§ 3. Анархизм Л.И. Мечникова и концепт солидарности в оценке исторических перспектив коренных малочисленных народов Севера

По своему философскому содержанию анархизм позиционируется отрицательно — утверждением «безначальности» мира и «безначалия» в нем. В этом отношении анархизм противополагает себя любому «архизму» в его природной, материалистической или духовной, идеалистической ипостаси. В XIX в. анархическую философскую традицию объединяло скептическое отношение к эмпиризму позити- вистской философии, органицизму и эволюционизму в понимании общественной жизни с их гиперболизацией закона борьбы за существование130. «Не будем забывать, — писал Л.И. Мечников, — что последнее слово самой жестокой войны — это мир»131.

В анархической картине мира развитие совершается в солидарном взаимодействии бесчисленных сил. «Истинные, творческие силы, создающие глубокие изменения на поверхности нашей планеты, — это дождевые капли, ручьи, звонкие и прозрачные потоки, воздушные течения, беспрерывные и постоянные колебания температуры, смена тепла и холода — одним, словом, целый легион агентов, которые своей незаметной, но беспрерывной и продолжительной деятельностью разрушают гранитные утесы и создают, откладывая песчинку за песчинкой, целые острова и даже огромные материки»132, — писал Л.И. Мечников. Социальный прогресс, как убежден автор, находится в обратном отношении к степени насилия, принуждения и власти, но в прямом отношении к «степени развития свободы и самосознания, или безвластия, анархии»133. Рост сознательной, свободной солидарности людей, совместно творящих историю, Л.И. Мечников рассматривал как решающий критерий прогресса.

На ранних стадиях исторической эволюции, согласно Л.И. Мечникову, преобладают «подневольные» и «подчиненные» союзы, первые из которых основаны на принуждении, а вторые — на вынужденном разделении труда. Современный исторический период исследователем характеризуется как этап распространения европейской цивилизации, стремящейся «стать универсальной, проникнуть во все, даже глухие уголки земного шара и заглушить все местные различия»134. Вместе с тем, по его мнению, она не всесильна, и ей остаются неподвластными многие народы.

В качестве примера Л.И. Мечников приводит папуасов Новой Гвинеи, а также племена туземцев, «живущих в самых первобытных условиях и ведущих самый ужасный образ жизни» в Авст- ралии рядом с цветущими и вполне европейскими городами. Он говорит и том, что «североамериканские краснокожие индейцы продолжают оставаться кочующими охотниками в самых недрах американской цивилизации, правда, не особенно утонченной, но по крепости и своей интенсивности превосходящей даже европейскую»135. Таким образом, констатируется поразительная устойчивость ряда аборигенных племен, которые сохраняют первобытный образ жизни даже в условиях полного господства промышленной цивилизации. Под влиянием резкого контраста между соседствующими современным и первобытным образами жизни возникает впечатление, что аборигенные группы находятся в «естественном состоянии», вне истории и за пределами цивилизации.

В то же время Л.И. Мечников отстаивает точку зрения, в соответствии с которой «народов природы» в строгом смысле этого слова не существует: «Самые отсталые племена, стоящие на наиболее низкой ступени развития, все же обладают некоторыми зачатками культуры; они успели еще с начала четвертичного периода, а может быть, и раньше, худо ли, хорошо ли приспособиться к окружающей среде, успели приобрести, хотя бы и в слабой степени, разумную власть над своими инстинктами и над природой, одержать большие победы над космическими силами, сумели превратить себе на пользу то или иное растение, научились приручать животных и почти всюду пользуются огнем»136. Он отмечает также наличие языка, элементарного политического и семейного строя, они, наконец, владеют хотя и примитивным, но все-таки членораздельным языком. На этом основании Л.И. Мечников не считает возможным исключать примитивные народы из числа «исторических»: «Все это скромное культурное "имущество" является наследием многих поколений, оно составляет сумму приобретенных благ; народ, обладающий этими благами, уже имеет свою историю, правда неписаную, а следовательно, имеет право на причисление себя к семье цивилизованных народов»137. С другой стороны, по его мнению, и современные общества нельзя признать в полной мере цивилизованными: «Варварство мы видим всюду; нет ни од- ного человеческого общества, как бы оно высоко ни стояло по своему культурному развитию, которое было бы вполне свободно от всех пережитков варварства и дикарства»138.

В целом Л.И. Мечников считает вопрос о границах варварства и цивилизации пока неразрешимым. Он высказывает также предположение, что это вопрос, возможно, не настолько существенный, как это иногда представляется. Поскольку в «природе развитие никогда не идет по прямой линии», то «между англичанином, например, и новозеландским маори, между дикарем африканского племени батеке и самым просвещенным чиновником Бельгийского Конго существует не только разница, при помощи которой мы отличаем "цивилизацию" от "варварства", но существуют наравне с этим и другие различия, которые затемняют вопрос и усложняют дело». Из-за наличия множества звеньев, форм и оттенков исторического развития, как констатирует Л.И. Мечников, «мы в своих наблюдениях подпадаем все более и более случайности и под влияние наших субъективных симпатий и тенденций, окончательно делающих нашу оценку недоказательной, противоречивой и произвольной»139.

В историософском плане в качестве несомненных критериев и признаков прогресса Л.И. Мечников все же признает «усовершенствование техники» и «нарастание общечеловеческой солидарности». С точки зрения этих критериев он выделяет «народы-счастливцы» и «исторические народы». На долю последних выпал «тяжкий, очень часто кровавый труд ... ради пользы неизвестного будущего»140. Великие исторические реки, стали на его взгляд, географическими стимулами сознательной самоорганизации народов.

