Глобальные противоречия

В завершение очерка нам надлежит вернуться к первому типу противоречий (по данной ранее классификации), а именно к противоречиям глобальной системы, основными элементами которой выступают этнические и гражданские общности (государства), а более крупными «клетками», «подсистемами», которые в настоящее время играют самую первостепенную роль — наиболее мощные державы и объединения государств и этносов самого разного типа (см.

Системный подход к этим противоречиям определяется двумя взаимосвязанными принципами. Первый из них требует выделения основных «этажей», «ярусов» системы, находящихся в соподчинении, поскольку системы низшего уровня оказываются элементами системы вышестоящей. Это значит, что связи между элементами системы на данном уровне (по горизонтали) могут быть поняты при учете связей между уровнями (по вертикали), образующих в совокупности определенную иерархию уровней. Она представляется нам «трехъярусной». Низший уровень — этнические и национально-государственные образования; следующий — группы государств (этносов) в региональном масштабе; высший уровень — крупнейшие державы, региональные объединения, цивилизации на мировой арене.

Ранее (см. очерк второй) нами было отмечено, что в ходе истории соотношение этих уровней изменялось. История стала всемирной не только по названию, не только в силу генетического родства всех рас и народов, но вследствие установления и углубления постоянных органических связей между частями глобальной системы в XX веке. Как известно, первая мировая война имела своей причиной противоречия регионального характера — между главными европейскими державами, которые вступили в борьбу за передел ранее уже поделенного мира; этот раздел в Африке закончился в XIX веке. Субъектами противоречий, столкновения интересов были эти державы, в то время как подавляющее большинство народов мира оказались объектами схватки империалистических хищников, К этому времени США и Япония только начинали экспансию, ограничиваясь преимущественно «своим» регионом: Центральной и Южной Америкой для США, Восточной Азией для Японии.

Вторая мировая война также возникла вследствие обострения противоречий между европейскими державами в их стремлении к мировому господству, но теперь уже при непосредственном участии Японии и США. Региональные противоречия переросли в глобальные с самого начала этой войны поскольку державам «оси» — Германии и Японии противостояли Англия и Франция, поддерживаемые США. Япония фактически втянулась в эту войну с начала 30-х гг., начав агрессию против Китая. Тогда США и СССР оказывали помощь китайскому правительству. В 1939 г. Япония начала войну против СССР на Хал- хин-Голе и только поражение в этой локальной схватке отсрочило ее вступление в «большую» войну.

Основная особенность второй мировой войны состояла в том, что указанные межимпериалистические противоречия «сплелись» с противоречием между Россией, которая преобразовалась в Советский Союз, и обеими группами империалистических держав. Пакт о ненападении с Германией от 23 августа 1939 г. позволил оттянуть на два года немецкий Drang nach Osten с целью совместного с Японией завоевания и раздела евразийского континента. Но именно вступление СССР в войну и образование антигитлеровской коалиции обеспечило — ценой страшных потерь для советского народа — поражение Германии и Японии. Произошла коренная перегруппировка сил на мировой арене.

Всемирной по своему характеру с самого начала была третья мировая («холодная») война, в которой 14

Зак. 3S08 против СССР и его союзников выступала коалиция стран НАТО, т. е. Западная Европа и США. Противостояние носило идеологическую окраску, поскольку субъектами противоречия были две различные по социально-экономическому строю системы. На этот факт в то время было обращено основное внимание, но за идеологическим противоречием стояло противоречие геополитическое. Поражение СССР и стран «восточного блока» снова в корне изменило расстановку основных сил на международной арене.

Мы кратко остановились, под определенным углом зрения, на истории глобальных противоречий в XX веке для того, чтобы подвести читателя к мысли, что глобальный уровень, когда он стал решающим, если не подчиняет полностью, то оказывает мощное влияние на уровни нижележащие. Региональные и локальные конфликты, т. е. конфликты между отдельными государствами, а также этническими группами, претендующими на создание собственного государства, немедленно оказывались полем противостояния основных борющихся сил, в том числе СССР и США в годы «холодной» войны. На пороге XXI века ни один конфликт этнического или межгосударственного характера не обходится без прямого или косвенного (через другие государства, международные финансовые и политические организации) вмешательства претендующих на мировое господство США. Так обстоит дело с затянувшимся арабо-израильским конфликтом, поддержкой Тайваня — вопреки официальному признанию единого Китая, индо-пакистанским противостоянием в Кашмире и т. д. Более того, США и их союзники, прежде всего входящие в НАТО, во многих случаях преднамеренно провоцируют этнические конфликты, так было дело в Боснии и Косово, так обстоит дело и на территории России — в Чечне и Дагестане.

