Гипотеза Руссо о происхождении неравенства

Уже в первой дижонской диссертации, поставившей упадок нравственности и доблести в зависимость от успеха наук и искусства. Руссо разъяснял, что науки и искусства могли сыграть эту роль только потому, что они возникли в государствах с дурным общественным строем; этот строй основан на неравенстве, на противоположности роскоши и нищеты.
«Редко бывает,— писал Руссо,— чтобы роскоши не сопутствовали науки и искусства, последние же никогда не обходятся без нее» (46, /, 27).

Во второй диссертации, написанной па тему, также предложенную Дижонской академией, Руссо идет еще дальше. В этом трактате исследуется уже вопрос о происхождении самого неравенства между людьми и о важнейших социальных последствиях, происшедших с возникновения этого неравенства. «Нам предстоит указать,— пояснял Руссо, — тот момент в движении событий, когда право сменилось насилием и природа оказалась подчиненной закону, и объяснить, какое сцепление чудес привело к тому, что сильный согласился служить слабому, а народы — купить воображаемое спокойствие ценой действительного счастья» (там же, 240—241).

Для ответа на этот вопрос Руссо вводит понятие о первоначальном «естественном состоянии», из которого вышло человечество, перейдя в состояние цивилизации. Понятие это не есть понятие, почерпнутое из реальной истории человеческого общества. Руссо далек от мысли доказывать, будто изображаемое им в его трактате «естественное состояние» есть действительный фазис в развитии человеческого общества. Скорее это — чисто гипотетическое построение. Оно выявляет меру отклонения и извращения, в какое, по мнению Руссо, впало и в котором пребывает современное общество, оно — эталон его испорченности. «На выводы тех исследований, к которым может дать повод наш предмет,— поясняет Руссо, — следует смотреть не как на исторические истины, а лишь как на гипотезы, более способные пролить некоторый свет на природу явлений, чем установить истинное их происхождение...» (там же, 242).

Руссо не был изобретателем фикции «естественного состояния», предназначенной для выяснения характера современных общественных отношений. Гипотезу «естественного состояния» (status naturalis), за которым последовало, контрастируя с ним, «гражданское состояние» (status civilis), развивали в XVII в. Томас Гоббс и вслед за ним Спиноза. Однако имеется важная черта, которой гипотеза Руссо отличается от, казалось бы, сходных с ней построений его предшественников. Согласно взгляду Гоб- бса, повторенному Спинозой, в «естественном состоянии» человек не добр, больше похож на волка, чем на человека. Общество в «естественном состоянии» — общество, где царит «война всех против всех», где право сводится к силе и где естественное стремление каждого к самосохранению обращается против интересов других.

Исходная точка зрения Руссо совершенно иная. Человек, или дикарь, каким его представляет себе Руссо, в «естественном состоянии» не был ни зол, ни добр, не имел ни пороков, ни доблестей. Он не был злым именно потому, что он не знал, что значит быть добрым. Если он не мог еще пользоваться разумом, то эта же неспособность не давала ему возможности злоупотреблять своими способностями. Не развитие знаний, не узда закона, а спокойствие страстей и неведение порока мешают людям в «естественном состоянии» делать зло (46. 1. 276). В человеке Гоббс не заметил способности к состраданию (la pitie) — расположения, которое призвано смягчать резкие проявления самолюбия или предшествующего самолюбию стремления к самосохранению. Даже глубокое падение современных нравов еще не уничтожило силу естествен- його сострадания. И «естественном состоянии» человек слепо отдается природному порыву человеколюбия. В этом состоянии сострадание .заменяет законы, нравственность, доблесть, никто не пытается ослушаться его нежных призывов. Напротив, разум, развившийся по выходе из «естественного состояния», рождает самолюбие, мышление укрепляет его, философия же окончательно и совершенно изолирует человека. Руководясь ее внушениями, человек при виде страданий другого говорит себе втайне: «Погибай, если хочешь, лишь бы я чувствовал себя в безопасности» (там же. 280).

В «естественном состоянии», как его рисует Руссо, не было ни воспитания, ни прогресса, так как не было никакой преемственности и никакого наследования изобретений: вместе с изобретателем погибало и его искусство. Человеческий род был уже древен, но человек продолжал оставаться ребенком.

