Противоречие и конфликт. Методологические вопросы

Обсуждению конкретных проблем должно предшествовать обсуждение более общих вопросов, ибо без предварительного решения первых нельзя всерьез заниматься решением вторых. Как и подавляющее большинство отечественных ученых, мы придерживаемся той точки зрения, что социальный конфликт суть проявление общественных противоречий [1]

.

Первое из этих ограничений состоит в том, что понятие конфликта может быть по сути дела отнесено только к общественным противоречиям. Борьбу видов за существование, даже схватку самцов за обладание самкой среди высших животных, на наш взгляд, не следует причислять к конфликтам; в последнем случае это лишь, если угодно, его прообраз — в той мере, в какой психика высших животных предваряет сознание человека. Конфликт предполагает наличие противостоящих субъектов воли и действия со своими интересами, т. е. людей, которые не только размышляют и ставят идеальные цели, но и действуют.

Второе ограничение требует классификации общественных противоречий. Противоречия между людьми и государствами — одно дело, между областями, сторонами общественных отношений — совсем иное. В первом случае при перерастании противоречий в конфликт его субъектами выступают те или иные социальные общности, осознавшие свои цели, использующие существующие или создающие новые организации, предназначенные для действия во имя достижения этих целей. Иным образом обстоит дело во втором случае — с противоречиями между областями, сторонами жизни общества, например, между экономикой и политикой, потребностями развития производительных сил и тормозящими это развитие устаревшими производственными отношениями. Последнее обладает весьма общим характером, нет сомнений, например, в том, что ему принадлежала самая первостепенная роль в событиях отечественной истории XX века. Оно было подспудной причиной трех русских революций. В Советском Союзе оно нарастало в течение нескольких десятилетий, по мере того, как политическое руководство блокировало принятие кардинальных мер по совершенствованию системы управления хозяйством, а тем самым изменению отношений между хозяйствующими субъектами. Подчас данное противоречие называют конфликтом. На наш взгляд, оно, скорее всего, является основой для возникновения конфликта и находит, рано или поздно, воплощение в конфликте между теми или иными социальными силами — когда они осознают в определенной мере свои интересы. Тогда они становятся: одни — сторонниками изменения существующих отношений в сфере экономики и политики, другие — сторонниками их сохранения. Конфликт возникает вместе с осознанием людьми объективно существующего противоречия в их интересах и превращает их в субъекты социального действия.

Материалистическая диалектика, как уже не раз отмечалось ранее, не ограничивается признанием развития, в том числе прогрессивного развития в природе и обществе. Ленин сто лет назад отмечал, что «с принципом развития в XX веке согласны все» [2]

. Все дело в том, как его понимать, в особенности при объяснении причин, источника развития. Диалектика, обобщая достижения наук о природе и обществе, усматривает этот источник в противоречиях, в то время как ее противники большей частью уходят от решения этого вопроса либо ссылаются на внешние причины, в том числе на Бога и иные «высшие силы».

Сущность различий между направлениями в макросоциологии также состоит в различном ответе на вопрос о том, как понимать развитие вообще, роль противоречий — в особенности. Представляется, что для выяснения этого различия необходимо сопоставить базирующуюся на материалистической диалектике макросоциологию с двумя основными направлениями западной социологии. Весьма авторитетный исследователь, каким является Н. Смелзер, пишет: «Исследователи макросоциологического уровня, как правило, придерживаются одной из двух конкурирующих теорий: функционализма и теории конфликтов» [3].

Остановимся сначала на теории функционализма, базирующейся на философии неопозитивизма, которая и поныне занимает центральное место в «академической» науке на Западе, чтобы затем перейти к теории конфликта. В дополнение к тому, что было сказано насчет структурного функционализма в предшествующих очерках, отметим два главных для обсуждаемой темы пункта различий этого направления с макросоциологией, сознательно кладущей в свою основу диалектику.

Во-первых, это различие в понимании роли противоречия в функционировании социальной системы и в процессе ее развития. Функционирование системы суть способ ее движения в условиях сравнительно стабильного существования. Оно предполагает воспроизводство существующих отношений на протяжении ряда циклов, с незначительными изменениями при переходе от данного цикла к последующему. В социологии структурного функционализма общество рассматривается как хорошо отлаженная система, в которой противоречиям отводится второстепенная роль этаких «нарушений» нормального хода функционирования, патологических явлений, «дисфункций», которые преодолеваются действием заложенных в социальной системе защитных механизмов.