Второй принцип состоит, на наш взгляд, в следующем. Системный подход требует выяснения основного противоречия, которое как бы «пронизывает» все этажи упомянутой иерархии и позволяет рассматривать все частные случаи на всех ее уровнях как проявление данного, более общего противоречия. Таковым является противоречие между дифференциацией и интеграцией, понимаемыми не только в статике, но и в динамике, т. е. не только как временной срез состояния общества, но как тенденции его исторического развития [32]. Задача макросоциологи- ческого исследования состоит в том, чтобы обнаружить специфику действия этой общей тенденции на каждом из упомянутых «ярусов», «этажей», «уровней» глобальной системы в каждую данную эпоху. Здесь нет возможности углубляться в историю, некоторые приведенные ранее примеры противоречий были взяты из разных эпох. Обратимся к современному положению.

Указанная тенденция в наши дни приобретает вполне определенную специфику на высшем уровне. Это противоречие между тенденцией глобализации (которая выражает тенденцию интеграции) и тенденциями регионализации (которая одновременно выражает тенденцию интеграции в политике отдельных стран) и суверенизации (которая выражает стремление сохранения суверенитета государствами и обретения суверенитета, как реализации права народов на самоопределение). Читатель, безусловно, не может не заметить, что и в данном случае мы следуем декларированному в первом очерке принципу и обращаемся к философским категориям для установления их связи с категориями макросоциологически- ми. Такими философскими категориями являются понятия общего, особенного и единичного. В макросоциологии они обретают, применительно к состоянию современных отношений между элементами глобальной системы, специфическую форму взаимосвязи между указанными выше тенденциями развития.

На низшем «ярусе» глобальной системы противоречия между тенденциями глобализации и регионализации, с одной стороны, и суверенизации, с другой, воплощаются в сфере политики и права в признании международным сообществом двух принципов, применяемых при регулировании места народа (нации, этноса) в системе международных отношений. Эти принципы выражают противоречивые объективные тенденции развития и поэтому не всегда могут быть совмещены друг с другом, а именно: признание права народов на самоопределение вплоть до создания собственного государства и признание нерушимости сложившихся государственных границ. Первый из них может и должен применяться по отношению к населению определенной территории, входящей в данное или несколько государственных образований Но фактически подобные претензии сравнительно редко предъявляются от имени этнически смешанного населения территории, чаще же от имени этносов, составляющих на определенной территории компактное большинство. Это большинство может проживать в одном или нескольких смежных государствах. Так, поляки проживали до восстановления польского государства в России, Германии, Австро- Венгрии; курды в настоящее время населяют Турцию, Ирак, Сирию и тщетно добиваются независимости. Выше мы уже останавливались на вопросе о провозглашении суверенитета союзными республиками, входившими в состав СССР, а также на процессе «суверенизации» в РФ по инициативе этно- кратической бюрократии при поддержке националистических движений от имени «титульного» этноса, который не всегда составляет большинство населения территории.

Второй принцип был провозглашен в программе РСДРП еще до первой мировой войны как метод разрешения национального вопроса в России, а впоследствии президентом США В. Вильсоном, как принцип урегулирования государственных границ в Европе после завершения этой войны. Он получил официальное закрепление в Уставе Организации Объединенных Наций, созданной в 1945 г., а также в декларации европейских держав, США и Канады на конференции в Хельсинки в 1975 году. Его официально придерживается ОБСЕ (Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе), которая привлекается к разрешению этнических конфликтов, в том числе на территории стран СНГ — в Абхазии, Нагорном Карабахе, Приднестровье.