Но в этом примитивном обществе, утверждает Руссо, неравенство, не только социальное, но даже природное неравенство здоровья, силы, ума и т. д.. было еще не развито. а влияние его не могло быть сильным. И — прежде всего — пока длилось «естественное состояние», не могло возникнуть угнетения: человек еще мог захватить плоды другого, завладеть его дичью, его пещерой и т. д.. но каким образом, спрашивает Руссо, мог он заставить повиноваться себе? Никакие узы не могли связать людей, которые ничем не владели. «Найдется ли человек, — восклицает Руссо,— настолько превосходящий меня силой и, сверх того, настолько развращенный, ленивый и жестокий, чтобы заставить меня добывать ему пищу, пока он будет оставаться в праздности?» Поэтому в «естественном состоянии» «всякий свободен от ярма, и право сильного ни в чем не найдет себе опоры» (там же 289; 290).

Цель приведенной характеристики «естественного состояния» очевидна. Она должна доказать, что в «естественном состоянии» неравенство было едва заметно, а его влияние могло быть только ничтожным. Но именно потому, что в «естественном состоянии» общественные добродетели и способность к совершенствованию сами по себе не могли развиваться и нуждались для этого в содействии многих факторов, Руссо — во второй части трактата о происхождении неравенства — переходит к новой задаче. Здесь он намерен дать обзор различных случайностей, которые сыграли для человечества противоречивую роль: они однов- рсмеїшо способствовали и совершенствованию человеческого разума, и вырождению человечества (en deteriorant I'cspece). Сделав человека существом общежительным, случайности эти могли сделать его злым существом.

Руссо предупреждает читателя, что и здесь (как и при изображении самого «естественного состояния») выход человечества из такого состояния будет изображен не как- реальный исторический процесс в его последовательных фазисах. Скорее Руссо хочет изобразить связь между некоторыми важными признаками культуры и обусловленными ими противоречиями современной общественной жизни.

У7

4 13. Ф. Асмус

Огромную роль в появлении этих противоречий сыграло. ио Руссо, возникновение земельной собственности. Истинным основателем гражданского общества был, утверждает Руссо, тот. кто «первый... напал на мысль, огородив участок земли, сказать: «Это — мое» — и кто нашел людей достаточно простодушных, чтобы этому поверить». Введение собственности было одновременно введением в человеческое общество неизвестных ему дотоле насилий, взаимного истребления, антагонизма. «От скольких преступлений,— восклицает Руссо,— войн и убийств, от скольких бедствий и ужасов избавил бы род человеческий тот, кто, выдернув колья и засыпав ров. крикнул бы своим ближним: «Не слушайте лучше этого обманщика, вы погибли, «тли способны забыть, что плоды земные принадлежат всем, а земля — никому!» (там же. 291, 292). Но это избавление не последовало. Руссо понимает всю неизбежность происшедшего. Задолго до нарисованной Руссо воображаемой сцены отгораживания в собственность участка земли идея собственности, полагает он. уже исподволь созревала. Чтобы однажды сформулировать ее. «нужно было далеко уйти по пути прогресса, приобрести множество технических навыков и знании, передавать и умножать их из века в век...». Изменение характера общественной жизни и общественных отношений происходило, как думает Руссо, в результате последовательного ряда переворотов в технике. изобретения орудий труда. Чем больше просвещался человеческий ум. тем больше развивалась промышленность. Люди не располагались уже на ночлег под первым попавшимся деревом и не прятались в пещерах. С помощью твердых и острых камней они рубили деревья, копали землю и строили из древесины ветвей хижины, которые научились впоследствии обмазывать глиной или грязью. По мысли Руссо, «это была эпоха первого переворота».

Переворот заключался не только в технических изобретениях, он сказался и на отношениях между людьми: ?Образовались и обособились семьи; появились зачатки собственности, а вместе с этим уже возникли, быть может, столкновения и раздоры» (46, 1, 293, 298). И все же на этой стадии развития люди были еще счастливыми: пока они выполняли лишь такие работы, которые были под силу одному, и разрабатывали лишь такие искусства, которые не требовали сотрудничества многих людей; они жили свободными, здоровыми, добрыми, насколько могли быть такими по своей природе, продолжали наслаждаться всей прелестью независимых отношений. Но с того времени, как человек стал нуждаться в помощи другого и когда люди заметили, что одному выгодно иметь запас нищи, достаточный для двух, «равенство исчезло, возникла собственность, стал неизбежен труд, и обширные леса превратились в веселые нивы, которые нужно было поливать человеческим потом и на которых скоро взошли и расцвели вместе с посевами рабство и ни ще га».

