Здесь не место останавливаться на многочисленных вопросах, по которым наше представление о предмете отличается от представлений наших предшественников. Однако мы должны вкратце вернуться к самим текстам.
Формирование ошибочного представления о предмете рассуждений Аристотеля было почти неизбежным. Коммерческая торговля, которая, как считалось, служила таким предметом, в его время, что теперь выяснилось, только начинала практиковаться. Этот процесс получил развитие не в Вавилоне времен Хаммурапи, а более чем тысячу лет спустя — в грекоязычной части Западной Азии и в самой Греции. Аристотель поэтому не мог описывать работу развитого рыночного механизма и обсуждать его влияние на этику торговли. Кроме того, оказалось, что некоторые из его ключевых терминов, особенно kapelike, metadosis и chrematistike, были ложно истолкованы при переводе. Ошибки порой малозаметны: термин kapelike передавался как «искусство розничной торговли» вместо «искусство коммерческой торговли», chrematistike — как «искусство делать деньги» вместо «искусство делать запасы», то есть обеспечивать себя необходимыми жизненными средствами. Ho иногда искажение очевидно: metadosis был принят за «обмен» или «бартер», заведомо означая нечто совсем противоположное, а именно передачу своей доли. Вкратце остановимся на этих вопросах по порядку. Kapelike грамматически означает искусство kapelos. Значение слова kapelos, как его использовал Геродот в середине V века, указывает на некоего розничного торговца, прежде всего продовольственными товарами, хозяина харчевни, продавца продуктов питания и готовой пищи. Начало чеканки монет было увязано Геродотом с тем фактом, что лидийцы превратились в kapelos. Геродот также пишет, что у Дария прозвище было Kapelos. И действительно, именно при нем военные склады стали практиковать продажу продуктов питания в розницу. Наконец, слово kapelos превратилось в синоним слов «обманщик, мошенник, плут». Свое уничижительное значение это слово имело изначально. К сожалению, все это еще оставляет открытым вопрос о значении слова kapelike у Аристотеля. Суффикс -ike означает «искусство чего-то», что делает kapelike означающим искусство kapelos. Собственно говоря, такое слово не было в употреблении; словарь приводит только один пример (помимо Аристотеля), и в этом случае оно означает, скорее всего, «искусство торговли в розницу». Как и когда получилось, что Аристотель ввел его для обозначения предмета первостепенной важности, никоим образом не сводимого к розничной торговле, а именно коммерческой торговли? Ибо это и ничто иное, без всякого сомнения, и составляет предмет его рас- суждений. Найти ответ не трудно. В своей страстной диатрибе против торговли ради прибыли Аристотель использовал слово kapelike с ироническим оттенком. Коммерческая торговля не была, конечно, простым барышничеством, не была она и розничной торговлей. И чем бы она ни была, она заслуживала называться термином, производным от emporia, что было обычным обозначением мореходной торговли, как и любой другой формы крупномасштабной, или оптовой, торговли. Когда Аристотель специально касался разнообразных видов морской торговли, он обращался к термину emporia в его обычном смысле. Почему он не поступил так же в основном теоретическом анализе предмета, воспользовавшись вместо этого новомодным словом, допускавшим уничижительное толкование? Аристотелю нравилось изобретать новые слова, и его юмор, иногда встречающийся, был похож на юмор Бернарда Шоу. Фигура kapelos была неизменным героем комической сцены. Аристофан в комедии «Ахарняне» заставил своего героя превратиться в kapelos и в этом виде завоевать торжественную похвалу хора, превозносящего его как философа дня. Аристотель очень хотел передать свое неприятие нуворишей и их якобы тайных источников богатства. Ничего таинственного коммерческая торговля собой не представляла. Говоря без обиняков, это не что иное, как барышничество на широкую ногу. Chrematistike намеренно использовалось Аристотелем в буквальном смысле как «обеспечение предметами первой необходимости», а не в привычном значении «делание денег».
Лейстнер правильно передал это слово как «искусство снабжения», а Эрнест Баркер в своем комментарии напомнил о первоначальном значении слова chremata, что, предупреждал он, означало не деньги, а сами предметы необходимости — толкование, поддержанное Дефурни и М. И. Финли в неопубликованной лекции. На самом деле для Аристотеля акцент на неденежном значении слова chremata был логически неизбежным, поскольку он придерживался постулата о само достаточности, который не имел смысла вне контекста натуралистического толкования богатства. Знаковая ошибка в переводе термина metadosis как «обмен» в трех решающих фрагментах «Политики» и «Этики» имеет более глубокие корни27. В случае со словом metadosis Аристотель придерживался общепринятого его значения. Именно переводчики внесли произвольное толкование. В архаическом обществе общих трапез, набегов и других актов взаимной помощи и практических проявлений взаимности термин metadosis обладал специфической смысловой нагрузкой — это слово означало «дать долю», особенно в отношении к общей трапезе, шла ли речь о религиозном празднестве или церемониальном приеме пищи либо о другом общественном мероприятии59. Таково словарное значение слова metadosis. Его этимология подчеркивает односторонний характер действия, связанного с передачей, внесением вклада во что-то, выделением чего-то. И все же перед нами поразительный факт: при переводе тех фрагментов, где Аристотель настаивал на том, что обмен произведен от metadosis, этот термин передавался как «обмен» или «бартер», что превращало его в свою противоположность. Такая практика была санкционирована ведущим словарем, который для этих трех решающих фрагментов предусмотрел в качестве исключения особое значение термина metadosis. Такой отход от ясного текста можно понять только как выражение «прорыночного» уклона со стороны позднейших переводчиков, которые в этом месте оказались не в состоянии разобраться в истинном значении оригинала. Обмен для них был естественной склонностью людей и не требовал объяснений. Ho даже если это так, «обмен», конечно, не мог возникнуть из etadosis в его общепринятом значении «давать долю». Соответственно, переводя metadosis как «обмен», они тем самым сделали утверждение Аристотеля пустым трюизмом. Эта ошибка подрывает все здание экономической мысли Аристотеля в его центральной точке. Выводя обмен из «предоставления своей доли», Аристотель устанавливал логическую связь между своей теорией экономики и насущными практическими вопросами. Коммерческую торговлю, как мы помним, он считал неестественной формой торговли; естественная торговля не приносила прибыли, поскольку она всего лишь поддерживала самодостаточность. В поддержку этого тезиса он мог с успехом сослаться на то обстоятельство, что в ограниченном размере, требуемом для самодостаточности, причем только в этом размере, натуральный обмен предметами первой необходимости все еще широко практиковался некоторыми варварскими народами. Подобный обмен осуществлялся согласно установленным эквивалентным соотношениям, принося в зависимости от случая выгоду то одному, то другому. Таким образом, выведение обмена из акта внесения вклада одного человека в общий котел было той деталью, которая связывала воедино теорию экономики, базирующуюся на постулате самодостаточности сообщества, и разграничение между естественным и неестественным видами торговли. Ho все это представлялось на- стольно чуждым для рыночного мышления, что переводчики нашли спасение в том, чтобы поставить текст с ног на голову, и в конечном счете утратили смысл приводимых доводов. Пожалуй, самый дерзкий тезис Аристотеля, который должен был бы до сего дня будоражить ум мыслящих людей своей оригинальностью, оказался в результате сведен к банальности, которая, если бы она вообще несла какой-либо определенный смысл, была им отвергнута как слишком мелкий взгляд на те фундаментальные силы, что лежат в основе хозяйственной деятельности человека.