На деле, и тот, и другой принцип соблюдаются в зависимости от реального соотношения сил, прежде всего великих держав. Хельсинкская декларация была полностью проигнорирована, когда встал вопрос о признании государств, образовавшихся на территории Советского Союза, поскольку США и блок НАТО были заинтересованы в удалении с мировой арены своего геополитического противника (об этом подробно было сказано ранее). Все это повторилось при распаде Югославии: признать государственную независимость Словении и Хорватии первой поспешила ФРГ, за ней последовали другие члены НАТО, а затем и ООН. Последующая история раздела Югославии, как-то: изгнание хорватской армией сербов из Сербской Крайны, этнический конфликт в Боснии и Герцеговине с последующим ее фактическим разделом, предстоящее отторжение от Сербии Косово совершались и совершаются под диктовку США и НАТО при полном пренебрежении с их стороны международным правом и, в частности, Уставом ООН. Какому из этих принципов будет отдан приоритет правительством США в других тлеющих или грозящих вскоре возникнуть локальных конфликтах, в каждом конкретном случае полностью зависит от эгоистических интересов господствующего класса этой, ныне единственной сверхдержавы.

Конечно, в идеале, при полном соблюдении норм демократии всеми участниками споров и конфликтов, эти два принципа при разрешении противоречия могут «срабатывать» совместно, как это было, например, при «цивилизованном разводе» чехов и словаков в ЧССР. Но на деле, как хорошо известно из практики международных отношений, соблюсти демократические процедуры при попытках разрешения такого рода конфликтов оказывается задачей очень трудной, а подчас невыполнимой. Вооруженные конфликты, возникшие на «постсоветском пространстве» в Абхазии, Чечне, Карабахе, Южной Осетии и т. д., с этой точки зрения могут служить примерами противоречия между стремлением складывающихся «этнических» наций (или их частей, стремящихся к воссоединению с основным этническим массивом) к независимости вопреки их включенности в государственные образования с международно-признанными границами, т. е. «нациями-государствами». Другого рода примером может служить конфликт в Приднестровье, где требование независимости (или равноправия в конфедеративном государстве) предъявляется от имени полиэтнического русскоговоряще- го населения территории, сопротивляющегося румы- низации и возможного поглощения Румынией в будущем.

На следующем, региональном уровне обе указанные тенденции проявляются как создание региональных объединений, их расширение и углубление связей между их членами в экономической, политической и военной областях. Примером может служить история возникновения и роста Европейского Союза (ЕС), на чем мы подробно останавливались ранее, а также АСЕАН, НАФТА и др. Здесь нет необходимости углубляться в конкретику, тем более, что специфика каждого из такого рода объединений велика, для нас же важно выяснить, как проявляются отмеченные выше тенденции в их развитии.

Тенденция глобализации проявляет себя в процессе укрупнения элементов глобальной системы самым непосредственным образом при появлении региональных объединений — так конструируется новый, промежуточный «этаж» внутри глобальной структуры. Эти объединения выступают на глобальном уровне в качестве нового субъекта права, волеизъявления и действия, они отстаивают свои общие интересы. Например, ОПЕК при определении квот на добычу нефти и установлении мировых цен на нее, ЕС при определении объемов экспорта и импорта из США и Японии. Они выступают согласованно в отношении государств, не входящих в эти объединения, например, при приеме в ЕС новых членов, выдвигая от имени своих органов управления (Европейская комиссия в Брюсселе) условий, например, достижения ими известного уровня экономического развития, упорядочения финансовой системы и т. д.; Эстония принята кандидатом на вступление в ЕС, в то время как Литве и Латвии приходится стоять в очереди. С другой стороны, каждое такое объединение является ареной острых разногласий между его членами, ограничивая их суверенитет в пользу наднациональных органов управления. В ЕС ежегодно приходится разрешать противоречия между его членами при принятии общего бюджета по таким вопросам, как суммы дотаций, предназначенные на помощь менее развитым государствам и отдельным отраслям хозяйства, по определению объемов производства ряда товаров ит. д.

Па высшем, глобальном уровне противоречие указанных двух тенденций выражается наиболее полно. Тенденция глобализации находит выражение в развитии международного разделения труда, специализации стран и регионов на производстве тех видов продукции, которые в данных условиях требуют меньше затрат и поэтому ниже по цене и конкурентоспособны на мировом рынке. Эта картина непрерывно изменяется потому, что страны с более дешевой рабочей силой теснят своих конкурентов. Япония сначала теснила США и Европу на рынке текстиля и других изделий легкой промышленности, затем стали и проката, вслед за этим на рынке автомобилей, а ныне наукоемких областей, например, электроники. Этот же путь с интервалом в несколько десятилетий проделывают Южная Корея, Сингапур и др.