В этих своих рассуждениях Руссо обнаруживает удивительную способность к раскрытию действующих в развитии общества противоречий. Он показывает, что технические открытия и изобретения, внесшие в развитие культуры величайший прогресс, привели в то же время к возникновению бедственных для людей последствий, к столкновению противоположных интересов.

Величайшим по значению переворотом Руссо считает изобретение обработки металлов и развитие земледелия. В глазах поэта — золото и серебро, но в глазах философа — железо и хлеб цивилизовали людей и погубили род человеческий (см. там же, 305).

За первыми попытками обработки земель неизбежно последовал их раздел, а за признанием собственности — первые правила справедливости. При этом сама идея собственности могла явиться, по Руссо, только в результате отношений между людьми, возникавших в деятельности производства. «Нельзя представить себе идею собственности,— говорит Руссо,— возникшей вне круга тех отношений, которые создаются промышленностью, ибо нельзя указать, на чем мог основываться человек, присваивая себе вещи, «не им сделанные, как не па затраченном им труде». Если бы люди обладали одинаковыми дарованиями и если бы, например, потребление железа всегда строго соответствовало потреблению хлеба, то первоначальное ра- венство моклу людьми могло бы сохраниться. Но равномерность не была ничем поддерживаема и потому вскоре оказалась нарушенной. В результате природное неравенство — сил. способностей, дарований — возрастало параллельно возникавшему неравенству в общественных условиях жизни. Благодаря различию внешних обстоятельств различия между людьми стали более ощутимыми, сильнее сказывались в последствиях и со временем начали влиять на судьбу отдельных лиц (см. там же, 308; 309).

Происшедшее таким образом общество стало ареной ожесточеннейшей борьбы. Социологи XVII в. изображали жизнь человечества в «естественном состоянии» как «войну всех против всех», бедствия и опасности которой делают необходимым спасительный переход из состояния «естественного» в «гражданское». Вразрез с их теориями Руссо доказывает, что именно после того, как человечество покинуло «естественное состояние», оно вступило в полосу кровавой борьбы, антагонизмов и войн. Бедствиями и страданиями масс своекорыстно воспользовались богатые. Они выработали план государственного устройства общества. они предложили людям составить союз, признать над собой верховную власть, которая, управляя обществом на основании установленных ими законов, должна была бы якобы оказывать защиту всем его членам и отражать его врагов.

Уловка богатых имела успех. «Все устремились навстречу своим цепям, думая упрочить свою свободу».

Так возникло наше современное общество и законы. Однажды явившись, они «еще более увеличили силу богатых. безвозвратно уничтожили свободу, навсегда упрочили собственность и неравенство, превратили ловкий захват в незыблемое право и обрекли — к выгоде нескольких честолюбцев — весь род человеческий па труд, нищету п рабство» (46, /. 315; 310). По мере того как порабощение людей усиливалось, правители и служившие им политики придумали множество софизмов, узаконявших водворившееся среди людей неравенство и подчинение бедных богатым. Дошли даже до утверждения, будто людям свойственно но природе стремление к рабству. Всем этим софизмам Руссо противопоставляет свої! — противоположный — принцип государственного права. Согласно этому принципу, народы поставили над собой правителей «для защиты своей свободы, а не для установления своего рабства». Учиться любви к свободе надо не у современного человека, порабощенного культурой, а у дикаря, еще не вышедшего из естественного состояния. Люди сознают цену свободы и добродетели только до тех пор, пока ими обладают; потеряв их, они теряют и вкус к ним. Судить о том, склонен ли ОТ природы человек к рабству или к свободе, следует не на основании глубокого падения порабощенных народов, а «на основании тех чудес, которые совершают все свободные народы, чтобы обеспечить себя от угнетения)» (там же, 321; 322).

Итак, неравенство, раз возникнув, преобразовало жизнь общества в направлении, которое сделало возможным и даже необходимым возникновение государства и государственной власти.

Развитие зто не было плавным и представляло, согласно Руссо, ряд переворотов. Начальным пунктом этого процесса было возникновение законов и права собственности, вторым — установление «магистратуры», т. е. власти, а третьим и последним — изменение правомерной власти во власть, основанную на произволе. Первая эпоха узаконила различие между богатым и бедным, вторая — различие между сильным и слабым и третья — различие между господином и рабом (см. там же, 332-333),

В учении Руссо о роли неравенства в развитии общественной жизни звучит не только голос демократа, ненавидящего угнетающий его порядок, власть богатых и знатных. Учение это пронизано глубокой мыслью об исторической необходимости противоречий, возникающих в общественном процессе. Руссо не только проклинает неравенство — с точки зрения угнетенного им большинства. Он ясно видит, что само возникновение ненавистного ему неравенства было совершенно необходимым историческим условием жизни общества. В жизни общества противоречия, конфликты — не случайность, не непонятная «неприятность». Противоречия — необходимое условие самого существования общества. Пусть в основе общественных учреждений лежат пороки общественной жизни, но эти пороки так же необходимы, как и их следствия. Руссо не только проклинает противоречия современной цивилизации. Он пытается понять и разъяснить способ и неизбежность их проявления. Его трактат о неравенстве — произведение не только моралиста, но и проницательного социолога. Не зная еще истинных движущих сил исторического процесса, он уже видит, что формой их обнаружения являются действующие в обществе виды неравенства, разл if чия, конфликты. Различий этих множество. Главными из них Руссо считает различия в богатстве, знатности, общественном положении и личном достоинстве. Так как люди сравнивают себя друг с другом на основании именно этих различий, то. по мнению Руссо, согласие или борьба между этими различными силами — самый надежный показатель хорошего или дурного государственного устройства. Все виды неравенства, согласно взгляду Руссо, «сводятся, в конце концов, к богатству».

Заканчивается трактат о неравенстве изображением процесса, который привел к возникновению абсолютной монархической власти и к се вырождению в угнетающий общество деспотизм. Если бы обстоятельства позволили автору, поясняет Руссо, изобразить этот процесс во всех его деталях, то перед читателем открылась бы внушительная картина изменений, какие вносили в общественную жизнь рождавшиеся в обществе противоречия. «Мы увидели бы,— говорит Руссо,— народ, угнетаемый внутри государства действием тех самых мер предосторожности, которые принимал он против того, что угрожало ему извне; мы увидели бы, как растет угнетение и угнетенные не знают, где его границы и какими правомерными средствами они располагают, чтобы остановить его развитие; мы увидели бы, как умирают мало-помалу гражданские права, национальные вольности и как протесты слабых начинают с читаться мятежным ропотом... увидели бы, как защитники родины становятся рано или поздно ее врагами, всегда готовыми обратить свое оружие против своих же сограждан» (там же, 335—337).

Развитие этого процесса пролагаст путь деспотизму. который начинает попирать законы, подавляет народ и прочно водворяется на развалинах республики. В конце смут и бедствий, подготовляющих этот переход, все поглощается чудовищем самовластия, и у народов нет больше ни правителей, ни законов — есть только тираны. Всюду, где водворяется деспотизм, ои не терпит наряду с собой никакого другого властителя. С этого в ре мен и уже не может быть речи о нравственности и добродетели, голос совести и долга должен умолкнуть перед лицом тирана, и рабам остается только одна добродетель — добродетель слепого повиновения (см. 46, /, 338 - 339).

Рассматривая весь этот круг развития, Руссо обращает внимание на одну его важную особенность. Развитие протекает в трех фазисах. Первый из них — естественное равен- сіво. Втором фазис — противоположность первого — господство неравенства. Третий фазис — противоположность второго. Это вновь водворение равенства — взамен неравенства, характеризующего второй фазис. Но это возвращение к равенству не есть простое повторение уже пройденного и давным-давно оставленного «естественного состояния». Это, полагает Руссо, последний предел неравенства, крайняя точка, замыкающая круг и соприкасающаяся с нашей исходной точкой. Здесь все люди снова становятся равными, так как все они ничего собой не представляют, понятие о добре и принципы справедливости снова исчезают. «Здесь возникает,— говорит Руссо,— новое естествсн- рое состояние, отличающееся от того, с которого мы начали, тем, что то было состояние чисто естественное (курсив мой.— В. А.), тогда как это последнее является плодом крайнего упадка» (там же, 339).

О каком реальном историческом процессе говорит Руссо. изображая тройственный цикл развития? Формально он, по-видимому, указывает на ход событий, который сначала привел к образованию возникшей из «естественного состояния» Римской республики, а затем к ее гибели и к возникновению тирании цезарей и императоров. Однако для Руссо цикл развития римской истории только аналогия и только пример. Руссо не мог во весь голос обличать упадок французского общества и государства при деспотическом правлении последних королей — Людовика XIV и Людовика XV и начавшего править во время Руссо Людовика XVI. В сдержанной страстности и в негодовании, которыми дышит его изображение «третьего» фазиса — равенства перед деспотизмом, пришедшего на смену неравенству цивилизованного состояния, мы слышим и узнаем интонации современника, говорящего о современности. в

