§ 5. Психоаналитическая философия К.Г. Юнга, феномен шаманизма и процесс индивидуации в сценарной перспективе развития коренных малочисленных народов Севера

Специально-научные оценки квалифицируют шаманизм как форму религиозной практики, тесно связанную с профессиональным культивированием и профессиональной терапией душевных расстройств, распространенных в среде аборигенного населения Севера («арктическая истерия»). Соответственно, предметом философской рефлексии феномен шаманизма стал прежде всего в психоаналитической философии, особенно в работах К.Г. Юнга и его последователей.

Оценивая итоги эпохи Просвещения и проблемы общественного развития, К.Г. Юнг вслед за 3. Фрейдом подчеркивает историческую роль иррациональных, психоэмоциональных факторов духовной деятельности. «Гигантские катастрофы, которые угрожают нам, — это не стихийные события физической или биологической природы, а события психические, — писал он. — Нам в ужасающей мере грозят войны и революции, которые суть не что иное, как психические эпидемии. Во всякое время какая-нибудь химера может овладеть миллионами людей, и тогда вновь разразится либо мировая война, либо опустошительная революция. Вместо того чтобы ждать опасности от диких зверей, обвалов и наводнений, человеку сегодня приходится опасаться стихийных сил своей психики. Психическое — это огромная сила, которая многократно превосходит все силы на свете. Просвещение, обезбожившее природу и человеческие установления, обошло своим вниманием только бога ужаса, который обитает в душе. Страх божий уместен более всего именно тут, перед лицом сверхмогущества психической стихии»486.

Психические пандемии — войны и революции — представляются К.Г. Юнгу главной угрозой общественной безопасности. Стихия психики находится, на его взгляд, в основе катастрофальных общественных событий. На более ранних этапах развития человечества сопоставимой по масштабам была стихия окружающей природы. Ужас, пробуждающийся в том и в другом случае, несравнимо опасен, так как он умножает объективно неблагоприятные эффекты.

Какова же испытанная социальная технология решения этой проблемы? Согласно К.Г. Юнгу, это призвание личности (вождя, героя). «Не случайно именно наше время взывает к спасительной личности, т. е. к тому, кто ускользает от неизбежной власти коллективности и тем самым по крайней мере психически освобождает себя, зажигая для других обнадеживающий свет маяка, который возвещает о том, что по меньшей мере одному удалось избежать рокового отождествления с групповой душой. Ведь группа, именно из-за своей бессознательности, не обладает никаким свободным выбором, благодаря чему психическое действует в ней как ничем не ограниченный природный закон. Возникает каузально обусловленный процесс, останавливающийся только с катастрофой. Народ всегда тоскует по ге- рою-драконоборцу, когда чувствует опасность психического, — отсюда вопль о личности»487, — пишет философ. «Воздыхание по личности» стало, по его мнению, настоящей проблемой. «Возгласами ликования приветствует итальянский народ личность дуче, другие народы стенают, оплакивая отсутствие великих фюреров»488.

В исторической практике «герои» и «вожди» чаще являются фигурами легендарными, мифологизированными aposteriori, т. е. собственно после заклания. В основной массе архаических, традиционных и современных культур психоэмоциональная разрядка достигается, как правило, практикой ритуальных жертвоприношений, массового героизма и самопожертвования, остракизма и пр. Циркумполярная общность народов избрала, по-видимому, альтернативный путь — избрание героя по профессии, в роли которого выступает шаман.

Непременным условием для такого избрания является, как известно, шаманская болезнь. Сходный психоэмоциональный путь необходимо должен пройти будущий герой. «Личность, однако, может не поддаться панике тех, кто уже пустился наутек, потому что она уже пережила ужас. Она доросла до понимания нового и стала (ненамеренно и невольно) лидером»489, — утверждает К.Г. Юнг.

Состоявшаяся личность, по К.Г. Юнгу, способна прислушаться к внутреннему голосу и встать вне психоза толпы. «Однако образованный, культурный человек, как правило, совершенно не способен к восприятию этого голоса, если за него не ручается какое-нибудь учение, — отмечает он.

В терминологии К.Г. Юнга шаман, как и любая состоявшаяся личность, осознает свою изначальную и собственную сущность, живет соразмерно с ней, осуществляя бытие Самости, т. е. индиви- дуацию. «Не-индивидуированный человек отдан на произвол какого угодно импульса психики — бессильно, несвободно, брошенный словно мячик на поле психических сил. Такой человек поступает и действует так, как если бы это был не он сам.»491, — поясняет Д. Шпир. Отсюда импульсивность массового первобытного человека, одержимость духами и необходимость их изгнания. Процесс индивидуации для К.Г. Юнга — это открытая борьба и открытое сотрудничество разума и хаотической жизни бессознательного, единственно приемлемые для нордических культур. В обществах Юга ассимиляция бессознательного достигается, по его мнению, универсализацией и расширением сознания в йогической практике. «Однако содержания сознания по мере его расширения теряют ясность в чем-то единичном, — замечает он. — В конце концов, сознание становится всеохватывающим, но одновременно и сумеречным; бесконечное число вещей вливается тогда в расплывчатую целостность, которая граничит с полной идентичностью субъективных и объективных данностей. Все это очень хоро- шо, но едва ли может быть рекомендовано тем религиям, которые расположены севернее поворотного круга рака»492.

К.Г. Юнг убежден, что люди Севера должны избрать для себя иное решение. «Мы верим в Я-сознание и в то, что мы называем действительностью. Действительность нордического климата где-то так убедительна, что мы чувствуем себя значительно лучше, если о ней не забываем. Для нас есть все резоны заниматься этой действительностью»493. Действительно, климатический аргумент в пользу индивидуации довольно весом, чтобы рассмотреть процесс индивидуации как позитивную перспективу развития коренных малочисленных народов Севера.

Процессом индивидуации К.Г. Юнг называет долгий и сложный процесс, который ведет к осуществлению Самости и опыту самобытия. В разбирательстве сознательного и бессознательного осуществляется конституирование развертывания изначальной целостности.

Процесс индивидуации включает объектную и субъектную ступени. На первой из них решается задача демонтажа Персоны (роли, маски) человека и анализа, освоения и интеграции личного бессознательного. На субъектной ступени реализуется фаза интеграции архетипов путем «отвязывания» их от объектов и деперсо- нификации. Цель состоит в преодолении автономии архетипов и в инструментальном использовании их для связи сознания с бессознательным. В результате объем сознания расширяется, личность приобретает самовозрастающую внутреннюю архитектонику и посредством открывающихся многоуровневых связей интегрируется в коллектив.

Юнговский процесс индивидуации как позитивная перспектива развития коренных малочисленных народов Севера представляется актуальным в современных условиях. Возрождение отдельных элементов традиционной культуры и в их числе шаманистских практик решает с большим или меньшим успехом эту задачу только для некоторых индивидов. Большее значение имеет, на наш взгляд, актуализация архетипов коллективного бессознательного, регулирующих процесс индивидуации.

Для народов Севера (в том числе скандинавов и русских) определяющим процесс индивидуации является архетип медведя. Медвежий образ жизни характеризуется иными нормами поведения, прежде всего, одиночеством. Поэтому действие архетипа медведя предопределяет известный внутренний индивидуализм бытия аборигена Севера при общинной форме существования. Для эпической культуры народов Сибири традиционным является мотив одинокого богатыря494. «Одинокий» эвенк, «одинокий» манси уходят в дальний путь в поиске счастья, свободы и надежды для своего народа. В этом отношении он противоположен европейскому массовому человеку массового общества.

Следование архетипу медведя можно проследить и на других примерах. В частности, существует определенное сходство между охотничьими повадками медведя и тактикой, применяемой народами Севера в военно-политической деятельности. Возрождающиеся в настоящее время праздники и обряды, связанные с культом медведя, воспроизводят и укрепляют традиционные стереотипы поведения, ранее, безусловно, более широко распространенные.