Глобализация осуществляется не только на рынке товаров. Все большее значение приобретает рынок капиталов. Наличие в банках развитых стран и созданных ими международных финансовых организаций (МВФ и др.) свободных капиталов позволяет через биржевой механизм сосредоточивать заемные средства там, где ожидаются более высокие прибыли, и, напротив, свертывать капиталовложения, особенно «портфельные» (в ценные бумаги), и тем самым ввергать регионы и отдельные страны в пучину финансового кризиса. Свободный, практически мгновенный переток капиталов осуществляется с помощью всемирной компьютерной связи и служит средством обесценивания национальной валюты. В 1998 г. финансовые спекулянты обрушили курс индонезийской рупии и других валют в Юго-Восточной Азии, затем в Бразилии и России.

Важнейшим каналом глобализации являются электронные средства связи и компьютеризация, нашедшие не столь давно выражение в создании сети Интернет. Они служат не только средством регулирования потока товаров и капиталов, хозяйственной жизни вообще, но также глобализации в сфере культуры. Это не просто средство расширения культурного обмена, но, прежде всего, средство навязывания всему миру образцов образа жизни, поведения, вкусов и т. д., принятых в экономически развитых странах Запада. Процесс «вестернизации» оказывается процессом американизации, но он сталкивается с растущим сопротивлением традиционных культур. Оно крепнет даже в Западной Европе, так, во Франции приняты законодательные меры, защищающие французский язык от вторжения англицизмов, национальную киноиндустрию от засилья голливудской продукции в кинотеатрах и на экранах телевизоров. Их всех европейских стран только современная Россия открыла настежь свое культурное пространство для проникновения американской масс-культу- ры на телевидение, в кино, театр, поп-музыку, моду и т. д. Более стойкое сопротивление натиску американской культуры оказывают страны Востока с их древней, сложившейся на протяжении тысячелетий цивилизацией — и об этом далее.

Основными субъектами глобализации выступают не только США и другие великие державы, но в не меньшей мере международные (транснациональные) корпорации. Эти новые финансово-промышленные империи развертывают производство по всему миру, оставляя в метрополии научно-технический потенциал, позволяющий вводить инновации в технологию и организацию производства, опытное производство; частично оставляют в «своей» стране и предприятия по выпуску готовой продукции, но с привлечением для работы на конвейере, в подсобных производствах иммигрантов. Основное же массовое производство переносится в страны, где меньше издержки на рабочую силу или есть возможность завоевания новых рынков сбыта. Поэтому японский телевизор может оказаться на деле произведенным в Таиланде или Гонконге, автомобиль Форда — в одной из стран Латинской Америке и т. д. В настоящее время в Россию международные корпорации вкладывают средства в реальный сектор экономики крайне неохотно из-за неустойчивости политического положения, коррумпированности чиновничества и пробелов в регулирующем инвестиции законодательстве. По в такие отрасли, где обеспечена возможность за бесценок скупить средства производства, свободно выкачивать природные ресурсы, завоевать в краткие сроки потребительский рынок, иностранные инвестиции уже сейчас значительны и продолжают поступать.

Роль транснациональных корпораций и осуществляемой ими глобализации экономики не может быть оценена однозначно. Она противоречива, как процесс глобализации в целом. Безусловно, корпорации получают сверхприбыль за счет выкачки природных ресурсов развивающихся стран и сверхэксплуатации рабочей силы (в ряде стран весьма квалифицированной). Это позволяет им накапливать капитал и в определенной мере способствует повышению уровня жизни в развивающихся странах. Но одновременно они насаждают современное производство и организацию труда, способствуют росту производительных сил в этих странах. При умелом использовании этих плюсов ускоряется процесс модернизации и в определенных случаях совершается их переход в категорию развитых стран, как показал опыт ряда стран Восточной Азии. С пользой для развития своего хозяйства использует иностранные инвестиции и Китай. Примером неумения привлечь эти инвестиции в современные наукоемкие отрасли — а они определяют будущее страны — может служить Российская Федерация.

Противоречия процесса глобализаци мы частично рассматривали во втором очерке, где речь шла

о растущем разрыве в уровне развития экономики и благосостоянии населения в развитых и развивающихся странах в связи с отношением общества к природе и концепцией устойчивого развития. Здесь же следует продолжить рассмотрение противоречий глобального развития дополнительно в двух важных отношениях. Во-первых, в полемике с теориями, которые рассматривают процесс глобализации односторонне, во-вторых, с позиций теории управления.