Вместе с тем эта характеристика общественных зол и противоречий современной жизни вводится у Руссо в своеобразный ритм диалектического развития. За несколько десятилетий до рождения Гегеля Руссо обнаружил в ходе исторической жизни общества диалектический характер его движения. «...Взгляд Руссо на историю: первоначальное равенство — порча, вызванная неравенством,— установление равенства на более высокой ступени — есть,— писал Ф. Энгельс,— отрицание отрицания» (1, 20. 641). Руссо показал, что смена первоначального равенства последующим неравенством была заменой исход- ного состояния состоянием, ому противоположным. Полос того. Руссо показал, что возникновение неравенства представляло одновременно и явление прогресса в развитии общества, и явление регресса. Это был прогресс, так как причиной неравенства была, по мысли Руссо, способность к совершенствованию. И это был регресс, так как то, что выигрывал вследствие развития неравенства род. т. е. человеческое общество в целом, проигрывал индивид. Так, признание народами княжеской власти имело целью охрану свободы, а не ее уничтожение. Однако князья, поставленные народом для охраны свободы, неизбежно становятся из охранителей народов их угнетателями. В свою очередь насилие, на котором держится княжеская деспотическая власть, делает князей уязвимыми. Как только появляется превосходящая их сила, они оказываются свергнутыми, и притом без возможности апелляции: «Деспот остается властителем лишь до тех нор, пока остается наиболее сильным, и, когда другим удается отпять у него власть, ему не приходится жаловаться на насилие». И в другом месте: «Все совершается, следовательно, сообразно естественному порядку (selon 1'ordre nalurcl)» (4G, 1, 339).

Мысли Руссо о возвращении к равенству после преодоления обусловленного культурой неравенства не получили сколько-нибудь четкого развития. Руссо не идет дальше намеков на то. что строй, основанный на насилии и неравенстве, от насилия же и погибнет. В схеме развития — равенство — неравенство — равенство — последний член триады не ясен. Иногда, как в рассмотренном ужо примере с древним цезариапским Римом, третий член триады соответствует периоду упадка, регресса, наступающему после расцвета культуры с характерным для нес неравенством. Иногда можно думать, что в возврате к равенству Руссо видел начало нового цикла и новой «естественной» стадии развития общества. Но если таким образом мыслившееся у Руссо отношение между вторым и третьим фазисом развития общества представлялось крайне неясно, то зато отношение между первым и вторым — между «первобытным», «естественным» и «общественным» состоянием — он характеризует очень ярко. Характеристика эта выливается в антителу, в глубокую противоположность между «дикарем» и «общежительным», или «цивилизованным», человеком. Рисуя эту антитезу, Руссо не скрывает, что все симпатии его — на стороне «дикаря». «Дикарь» помышляет «только о спокойствии и свободе», он «живет в себе самом». Напротив, человек «общежительный» (ГЬоппнс sociable) всегда пне самого себя; он может жить лишь во мнении других, и, если можно так сказать, только из их суждения он извлекает ощущение собственного существования. Благодаря такому свойству его духа в «общежительном» человеке развивается глубокое равнодушие к добру и злу. все становится деланным и притворным — и честь, и дружба, и добродетель, а часто и самые пороки, которые люди научились выдавать за особые достоинства. В «общественном состоянии», несмотря на всю нашу философию, на гуманность и воспитанность, па высокие принципы, мы имеем одну только обманчивую и пустую внешность, честь без добродетели, разум без мудрости и наслаждение бо:* счастья. Наоборот, «не таково первобытное состояние человека... только общество и порождаемое им неравенство так изменили и извратили все наши естественные склонности» (там же, 341—342).

Заканчивается трактат о происхождении неравенства ссылкой па безусловный и непререкаемый авторитет «естественного .права». Как бы ни определялось это право, оно, заключает Руссо, «не может допустить, чтобы дитя властвовало над старцем, чтобы глупец руководил мудрецом и чтобы горсть людей утопала в роскоши, тогда как огромное большинство народа іГуждается в самом необходимом» (там же. 343). Действие трактата о происхождении неравенства было чрезвычайно сильно. Антитеза естественного и общественного состояния, дикарства и культуры содержала в себе не только оценку обоих состояний, превознесение «природы» за счет «культуры». В оценке этой современники видели призыв к практическому рЛпению. Многие поняли основную мысль трактата как прямое приглашение оставить порочную цивилизацию и вернуться к невинной и блаженной первобытности. Так понял мысль Руссо Вольтер, и эта мысль вызыпала в ном насмешки и протест. В ответе Руссо, который послал ему свой трактат, Вольтер писал: «Н получил Вашу новую книгу, направленную против человеческого рода, и благодарю Вас за нее. Более сильными красками нельзя изобразить чудовищность человеческого общества, от которого мы в своем неведении ожидали так много хорошего. Никогда еще но было потрачено столько ума, чтобы убедить нас стать снова зверями; когда читаешь Вашу книгу, хочется опять ходить на четвереньках».