Вместе с тем цивилизационный потенциал крупных рек различен.

В дальнейшем Л.И. Мечников не исключает возможности развития цивилизации на данных территориях. Он пишет: «Наконец, новейшие путешествия Норденшельда вдоль северных берегов Сибири и восточных берегов Азии показывают, что культурная ценность Северного Полярного океана отнюдь не равняется нулю, как это полагали раньше» . В данном случае может действовать эффект «распространения цивилизации». Так, «калмыки из русских степей, тунгусы Сибири, мандшу с берегов Амура и Уссури, жители Фунц- зяня и Кантона, имеют единый корень и происходят из одного и того же центра — из области "Ста семей"» .

Оценивая перспективы коренных народов в условиях распространения культуры великих цивилизаций, Л.И. Мечников оспаривает выдвинутый социал-дарвинизмом «неумолимый закон борьбы», в силу которого низшие расы неизбежно должны вымирать при каждом соприкосновении своем с более цивилизованными народами . Для него это всего лишь одна из множества тенденций в развитии межэтнических отношений. Там, где «цивилизаторы являются менее кровожадными, или по другим каким-нибудь обстоятельствам, или между низшею и высшею расами установились не охотничьи и не прямо воинственные отношения, туземцы будут более или менее благоденствовать не только в тесном соседстве с этими культурными расами, но даже под игом этих рас»142. В качестве примера Л.И. Мечников указывает на то, что «якуты и буряты Восточной Сибири не только не обнаруживают никакой склонности к такому вымиранию,

7

но даже довольно значительно увеличиваются в числе» .

Л.И. Мечников считает, что как между животными, так и между людьми, стоящими на очень различных ступенях культурного и антропологического развития, могут складываться различные типы отношений, не исчерпывающиеся типом «хищник — жертва». Он указывает на возможность возникновения конкурентных отношений, отношений кооперации, отношений нейтрализма. Так, иногда колонизаторы «находят для себя выгоднее предоставлять этим туземцам такие производительные поприща, которые для самих себя они считают слишком низменными» .

В исторической судьбе аборигенов Сибири большое значение имели отношения конкуренции: «Так исчезли, например, с лица земли целые десятки охотничьих племен Сибири вследствие того только, что русские охотники, гораздо лучше вооруженные, истребляли их дичь и тем заставляли их углубляться в такие трущобы, где существование их становилось невозможным по сотне самых разнообразных причин» . Такие отношения Л.И. Мечников находит тождественными «с теми отношениями, которые очень часто встречаются в растительном и животном царстве, где особи, не пожирающие друг друга, но черпающие свое питание из одной общей среды, находятся между собою во взаимодействии, очень удовлетворительно объясняемом дарвиновским законом борьбы: особи более алчные так основательно высасывают из среды все пригодные им элементы, что для менее счастливых соперников уже и не остается ничего» .

Л.И. Мечников обращает внимание на роль хозяйственно-культурного типа этноса, как правило, специализированного на потреблении конкретного природного ресурса: «Вся жизнь эскимоса, все моменты его отдыха и труда отмечены, так сказать, общением с китообразными животными полярных морей. Тунгусы руководствуются в своих переселениях чутьем своих оленей» . В рамках традиционного природопользования истощение биоресурсов действительно необходимо влечет за собой трансформацию способа воспроизводства этноса, не исключая исчезновения последнего.

Для описания межэтнических взаимодействий в этносфере Л.И. Мечников, очевидно, использует известную в экологии типологию межпопуляционных взаимодействий, включающую отношения нейтрализма, хищничества, конкуренции, паразитизма, комменсализма и аменсализма, протокооперации и мутуализма143. Отношения между пришлым и коренным населением могут, таким образом, складываться многовариантно.

Отрицательные взаимодействия в межпопуляционных отношениях преобладают чаще всего там, где контакт между популяциями установился недавно или когда в экосистеме произошли значительные или внезапные, возможно, временные изменения. Общеэкологической закономерностью является то, что при синхронной эволюции под давлением естественного отбора степень отрицательного влияния в стабильной экосистеме уменьшается. В рамках действия этой закономерности для коренных малочисленных народов Севера представляется возможным как сохранение традиционных экологических ниш, так и включение в более перспективные взаимодействия.

В философии анархизма солидарность рассматривается как главный критерий и путь органической эволюции и общественного прогресса. «Но будем ли мы изучать историю "малых" или "великих" наций, мы всюду натолкнемся на факт, что только благодаря солидарности, свободному объединению усилий совершается прогресс»144, - писал Э. Реклю. Поступательная солидаризация сообществ достигается вначале на основе внешнего принудительного объединения и формирования в этих рамках субординированных союзов и группировок, а затем в силу свободного договора на основе общности интересов, личных наклонностей и сознательного стремления.

На современном этапе общественного развития коренные малочисленные народы Севера выходят из периода солидаризации на внешней основе — в составе «подневольных объединений» и «подчиненных группировок и союзов». Для них открывается историческая возможность солидарной самоорганизации в составе «свободных объединений». Наступление этого этапа Л.И. Мечников связывал с воплощением в жизнь принципов знаменитой «Декларации прав человека и гражданина», т. е. свободы, равенства и братства.