Новая расстановка мировых сил, при которой США оказались единственной свехдержавой и через находящиеся под их влинием экономические и политические центры выполняют роль мирового жандарма, диктуя с позиций силы отвечающее их интересам разрешение противоречий глобального развития, а в сфере культуры с помощью мировых СМИ навязывают всем народам американский (не лучший!) вариант западного образа жизни, долго продолжаться не может.

Наиболее известной, нашумевшей в 90-е гг. попыткой такого рода явилась статья американца японского происхождения Ф. Фукуямы «Конец истории?». Вопросительным знаком автор заканчивает свою статью, выдвигая предположение, что «перспектива многовековой скуки вынудит историю взять еще один старт?». Но содержание статьи настраивает на то, что такой старт не понадобится, поскольку история практически уже пришла к завершению. В этой связи Фукуяма вспоминает о системе Гегеля, в которой процесс самопознания абсолютной идеи, воплотившейся на третьей ступени своего развития во всемирный дух, т. е. мышление человечества, находит завершение этого процесса, а в современной Гегелю прусской монархии — венец политического развития. Аналогичным образом рассуждает Фукуяма в отношении идеи либерализма и буржуазного строя современного Запада, причем американский вариант предполагается предпочтительным. С либерализмом, он считает, соперничал коммунизм, поэтому поражение СССР расценивается им как крушение коммунистической идеи. Отсюда следует, что «триумф Запада, западной идеи очевиден прежде всего потому, что у либерализма не осталось никаких жизнеспособных альтернатив », а « идеальный мир и определит в конечном счете мир материальный». Подобно Гегелю, оставлявшему известный простор совершенствованию прусской монархии, Фукуяма признает возможным и необходимым прогресс в рамках капиталистического строя и либеральной демократии.

Вся система доказательств Фукуямы не выдерживает критики. Поражение СССР в «холодной» войне не было поражением марксизма, об этом речь шла ранее. Ссылки Фукуямы на «новое политическое мышление» Горбачева—Шеварднадзе сегодня вообще звучат смехотворно, оно в России скомпрометировало себя и сошло со сцены вместе с его «изобретателями», а идеи либерализма показали свою полную несостоятельность при Ельцине. Само собою напрашивающийся вопрос — как совместить тезис о «гибели коммунистической идеи» с бурным развитием Китая, Фукуяма обходит весьма простым способом. Он отождествляет марксизм с политикой Мао, а буржуазный путь с политикой Дэна и заявляет, что «марксизм и идеологический диктат уже не имеют никакой политической значимости», поскольку «буржуазное потребительство обрело в этой стране реальный смысл». Повышение жизненного уровня в условиях смешанной экономики при сохранении решающих отраслей в собственности государства и контролируемом использовании рыночных отношений — такова реальная картина в экономике Китая на пороге XXI столетия, сосредоточение власти в руках КПК и продолжение курса на социализм — в политике и идеологии. Внутренних сил, противодействующих осуществлению этого курса, Фукуяма указать не может, и поэтому смехотворно звучит его ссылка на 20 тыс. китайских студентов, обучающихся в США и других западных странах, которые, вернувшись домой и включившись в управление страной, «не допустят», чтобы Китай оставался вне «общедемократического процесса». Противников победы либерализма во всемирном масштабе Фукуяма видит в религии (особенно выделяя ислам) и национализме (особенно германском фашизме). Вызываемые этими идеологиями политические конфликты он относит к прошлому, к истории. В будущем они могут и далее вызывать локальные конфликты в третьем мире, «на задворках истории» и играть существенной роли им более не суждено. Мир «будет разделен на две части: одна будет принадлежать истории, другая — постистории». Первая будет находиться под патронажем второй и втягиваться постепенно в «постисторию» , вторая — развиваться в рамках «постистории» как совершенствование буржуазно-либерального строя [32].

В несколько упрощенной форме концепция однополярного мира при полном подчинении всех стран и регионов, в том числе России, продолжает пропагандироваться либеральной прессой в нашей стране. Самым откровенным можно считать статью Л. Г Ио- нина в «Независимой газете» под названием «Прагматизм глобальной идеи». Основной тезис автор вынесен в подзаголовок «против многополюсного мира». Прагматизм автора сконцентрирован в тезисе: «На практике призывы к многополюсности ничего не способны изменить» [33].

Еще больше сходства с позицией Фукуямы можно обнаружить в статье В. Кувалдина, написанной в духе горбачевского «нового мышления». Рассуждения автора воспринимаются как панегирик политике глобализации, проводимой США и транснациональными корпорациями, лишенной глубоких противоречий, благотворной для граждан России и других стран, не входящих в «золотой миллиард». Автор восторгается: «Оставаясь частичками национальных организмов, люди становятся гражданами мира». Содержание статьи «Глобализация — светлое будущее всего человечества? » находится в противоречии с поставленным в конце заголовка вопросительным знаком [34]. Массовые выступления протеста против политики империалистической глобализации (Сиэтл, Прага и др.) остаются Кувалдиным и другими представителями «западничества» в нашей литературе незамеченными.

С одной стороны, противники этой политики подчас приходят к формуле Фукуямы о «конце истории» с противоположных позиций. Так, в призывах ЦК КПРФ к 83-й годовщине Октябрьской революции нашлось место лозунгу: «Глобализация — конец истории!» [35]. Это наглядно свидетельствует, что среди противников политики империалистической глобализации имеются люди, которые пришли к отрицанию глобализации как объективного и в основе прогрессивного процесса, который в современных условиях протекает в антогонистической форме, поскольку используется США и их союзниками в своих интересах. Следует заметить, что на состоявшемся вскоре седьмом съезде КПРФ по данному вопросу была принята вполне разумная резолюция «Об отношении к империалистической глобализации», в которой не нашлось места для утверждений вроде приведенного выше [36].

Концепция Фукуямы подверглась критике и в Америке; выдвижение новой парадигмы мирового конфликта С. Хантингтоном можно рассматривать, как один из ответов на провал легкомысленных представлений о «конце истории». Но, может быть, самое любопытное в том, что Хантингтон, по сути, исходит из той же самой, въевшейся в общественное мнение Америки предпосылки, что и Фукуяма, т. е. признания однополюсного мира и США этим полюсом. Надо искать другой критерий глобальных различий, и Хантингтон задается риторическим вопросом: если не цивилизации, то что? И предлагает спорить с Фукуямой, выдвинув другую равноценную или более убедительную парадигму.

Выше (см. очерк второй) была показана неубедительность основной посылки С. Хантингтона насчет религии как основного критерия различий между большими регионами мира в наши дни. Сейчас пришел черед обратиться к сути его концепции, а именно, что основные противоречия и конфликты («столкновения») глобального масштаба ожидаются в обозримом будущем между цивилизациями.

В основе этого вывода, а тем самым всей концепции (парадигмы) Хантингтона, лежит одностороннее увлечение одной стороной процесса глобального развития: дифференциацией — в ущерб интеграции, регионализацией — в ущерб глобализации. Иначе говоря, этого ученого, блестяще владеющего конкретным материалом, подводит пренебрежение (или незнание, в силу предубеждений в университетской среде в Америке) диалектикой. Он настолько увлекается поисками «разломов», что предсказывает таковой и внутри Соединенных Штатов. Его предупреждение-прогноз «Разрушенная Америка?» основывается на прогнозах демографов, предполагающих, что к середине наступающего столетия большинство населения США окажется «цветным» вследствие роста иммиграции из Латинской Америки и более высокой рождаемости среди афроамериканцев, «латинос» и азиатов, проживающих в США, сравнительно с белыми. При этом не принимается во внимание, что именно во второй половине XX века негры в результате активной борьбы получили равные права, а при приеме на работу пользуются преимуществами, что 80 % афроамериканцев в США метисы, что происходит постепенное выравнивание по образу и уровню жизни, что американская культура вобрала в себя африканские традиции (например, в музыке и танце), что власти США умело проводят иммиграционную политику, а именно: сдерживая приток с Юга и Востока, стимулируют приток квалифицированных работников из Европы и т. д. Внутри США интеграционная тенденция явно преобладает, достаточно вспомнить, что с рабством негров в южных штатах было покончено лишь немногим более ста лет назад, а в администрации нового президента США, республиканца Дж. Буша (младшего) в сфере внешней политики основными фигурами являются представители афро-американцев (Д. Пауэлл, К. Райс).

