Глава XII (Что) ангел от себя самого не мог иметь первого хотения и (что) о многом говорится «может», хотя подразумевается при этом чужая (несобственная) способность, и «не может», хотя подразумевается несобственная неспособность
Теперь тебе остается научить меня, что я мог бы отвечать на другое — на то, что стремится убедить меня в том, что зло есть нечто. Учитель. Чтобы доискаться до истины, мы должны продвинуться чуточку дальше.
Но важно и то, чтобы ты не довольствовался тем, чтобы по частям понимать то, что я говорю, но мог бы и собрать памятью все в одном усмотрении. Ученик. Я буду так внимателен, как смогу; но если я в чем-то буду медленнее, чем тебе хотелось бы, пусть не затруднит тебя подождать меня столько, сколько сам увидишь, что нужно для моей медленности. Учитель. Итак, допустим, что Бог сейчас создал ангела, которого он хотел создать блаженным; и не всего одновременно, но «по частям» — и вот ангел создан до такого состояния, что уже может иметь хотение, но пока еще ничего не хочет. Ученик. Полагай что угодно, но излагай то, о чем я спрашиваю. Учитель. Итак, думаешь ли ты, что этот ангел может сам по себе хотеть чего-либо? Ученик. Не очень хорошо понимаю: что ты называешь «сам по себе»? Ведь тот^ как выше ты уже сказал о всякой твари, — кто «ничего не имеет, чего не получил», ничего и не может иметь сам по себе. Учитель. «Сам по себе» значит «через то, что уже имеет». Например, тот, кто имеет ноги, и притом пригодные для способности ходить, может ходить «сам по себе». А тот, кто имеет ноги, но не имеет неповрежденное™ ног, — не может ходить «сам по себе». Значит, в этом смысле я спрашиваю: тот ангел, который уже способен к хотению, но еще ничего не хочет, — может ли хотеть сам по себе? Ученик. Я думаю, что может, когда хочет. Учитель. Ты не отвечаешь на мой вопрос. Ученик. Как это? Учитель. Я спрашиваю о ничего не хотящем и о возможности, предшествующей вещи, — а ты отвечаешь о хотящем и о возможности, возникающей вместе с вещью. Ведь все существующее уже в силу самого того, что оно существует, может существовать. Однако не все, что существует, могло существовать до того, как оно стало существовать. Итак, когда я спрашиваю, может ли тот, кто ничего не хочёт, хотеть, — я спрашиваю о возможности, предшествующей хотению, которой он может себя (сам) подвинуть к хотению. А ты, отвечая, что он «может, когда захочет», говоришь о возможности, возникающей вместе с самим хотением. Ведь само собой, если он хочет, то может хотеть2. Ученик. Знаю, что есть два вида возможностей: возможность, которая еще не в вещи, и возможность, которая уже в вещи. Но и того не могу не знать, что все, что «может существовать» в том смысле, что «уже существует», хотя прежде никак не существовало, и прежде могло существовать. Ибо если бы не могло, то никогда не существовало бы. Потому, я думаю, ты хорошо ответил мне, сказав, что тот, кто «может хотеть», поскольку «уже хочет», необходимо «мог хотеть» и до того, как хотел. Учитель. Ты думаешь, что то, что есть ничто, совершенно ничем не обладает, и потому не обладает никакой способностью (potes- tatem), без способности же совершенно ничего не «может». Ученик. Не могу отрицать этого. Учитель. Я думаю, что мир, до того как возник, был ничто. Ученик. Истинно говоришь. Учитель. Тогда он совершенно ничего не мог до того, как стал существующим. Ученик. Следовательно, так. Учитель. Значит, он «не мог» существовать до того, как возник? Ученик. А я скажу тогда: если он не мог существовать, то было невозможно, чтобы он когда-либо существовал. Учитель. Это было и возможно, и невозможно, до того как он возник, а именно: было невозможно для того, кому не по силам было (сделать так), чтобы он существовал; но для Бога это было возможно, ибо в его силах было сделать так, чтобы он возник. Итак, поскольку Бог мог создать мир до того, как мир возник, — постольку мир существует, а не потому, что мир сам мог раньше существовать. Ученик. Не могу возразить на твое рассуждение. Но принятое словоупотребление с ним не согласно. Учитель. Это неудивительно. Ведь и многое говорится в обыденной речи не в собственном смысле. Но поскольку надо искать ядро истины, следует по мере надобности и возможности отсекать мешающую неправильность. Из этой неправильности речи происходит то, что очень часто мы говорим, что некая вещь «может», не поскольку она (сама) может, но поскольку может другая вещь; и о вещи, которая может, что она «не может», поскольку не может другая вещь. Например, если я говорю: «Книга может быть мной написана», — книга, конечно, ничего не может, но я могу написать книгу. И когда мы говорим: «Этот не может быть побежден тем», мы имеем в виду не что иное, как то, что тот не может победить этого.