В этом воззрении, безусловно, наличествует известная доля истины. Любое общество в условиях нормального функционирования должно бороться с патологией, с отклоняющимся, асоциальным, нарушающим норму поведением индивидов и групп. Социальный организм в этом отношении имеет определенное сходство с живым организмом. Последний испытывает время от времени нарушения жизнедеятельности, вызванные неблагоприятным воздействием других организмов и прочих факторов среды, например, климатическими изменениями или нехваткой пищевых ресурсов, а также «износом» отдельных органов и функциональных систем, в которых возникают «поломки», требующие своего устранения. Эти «дисфункции» преодолеваются путем изменения режима жизнедеятельности, мобилизации внутренних резервов организма, смены ареала обитания и т. п. Однако в ходе старения организма сбои и поломки учащаются, защитные механизмы не справляются со своей задачей и он, рано или поздно, погибает. Все это верно и для организма человека, с поправкой на роль социальных факторов. Усилиями терапевтов и хирургов, с помощью лекарств и аппаратуры могут быть созданы особые условия жизнедеятельности, которые расширяют возможности преодоления «дисфункций». Реанимационные отделения в больницах спасают тысячи людей ежедневно. Люди способны преодолевать большие расстояния, чтобы сменить место жительства с неблагоприятным для обитания климатом, например, покидают Ямал и Таймыр после 10-15 лет работы в экстремальных условиях и т. д. Напротив, при ослаблении механизмов социальной защиты, в т. ч. при ухудшении питания и жилищных условий, дефиците лекарств, недоступности квалифицированной медицинской помощи и т. д. (все это и многое другое ощущает на себе последнее десятилетие большинство населения России), эти возможности сужаются, в результате продолжительность жизни уменьшается, смертность растет. Так, в исконно русских областях «средней полосы» она уже вдвое превысила рождаемость [4]. В Смоленской обл. в 1996 г. смертность составила 16,9 на 1

тыс. чел. населения, рождаемость 7,7; в Тверской обл., соответственно, 19,0 и 7,3 и т. д. Положение ухудшалось во второй половине 90-х годов, в ряде областей соотношение достигало 3:1, в Ивановской области 3,5:1.

Социальный организм качественно отличается от организма животного и человека, но в известных пределах аналогия допустима. Общество в принципе способно справляться с проявлениями социальной патологии. Изучение девиантного поведения людей, его причин, возникающих в этой связи конфликтов с обществом, механизмов преодоления социальных болезней является одной из важных задач социологии, правовых (криминология) и ряда других общественных наук. Однако сводить противоречия в жизни общества только к нарушениям нормы, к «дисфункциям» — это значит уходить от познания подлинных законов его функционирования и совсем закрыть дорогу к пониманию причин и движущих сил эволюции социальных систем, их качественной трансформации, общественного прогресса в целом.

И то и другое может быть понято с позиций диалектики, требующей изучать как противоречия функционирования социальных систем, так и противоречия их исторического развития. Мы уже подчеркивали ранее, что вторые действуют не «отдельно» от первых, а через них. Проведем снова аналогию с живой природой. Противоречие между ассимиляцией вещества и энергии и диссимиляцией того и другого обусловливает обмен веществ со средой и, тем самым, функционирование живого организма. На этой основе в ряду сменяющих друг друга поколений данного вида возникает противоречие между такими тенденциями развития, как наследственность и изменчивость. Первая закрепляет характерное для вида строение ДНК в последующих поколениях; вторая аккумулирует воздействие изменившихся условий среды на организм. Вопреки Ламарку и Лысенко, это воздействие проявляет себя через закрепление в потомстве тех (немногих) случайных мутаций ДНК, которые помогают выживанию в изменившихся условиях. Как и во многих других процессах, в ходе эволюции живых организмов необходимость как бы «пробивает себе дорогу» через множество случайностей.

Первоначально противоречия процесса воспроизводства, функционирования и противоречия процесса изменения, развития в первобытном обществе почти неразделимы. Со временем бег истории ускоряется, а после того как наука становится главным фактором прогресса общества, ускорение само «ускоряется», что графически может быть изображено как превращение параболы в экспоненциальную кривую. Это значит, что общество на пороге нового тысячелетия подошло к рубежу, когда противоречия воспроизводства стали неотделимы от противоречий развития. Следует заметить, что открыл эту закономерность не кто иной, как Маркс, поскольку в противоречии труда и капитала, работников наемного труда и нанимающих рабочую силу капиталистов он увидел противоречие не только функционирования, «самодвижения» буржуазного общества, но и противоречие, призванное в ходе своего дальнейшего развертывания вывести общество за пределы этого общественного строя, трансформировать его в строй, где не будет эксплуататорских классов. Ведущей силой этого преобразования Маркс считал рабочий класс, который в процессе качественного преобразования общества исчезнет одновременно со своим антагонистом — классом капиталистов. В СССР за 70 лет были сделаны самые значительные в мировой истории шаги в этом направлении, притом в чрезвычайно трудных внешних и внутренних условиях.

Развитие противоречий определяет переход от одной общественно-экономической формации к другой, в результате которого «социальный организм» трансформируется, качественно перестраивается. При этом неизбежны людские потери, масштабы их могут быть различны, например, во Франции конца XVIII века или в России XX века они были весьма велики, но открывшиеся возможности прогресса в экономике и культуре перекрывают эти потери многократно.

Объяснение с макросоциологической точки зрения процессов зарождения, развития и гибели различных социальных систем возможно только при выяснении движущих сил этих процессов, а ими являются внутренние и внешние противоречия в их своеобразном сплетении. Для структурного функционализма, занятого обоснованием абстрактной, годной для всех условий на все времена, находящейся в стабильном состоянии и лишенной глубоких внутренних противоречий модели общества, подобная задача не стоит. Развитие понимается виднейшими представителями этого направления в лучшем случае как «плоская эволюция», как совершенствование раз и навсегда данного образца, в приметах которого легко угадывается американское общество XX столетия.

Недостатки структурного функционализма были подвергнуты, начиная с 50-х гг., в западной социологии весьма обоснованной критике с позиций теории конфликта, которая стала (наряду со структурным функционализмом) одним из основных направлений в макросоциологии. Труды социологов этого направления оказали существенное влияние на становление конфликтологии как междисциплинарной области исследований. Если в 60-е гг. в СССР среди определенной части социологов (Ю. Левада и др.) было «модно» переписывать Т. Парсонса и Р. Мертона, то впоследствии пошла мода на теорию конфликта и многие стали списывать у Л. Козера, А. Коллинза, Р. Дарендорфа и других представителей этого направления.

В трактовке Л. Козера конфликт — явление обязательное, причем выполняющее не роль своеобразной «болезни» социального организма, но средства своевременного выявления неполадок и их устранения. Конфликты, по Козеру, выполняют позитивные функции, они «служат скорее росту, чем уменьшению адаптации, определенных социальных групп» [5]. Не случайно Р. Мертон считал теорию конфликта в этом ее варианте одной из «теорий среднего уровня» , т. е. вспомогательной по отношению к структурно-функциональной теории.

На крайнем фланге конфликтологии находятся Р. Маркузе и другие, которые абсолютизируют роль конфликта, но, не находя в современном западном обществе социальных групп, которые готовы были бы изменить коренным образом систему, уповают на «аутсайдеров», т. е. силы, стоящие как бы вне официального общества. Отсюда преувеличенные надежды на бунтующую молодежь, особенно после волнений в Париже 1968 года, на социальные слои, которые не вписываются в систему «общества потребления», представляют собою как бы внешние для него, «внесистемные» силы. На деле они являются порождениями системы и ее составной частью.

Признание социального конфликта, так или иначе, содержит в себе признание противоречий как причины возникновения конфликта. Но признать противоречие интересов между субъектами и ограничиться констатацией возможности его перерастания в конфликт недостаточно. Надо идти дальше, дойти в анализе до глубинной основы противоречий, чтобы в противоречиях между потребностями экономического развития и сложившейся социально-классовой структурой общества обнаружить носителей этого противоречия в классах и других элементах указанной структуры. Это упомянутым деятелям западной социологии оказалось не под силу. В противоположность упомянутой социологичёской школе конфликта, марксистская макросоциология объясняет основные внутренние противоречия различием в положении социальных групп в объективно складывающейся системе экономических отношений. Эти противоречия в той или иной мере осознаются людьми и становятся стимулом для сознательного действия, в том числе различных столкновений между группами, слоями, общностями, т. е. социального конфликта. С этой точки зрения социальный конфликт может быть определен как сознательное столкновение социальных общностей, он является проявлением социального противоречия, ступенью его развития и средством разрешения (полного или частичного).

Между пониманием конфликта в макросоциологии, опирающейся на материалистическую диалектику, и современной западной социологией конфликта — дистанция огромного размера. Так, для одного из видных представителей конфликтологии Р. Коллинза в основе защищаемой им теории лежит «признание человеческих существ общественными, но способными к конфликту животными». Нетрудно видеть, что философской основой этого воззрения является «борьба всех против всех» и социальный дарвинизм. О Марксовой теории у него представления более чем приблизительные, ему кажется, что Маркс кроме борьбы классов никаких других противоречий и конфликтов в обществе не видел. Поэтому он предлагает придать теории Маркса «более абстрактную форму» [6], т. е. свести ее к гоббсов- ской «войне всех против всех», т. е. к давно пройденному этапу развития общественной мысли. Связи социального конфликта с фундаментальными противоречиями в жизни общества Коллинз не усматривает.