Не менее односторонен Хантингтон, полагая, что «страны, вроде Советского Союза и Югославии, перекрывающие цивилизационные разломы, тяготеют *

Очерк 5. Социальные противоречия 435

к распаду» [37]. Распад этих стран был обусловлен, и мы на этом останавливались ранее, совершенно 1 иными причинами, в том числе давлением внешних сил. Они воспользовались конфессиональными различиями, в том числе трех частей единого по языку (сербскохорватский) народа в Югославии для развала этой страны. Конфессиональные различия в распаде СССР не играли практически никакой роли. Ныне внутри РФ на Кавказе ваххабизм, как течение 1 внутри ислама, использовался внешними силами для создания террористических банд в Чечне и Дагестане, для развала России, причем встретил сопротивление народов, исповедующих традиционные его течения. Конфессиональные различия на Украине * между православными и униатами, будучи наследием длительного польского владычества, ныне преодолевается не только вследствие общего снижения роли религии в жизни населения, но и роста национального самосознания.

1

Главная же ошибка «парадигмы Хантингтона» — в недооценке интеграционных процессов в глобаль- 1

ном масштабе. В пылу полемики с идеями о «победе коммунизма во всем мире» и «победе либерализма во всем мире» этот автор не замечает, что процесс глобализации именно во второй половине XX века испытал невиданное ускорение, что экономическая интеграция и экологическая опасность определяют дальнейшее движение человечества к единству во всемирном масштабе. Но это единство, во-первых, было и будет «единством в многообразии», во-вторых, не означает отсутствия противоречий между регионами (и нациями — в обоих смыслах этого понятия) и, в-третьих, не означает установления в обозримом

) будущем единого центра управления, появления «всемирного правительства». Если первые два момента были достаточно подробно обсуждены ранее, то третий нуждается в пояснениях.

Если Хантингтон (и многие другие) проявляют односторонность, то еще более односторонней представляется абсолютизация интеграционной тенденции и глобализма как ее воплощения, которая прямиком ведет к предложениям «перепрыгнуть» через ряд этапов развития и уже сегодня создать мировое правительство, которое сможет, мол, осуществить регулирование отношений с внешней средой и одновременно способствовать преодолению «диспаритета» между развитыми и развивающимися странами. Выше мы уже касались этого вопроса в связи с обсуждением концепции устойчивого развития. В задачу этого «мирового правительства» также входило бы разрешение мирным путем всех споров между государствами, всех претензий этнических движений, наконец, соблюдение прав человека во всех странах мира.

Выглядит это все, на первый взгляд, весьма заманчиво и благородно. Но к этого рода мондиалистским проектам в современных условиях вполне оправдано настороженное отношение. К ним необходимо подойти конкретно-исторически, так же, как в свое время к лозунгу Соединенных Штатов Европы. Мы полагаем, что ныне и в ближайшие десятилетия «СШМира» с правительством, которое облечено переданными ему частью полномочий национальными правительствами, либо невозможно, либо реакционно. Невозможно, ибо ни одна из крупнейших держав (США, СССР, Китай, Япония, Германия, Англия,

Франция и т. д.), ни одно из имеющихся региональных экономических или военно-политических объединений (НАТО, ЕС, АСЕАН и т. д.) не захочет передавать всемирному органу своих полномочий. Реакционно, ибо этот орган на деле сегодня был бы подчинен интересам США и использовался ими для установления и закрепления мирового господства.

О том, насколько мир еще далек от создания условий для появления такого органа и, тем более, полновластного «мирового правительства», свидетельствует накопленный опыт деятельности международных организаций, обладающих хотя бы в небольшой мере властными функциями в глобальном масштабе. Это, прежде всего, самая универсальная из них — Организация Объединенных Наций, в которую входят в качестве членов практически все государства (сейчас их более двухсот). Генеральная Ассамблея ООН представляет собою нечто вроде всемирного парламента, решения которого носят рекомендательный характер. Выступления с ее трибуны полезны для формирования мирового общественного мнения, ее резолюции в определенной степени могут влиять на политику правительств, вынужденных иногда с ними считаться. Совет Безопасности с правом вето у пяти великих держав выполняет полезные миротворческие функции в районах локальных конфликтов, предупреждает некоторые из них, позволяет смягчить другие. Но крушение двухполюсного мира привело к явному кризису ООН в целом, Совета Безопасности в частности. США перешли к осуществлению карательных функций (Югославия), не считаясь с органами ООН и резолюциями Совета Безопасности. Реальная роль в экономике и политике на мировой арене принадлежит ежегодным встречам лидеров семи наиболее крупных по экономическому потенциалу держав: США, Канады, Японии и четырех европейских, ныне входящих в ЕС, — Великобритании, Германии, Франции, Италии. Встречи глав этих государств и правительств на высшем уровне («саммиты» 0-7) ближе всех официальных организаций приближаются к прообразу мирового правительства. Согласование интересов «семерки» и выработка единой политики в отношении остального мира, в том числе стран на территории бывшего СССР, — такова суть принимаемых там решений; привлечение в качестве младшего партнера на эти саммиты России при обсуждении некоторых вопросов не меняет сути дела. Но это как раз и означает усиление сильных в их борьбе за удержание в кабале слабых, т. е. реакционность их роли в международных отношениях.

