Придание рынку ключевой роли в информационной сфере привело к тому, что информация и информационные технологии создаются для тех, кто может за них заплатить. Конечно, это не значит, что информация превратилась в нечто недоступное широкой публике.
Все члены общества могут, конечно, пользоваться такими информационными продуктами и услугами, как телевидение, радио и пресса. Поскольку рынок открыт для всех потребите- 196 лей, большая часть того, что на нем представлено, в принципе доступно каждому, у кого есть средства заплатить за это. Дело, однако, в том, что рынок как механизм распределения чутко реагирует на различие в доходах и благосостоянии покупателей. Другими словами, классовое неравенство, или — шире, любая имущественная иерархия в обществе, в «информационную эпоху» превращается в важный фактор. В обществе, которое Винсент Моско (Mosco, 1989) назвал «обществом плати-за-все», на первый план выходит платежеспособность как фактор, определяющий создание и доступ к информации. Проще говоря, чем выше положение человека в социальной иерархии, тем богаче и разнообразнее информация, к которой он получает доступ. Чем ниже стоит человек на социальной лестнице, тем ниже качество информации, которую он может получить. Герберт Шиллер (Schiller, 1983а), поддерживая высказанную точку зрения, указывает на трех «главных исполнителей информационной революции», выстраивая их в зависимости от способности создавать и распространять наиболее современные и дорогие результаты использования информационных технологий: военно- промышленный комплекс, крупные частные корпорации и правительство. В этом Шиллера поддерживают и консультанты бизнеса, которые, анализируя европейский рынок информационных технологий, приходят к выводу, что примерно две трети его оборота — это деньги корпораций и правительственных агентств, тогда как на долю «простых людей» (т.е. всех, кто не попал в предшествующие две категории) приходится одна треть. Таким образом, плодами самых изысканных технологий пользуется империя Форда и ВВС, а на долю населения остаются «объедки»: в основном телевидение и игровые приставки к нему. Ведущая роль критерия платежеспособности, тесно связанного с классовой принадлежностью, приводит Герберта Шиллера к идее, которую можно было бы назвать информационной стратификацией общества. Шиллер пишет об «информационных богачах» и «информационных бедняках», имея в виду как отдельные группы в обществе, так и целые страны. доступ к информации становится функцией имущественного состояния и дохода. Широкие слои общества и само государство постепенно утрачивают этот доступ... В обществе усиливается дифференциация по признаку информационного «иметь» и «не иметь», превращая тех, кто не имеет, а их в информационную эпоху подавляющее большинство, в существа еще более зависи мые от немногочисленных генераторов, обработчиков и передатчиков информации. (Schiller, 1983b, с. 88) Проиллюстрировать это утверждение довольно легко. В таких, например, странах, как Великобритания или Соединенные Штаты, для основной части населения информационная революция означает, что телевидения стало еще больше. Как уже отмечалось, все основные новшества, связанные с этой «революцией», по существу, только технические усовершенствования телевизионного приемника (кабельное телевидение, домашний компьютер, видеомагнитофон, Интернет), причем и само содержание, передаваемое с помощью этих усовершенствованных устройств, нам хорошо знакомо: это развлечения. И причины этого хорошо понятны. Они в том колоссальном успехе, которым уже много лет пользуется телевидение: с его появлением домохозяйства насыщаются бытовой электроникой, это замечательное средство распространения рекламы, и, наконец, производимый таким образом продукт относительно дешев и привлекателен для потребителя. Поэтому нет ничего удивительного, что поставщики информации крепко держатся за инструмент, который уже доказал свою надежность. Кроме того, нужно иметь в виду, что у такой продукции должен быть массовый потребитель, так как каждое отдельное домохозяйство дает информационной индустрии сравнительно небольшой доход. Учитывая это, работа на рынке, где покупателями выступают домохозяйства, имеет смысл только в том случае, если предлагается продукт массового спроса: только сбив отдельные домохозяйства в стадо «широкой публики», можно сделать их привлекательными для капиталовложений. Но сформировав сегмент рынка под названием «широкая публика», на нем можно предлагать массу однородных товаров: все тот же монитор и колоссальное количество электронных игр, ток-шоу, «мыльные оперы», фильмы и, конечно, спорт. Как оказалось, «широкая публика» не любит платить за то, что ей показывают, поэтому программы субсидирует спонсоры или рекламодатели. И вновь, за редкими исключениями, те, кто размещает рекламу на телевидении, заинтересованы в том, чтобы ее увидели как можно больше людей, и они подталкивают каналы показывать «побольше того же самого», чтобы собрать у телевизоров многомиллионную аудиторию. «Наименьшим общим делителем» для всех программ становится развлечение, и любые попытки как-то разнообразить и усложнить содержание программ для домохозяйств обречены на провал. То же самое относится к кабельному и спутниковому телевидению. Хотя масса всего было написано о том, что когда-то появится телевидение, которое будет эффективно удовлетворять различные потребности, что будет 30 каналов, по которым театралы смогут увидеть спектакли, что появится балет — для балетоманов, новости и комментарии — для людей, увлеченных политикой, образовательные передачи — для тех, кто хотел бы чему-то научиться, действительность показывает, что прав был Брюс Спрингстин: «57 каналов — и полная пустота». Большей частью каналы кабельного телевидения предлагают те же развлекательные программы: спорт, «мягкая» порнография, боевики, рок-музыка и кино. Специализированные каналы, о которых мечтали футурологи в начале 1980-х годов, появившись, тут же исчезли, потому что платить за их просмотр могла только горстка людей, а для остальных это было слишком дорогое удовольствие, да средств тех зрителей, которых удалось собрать у экрана, было недостаточно для содержания специализированных каналов.