Насмехаясь над Руссо, Вольтер был не прав. Он утриро пал мысль Руссо, с тем чтобы стала явной заключающаяся в ней бессмыслица. Но он не заметил, что сам Руссо, несмотря на все свое увлечение, не шел так далеко. В письме к польскому королю Станиславу Руссо разъяснял, что возвращение к исходному этапу «естественного состояния» неосуществимо. История необратима. Если бы даже человечество могло вернуться вспять, до уровня дикари, оно вернулось бы к беспомощности, но не стало бы от этого с част л и все.

Не менее сильным было впечатление, произведенное учением Руссо о возникновении собстве)іности. Сам Руссо вовсе не был безусловным врагом института собственности. Спустя несколько месяцев после того, как он написал знаменитое начало второй части трактата о происхождении неравенства, где изображались губительные следствия огораживания земельных участков, он разъяснял в статье «О политической экономии», что собственность есть залог взаимных гражданских обязательств и основа общественного договора. Первое условие этого договора — обеспечение спокойного пользования тем, что принадлежит каждому. Поэтому право собственности, говорит Руссо, «самое священное из всех гражданских прав и в некоторых отношениях более значительное, чем даже сама свобода». В конце концов собственность — «истинный фундамент гражданского общества» (46, /. 444).

Но сдержанность и даже непоследовательность, с какой Руссо развивал свои понятия о значении собственности, вовсе не казались обязательными для многих его читателей и последователей. Некоторые из них договаривали за Руссо его мысли. Из понятий Руссо об историческом действии принципа собственности они развили смелый вывод о необходимости отменить институт собственности, на котором основывается современное общество. Мелкобуржуазная апология собственности Руссо становится у них эгалитарным («уравнительным») учением, предвосхищающим некоторые социалистические учения. Так прочитал и понял Руссо, например, Г. Мабли (см. 44). Дальнейшее развитие эти идеи, восходящие у Мабли к Руссо, получили в учении Вабёфа. Восторженным почитателем Руссо был один из главных деятелей французской революции — Максимилиан Робеспьер. В незаконченном посвящении, нредналііачсшіом для Руссо, Робеспьер писал: «Я остаюсь постоянно верным вдохновениям, которые я почерпал в твоих сочинениях'» (50. 72).

<< | >>
Источник: В.Ф. Асмус. Историко-философские этюды / Москва, «Мысль». 1984

Еще по теме Гипотеза Руссо о происхождении неравенства:

  1. ГИПОТЕЗЫ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЗЕМЛИ
  2. Гипотезы о происхождении фалаша
  3. 3.5. Современная версия креационной гипотезы происхождения человека
  4. 3.1. Исторические предпосылки симиальной гипотезы происхождения человека
  5. 1.6. Оценка оснований материалистически ориентированной и креационной гипотез о происхождении жизни
  6. I. СОЧИНЕНИЯ ДОКРИТИЧЕСКОГО ПЕРИОДА [КОСМОГОНИЧЕСКАЯ ГИПОТЕЗА] [СХОДСТВО С ГИПОТЕЗАМИ ДРЕВНИХ АТОМИСТОВ]
  7. РУССО
  8. Руссо(1712-1778)
  9. 3. Первоначальное и производное происхождение гос-ва. Олигархическая теория происхождения государства.
  10. Социально-политические воззрения Руссо.
  11. § 6. ЖАН-ЖАК РУССО
  12. § 3. Политическая система Жана Жака Руссо
  13. Действие Руссо на современников
  14. РУССО - ГРАЖДАНИН ЖЕНЕВЫ 387
  15. § 3. ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ РУССО
  16. 7. ТЕОРИЯ ЕСТЕСТВЕННОГО СВОБОДНОГО ВОСПИТАНИЯ Ж. Ж. РУССО
  17. VII. РУССО
  18. РУССО И ДОБРЫЙ ДИКАРЬ
  19. Руссо Ж.-Ж. Письмо к д'Аламберу о зрелищах