Что касается идеологов мондиализма, то они выполняют явно реакционную роль в сфере идеологии. Известные уже нам теории космополитического характера насчет «устарелости» понятия нации могут служить наглядной иллюстрацией связи мондиализма с национальным нигилизмом. Такое течение мысли, как постмодернизм с его презрением к национальным корням в психологии, искусстве и т д., является по сути своей глубоко индивидуалистическим и космополитическим. Наши отечественные сторонники постмодернизма по сути повторяют рассуждения родоначальников этого течения. В «эпоху постмодерна» происходит глобализация всех процессов общественной жизни, поэтому, мол, понятие нации (как этнической общности, так и нации-государства), якобы, теряет свое значение. Таков практический вывод для поведения индивида из «нулевого варианта», предложенного Тишковым. С ним полностью солидаризуется Здравомыслов, как в рецензии на книгу последнего, так и в развиваемой собственной «релятивистской теории нации». Под предлогом борьбы с национализмом Здравомыслов выступает как идеолог подчинения национальных интересов тенденции глобализации общественной жизни: « Чем меньше делается упор на национальную обособленность или особенность, тем полнее включение в глобальные процессы и тем больше выигрыш для конкретной нации» [38]. Поскольку же в современных условиях глобализация приняла форму подчинения мировой экономики и политики интересам CUTA и блока НАТО, то вывод автора прозрачно ориентирован на соблюдение интересов этих сил и против интересов тех, кто сопротивляется их экспансии, в том числе в России.

Но если взглянуть на проблемы, порожденные глобализацией, не с позиций субъективизма, переносящего противоречия в сферу сознания, а с позиций материализма, исходящего из наличия экономических противоречий между нациями-государствами, а также между регионами, и их концентрированного выражения в политике, выводы будут совершенно иными. В глобальном масштабе это противоречия между основными центрами силы. После крушения двухполюсного мира происходит становление новой многополюсной системы. Сегодня США, используя блок НАТО, претендуют на мировое господство, но набирают силу Китай и Европейский Союз. Последний пока что вынужден политически следовать за США, в том числе в актах агрессии, но в экономическом могуществе ЕС уже сравнялся с США, и европейская валюта (евро) уже вступает в соревнование с долларом за господство на мировых финансовых рынках. Темпы роста китайской экономики таковы, что к середине XXI века Китай выйдет на первое место в мире. Продолжает играть самостоятельную роль Япония; Индия и АСЕАН набирают силу. Наконец, попытки списать Россию в разряд второстепенных держав провалятся не только потому, что сохраняется российская ядерная мощь, но и потому, что назрела смена социально-экономического курса, которая позволит восстановить в краткие сроки народное хозяйство и задействовать в полную силу колоссальный потенциал России — как несметные естественные богатства, так и сохранившийся интеллектуальной потенциал.

Человечество вступает в XXI век в состоянии обострившихся после крушения установившегося после второй мировой войны мироустройства противоречий, которые будут разрешаться различными средствами, причем опасность применения ракетного, ядерного, нейтронного и многих новых видов разрушительного вооружения, к сожалению, полностью исключить пока невозможно. Отсюда необходимость сохранения ядерного щита России при любых вариантах реформы Вооруженных сил страны. Смена социально-экономического курса, унаследованного Путиным и подвластным ему правительством Касьянова от предшестующего десятилетия, уводящего государственные органы от регулирования экономики, что необходимо для скорейшего развития современ ных производительных сил, находится в противоречии с проводимой весьма последовательно президентом политикой укрепления Российской Федерации и внешнеполитических позиций российского государства. Нам представляется, что жизнь рано или поздно заставит руководство страны преодолеть несоответствие двух сторон его политики во имя скорейшего возрождения России как великой державы, которая сумеет достойно вписаться в объективный процесс глобализации в качестве одного из основных субъектов, движущих сил этого процесса.