Те каналы, которые выжили, занялись разработкой золотой жилы развлечений; они удержались благодаря скромной стоимости подписки и доходов от рекламы, обеспеченных большой аудиторией. Неужели кто-нибудь серьезно верит после этого, что информационная среда в Европе станет существенно лучше после появления спутникового Sky Television Руперта Мэрдока? Приведенные данные показывают, что «широкая публика» состоит из «информационных бедняков», которых нужно «сбить в кучу» массовой аудитории, чтобы ее покупательная способность оказалась достаточной для того, чтобы предлагать ей какой-то информационный продукт. Нужно добавить, что развитие рынка кабельного телевидения оказало заметное влияние и на общественное телевидение. Я буду это обсуждать в главе 7, а здесь только отмечу, что страсть операторов сетей кабельного телевидения к работе с массовой аудиторией привела к существенным осложнениям для таких телевизионных каналов, как ВВС. Если на «бесплатном» канале эфирного телевидения появляется программа, которая привлекает несколько миллионов, то операторы кабельного телевидения сразу же пытаются запустить ее аналог, но уже, конечно, за деньги. В Великобритании это относится прежде всего к спорту. С 1990 г. все футбольные матчи первой лиги и международные игры с участием Англии закупаются для показа по каналу Sky Television, то же относится к показу таких спортивных событий, как розыгрыш первенства по гольфу (Ryder Сир) и боксерские матчи на первенство мира. Соль здесь в том, что зрелища, которые в прошлом можно было увидеть бесплатно, доступны те перь только абонентам канала, причем готовым дополнительно оплачивать специальные программы. Я не считаю, что переход к платному телевидению превращает людей в «информационных бедняков». Едва ли стоит спорить с тем, что, подписавшись на кабельный канал, человек получает более широкий доступ к информации. Тем не менее этот переход действительно ухудшает положение тех, кто и так чувствуют себя ущемленными в отношении доступа к информации. Он действительно сокращает разнообразие программ, которые были доступны на каналах общественного телевидения. И вот в чем парадокс: этот переход не приводит к увеличению выбора для тех, кто пользуется кабельным телевидением. Во-первых, за расширение такого выбора нужно платить, и многим потенциальным зрителям это просто не по карману, а, во-вторых, программы кабельного телевидения настолько убоги (спорт, кинофильмы и прочие развлечения), что сокращается даже тот выбор, который был у зрителей общественного телевидения, в Великобритании оно было все же довольно разнообразным. Процесс, сходный с углублением различий в информационном обеспечении групп населения с неодинаковыми доходами, происходит и в отношении государств. Здесь неравенство ощущается очень остро. Промышленно развитые государства, в которых сосредоточена основная часть мирового богатства, получают и основные преимущества от информационной революции. В то же время бедные государства, в которых проживает большая часть населения земного шара, получая «объедки со стола» государств «первого мира» (например, в виде старых голливудских сериалов), попадают в зависимость от передовых государств. Страны третьего мира довольствуются тем, что даст им мир первый (например, продукцию агентств новостей или западные шоу, которые разрушают традиционную культуры и верования), и по мере того как монополии внедряют все более совершенные информационные технологии — в частности, спутники, которые из космоса следят за происходящим в бедных странах (например, за выращенным там урожаем, залежами полезных ископаемых, косяками рыбы), а то и просто шпионят за ними, — эти страны оказываются во все худшем положении. Шиллер утверждает, что информационная революция родом из классового общества, на ней лежит печать неравенства, и она только обостряет это неравенство. То, что называют информационной пропастью, имеет тенденцию становиться только глубже: более образованные и состоятельные люди получают дополнительные преимущества в виде доступа к развитым информационным ресурсам (например, к функционирующим в режиме он-лайн базам данных и совершенным коммуникационным системам), а тех, кто находится на нижних ступенях социальной лестницы, постепенно погребает под собой «информационный мусор», как его называет Шиллер. Этот мусор развлекает, отвлекает, содержит массу сплетен и очень мало ценной информации. Как замечает Шиллер, большее количество информации не обогащает человеческую жизнь. Напротив, когда предоставление и доступ к информации становятся платными, большинство получает массовую информацию — то, что легко произвести, легко воспринять и что манит своей поверхностностью. Только тогда, когда аудитория сбита в стадо, предоставление информации становится выгодным. Программа, которая передается в 2 часа пополудни едва ли соберет массовую аудиторию. Тем не менее рыночные критерии работают и в этом случае: в такое время неизменно идут наиболее дешевые программы или повторные показы старых программ. Анализируя поток информации, которая в последние десятилетия предлагалась «широкой публике» — от криминального чтива, которое теперь можно купить даже в съестных лавках, бесплатных газет, которые доставляют в каждую квартиру, моря «почтового сора», круглосуточных программ телевидения до пунктов проката видеофильмов, появившихся на каждой улице в центре города, — известный журналист Карл Бернстейн (Bernstein, 1992) приходит к выводу, что «среднего американца заваливают мусором». Его энергично поддерживает Герберт Шиллер (Schiller, 1987), который пишет, что «мы видим и слышим все больше и больше о все менее и менее существенных вещах. Утром это телевизионные “новости” — полтора часа бессмысленной болтовни ни о чем, якобы рассказ о текущих событиях». «Информационная революция» кормит «информационных бедняков» похлебкой из скандалов в королевской семье, дает им ежедневно возможность смотреть «мыльную оперу», участвовать в обсуждении сексуальных похождений спортсменов и при этом крайне редко рассказывает беднякам о состоянии общества, в котором они живут, о других культурах, об их собственном положении и о его причинах.