы.
Альфа. Вы настоящий консерватор! Вы браните скверных анархистов, портящих ваш „порядок” и „гармонию” и вы „решаете” затруднения словесными рекомендациями» .
Что это, как не эристика? — Аргумент к человеку и наклеивание ярлыков активно используются спорщиками, которые явно не проявляют особого уважения друг к другу и не отрицают, что добиваются [216] [217] победы в споре. Однако обсуждается теорема Эйлера о соотношении числа вершин и граней многогранника, причем И. Лакатос изображает реальную полемику в математической литературе. Он даже приводит в сноске фразу из письма: «Я с дрожью отворачиваюсь от ваших несчастных проклятых функций, у которых нет производных» 1.
Всякому, кто участвовал в научных конференциях, эта ситуация должна быть близко знакома. Альфа и Дельта безусловно ищут истину, они не согласны в принципах и стратегии исследования. Если обратиться к предмету спора в целом, нетрудно увидеть, что он представляет собой дискуссию, т. е. исследование, в ходе которого обнаруживаются философские разногласия, определяющие его содержание и ход. И эти философские разногласия на деле также обсуждаются и исследуются, так что участники спора могут убедить друг друга и принять обоснованные решения, осмыслив содержание разногласия и его научные последствия.
Эристика заключается не в тех или иных полемических приемах, которые отвергаются формальной логикой, и не в «неуважении» к оппоненту. Риторический аргумент как мыслительный ход может быть оценен лишь применительно к цели высказывания. Если цель высказывания — установление истины, обсуждение позиций или добросовестный поиск приемлемого решения проблемы, то аргумент к человеку, т. е. включение данных об источнике высказывания в состав посылок, содержащих информацию о предмете высказывания («вы только распространяете анархию и хаос»), лишь условно может быть назван эристическим аргументом[218] [219]. Иное дело софизмы вроде счетверения термина, которые всегда представляют собой намеренное или ненамеренное введение в заблуждение.
Итак, в современной риторике можно выделить две подобласти исследований. Первая и основная представляет собой изучение произведений риторической прозы, т. е. предметной убеждающей художественной и нехудожественной публичной речи и ее описание в основном в пределах модели риторического построения, которая опирается на длительную традицию, включающую риторику в состав культуры мышления и языка. Вторая, вспомогательная, сложилась во второй половине XX в. и отражает специфику массовой коммуникации как современного влиятельного текста и представляет собой изучение речевых приемов массового убеждения неограниченных и рассредоточенных аудиторий. Эти два направления взаимосвязаны, поскольку автор отдельного риторического произведения действует в условиях массовой коммуникации, которые необходимо учитывать при создании и критике публичной аргументации и при ее исследовании; со своей стороны, массовые факты воздействия словом создаются конкретными авторами и складываются из конкретных произведений, вне изучения строения которых вряд ли могут быть поняты.

<< | >>

↑

Источник: Волков А.А.. Теория риторической аргументации. 2009

Еще по теме Выводы и определения:

- История русского языка - Лингвистика - Перевод и переводоведение (Английский язык) - Прикладная лингвистика - Риторика - Русский язык - Социолингвистика -