Отсюда и то, что мы говорим, что Бог не может чего-то себе противного или дурного, поскольку он так могуществен в блаженстве и справедливости, или, лучше сказать, поскольку блаженство и справедливость для него суть не различное, но одно благо, — он так всемогущ в простом благе, что нет ничего такого, что повредило бы высшему благу. Именно поэтому он «не может» подвергнуться ни лжи, ни тлену. Значит, в таком смысле все несуществующее, до того как оно начинает существовать, «не может» существовать через свою способность; но если какая-то другая вещь может сделать его существующим, то таким образом, через чужую способность, оно «может» существовать3. Хотя, конечно, можно многими способами разделять возможность и невозможность, тебе сейчас достаточно только этого: что о многом говорится «может» в смысле не собственной, но чужой способности, и о многом «не может» в смысле не своей, но чужой неспособности. Итак, спрашивая об ангеле, о котором мы допустили, что он только что возник и был создан до состояния, в котором уже способен иметь хотение, но еще ничего не хочет — я имею в виду его собственную способность, — отвечай мне, может ли он хотеть чего- то сам собою и в силу собственной способности? Ученик. Если он уже настолько способен к хотению, что ни за чем другим не стало дело, как за хотением, — не вижу, почему не может сам собою: ведь всякий, способный к зрению и находящийся при свете с закрытыми глазами, ничего не видит, но может видеть «сам по себе»; почему бы тогда подобным образом нехотящий не мог хотеть сам по себе, так же как такой невидящий сам по себе может видеть? Учитель. Потому что тот невидящий имеет зрение и хотение, которым может привести в движение зрение; а мы теперь говорим о том, кто не имеет никакого хотения. Итак, ответь мне: если некая вещь движет себя самое от нехотения к хотению, сама ли она хочет двигаться таким образом? Ученик. Если я скажу, что она двигается не желая, — будет следовать, что она движется не сама собой, но чем-то другим, — так, как если бы кто-то вдруг закрыл глаза перед надвигающимся ударом или был вынужден каким-то неудобством желать того, чего раньше не хотел. Ибо в этом случае я не знаю, «хочет» ли он вначале по-, двигнуть себя к такому хотению. Учитель. Никто не мог бы быть вынужден ни страхом, ни чувством какого-либо неудобства, и любовью к удобствам не мог быть привлечен к хотению чего-то, если бы изначально не имел естественного хотения избегать неудобства и обладать удобством, так что хотением он подвигает себя к другим хотениям. Ученик. Не могу отрицать. Учитель. Тогда скажи, что все, что себя движет к хотению, уже раньше хочет двигать себя таким образом. Ученик. Это так. Учитель. Значит, то, что ничего не хочет, никак не может подвигнуть себя к хотению. Ученик. Не могу возразить. Учитель. Значит, остается, что тот ангел, который сделан уже способным к тому, чтобы иметь волю, но, несмотря на это, ничего не хочет, не может иметь от себя первое хотение. Ученик. Приходится признать, что ничего не может желать «сам по себе» тот, кто ничего не желает. Учитель. И блаженным не может быть, если не хочет блаженства. Я говорю сейчас «блаженство» не о блаженстве с праведностью, но о том, которого хотят все, даже и неправедные. Ведь все хотят, чтобы им было хорошо. Итак, кроме того блага, по которому всякая природа называется благой, «благо» употребляется в двух значениях, и противоположным им образом бывает два «зла». Одно благо есть то, которое называется справедливостью, а зло, ему противоположное, есть несправедливость. Другое благо — то, которое, по-мо- ему, уместно назвать «удобством», ему противоположно зло «нестроения». Но справедливости, как известно, хотят не все, и не все бегут несправедливости. Удобства же хочет всякая природа, не только разумная, но любая, способная чувствовать; и избегает нестроения. Значит, все хотят, чтобы им было хорошо, и не хотят, чтобы им было плохо. В этом смысле «блаженства» я и говорю сейчас, что никто не может быть блаженным, если не хочет блаженства. Ибо никто не может быть блаженным, имея то, чего не хочет, и не имея того, чего хочет. Ученик. Нельзя отрицать. Учитель. Но и не должен быть блаженным тот, кто не хочет справедливости. Ученик. И с этим в не меньшей степени нужно согласиться.
Еще по теме Глава XII (Что) ангел от себя самого не мог иметь первого хотения и (что) о многом говорится «может», хотя подразумевается при этом чужая (несобственная) способность, и «не может», хотя подразумевается несобственная неспособность: