Феноменология и социологическое изучение содержательных проблем
Мы уже поднимали вопрос о природе отношения между эссенциализмом феноменологии и эмпиризмом социологии. Он требует особого разъяснения, когда речь заходит о роли феноменологии в социологическом анализе различных аспектов социального мира.
Шюц утверждает, что социологи, как и представители прочих «наивных» наук, в своих исследованиях неспособны полностью преодолеть естественную установку, поскольку те аспекты социального мира, которые включают в себя изучаемые ими феномены, выглядят для них несомненными. Шюц тем самым просто воспроизвел гуссерлевское противопоставление точки зрения «наивных» наук и установки ' радикального сомнения, принимаемой трансцендентальной феноменологией]. Социология, таким образом, является наивной потому, что она вынуждена принять на веру некоторые представления о жизненном мире. Однако существует важное различие между естественной установкой, свойственной социологическому исследованию, и естественной установкой практического мышления, характеризующей наше отношение к повседневной жизни. Это два разных стиля, две разных позиции в рамках одной и той же естественной установки. Специфику каждой из этих позиций можно проиллюстрировать, показав различия двух важнейших составляющих их черт: систем координат и совокупностей принимаемого на веру знания; эти две характеристики частично определяют специфику отношения человека к его социальному миру. Во-первых, система координат, используемая социологией, как и всякой другой конкретной наукой, весьма отличается от системы координат установки повседневной жизни; то, что релевантно для социолога именно как социолога *, особые его задачи и проблемы существенно отличаются от проблем, встающих перед человеком в его повседневной практической деятельности, ибо природа их определяется аналитическими интересами социологии; она определяется спецификой социологической системы координат, предписывающей цель особого рода понимания социального мира, а не включенностью в практические дела повседневной жизни. Во-вторых, совокупность предпосылок и знаний, принимаемых на веру социологом, отличается от знания, которым располагает индивид в своей практической деятельности. Социолог опирается на «адекватные», «установленные», «приемлемые» данные, которыми располагает его дисциплина, а также на ряд представлений, не имеющих отношения к данному исследовательскому проекту. Принимаемое на веру знание социолога определяется биографической ситуацией социологии, тогда как совокупность знаний практического индивида в его обыденной установке определяется его личной биографической ситуацией. В этом смысле социолог, обратившийся к изучению какой-либо социологической проблемы, не освобождается целиком от естественной установки, ибо он редуцирует лишь некоторые аспекты мира повседневности, а именно те феномены, на которых сосредоточивается его исследовательский интерес. Фигурально говоря, социолог носит шоры, ограничивающие сферу собственно социологического видения. Те же феномены, которые не попадают в его поле зрения, неизбежно принимаются им на веру. Явления, представляющие интерес для социолога, подвергаются редукции, благодаря которой они делаются доступными для изучения. Но и в этой редуцированной сфере цель социолога — не поиск сущностей (впрочем, и не решение «социальных проблем»), а выработка типизаций, которые не первичны, а всегда произвсдны и в силу этого удалены от жизненного мира. Эти типизации и есть шюцевские конструкты второго порядка. Типизации, вырабатываемые социологами в рамках частично редуцированной естественной установки, отличаются от сущностей, выявляемых в результате феноменологической редукции, хотя, как указывал Мерло-Понти, они и соотносятся друг с другом. Социологические типизации вырабатываются не посредством интуитивной свободной вариации, а при помощи определенного рода эмпирического исследования жизненного мира других «я». Обе дисциплины—феноменологию и социологию — можно считать объективными, исходя из принятых в каждой из них критериев. Эмпиризм же социологии существенно отличается от феноменологического: природа того, что считается данными опыта, их использование и критерии оценки в этих дисциплинах различны. При всякой попытке сущностного интуитивного описания социальных феноменов сразу же обнаруживается их нечеткость, расплывчатость, противоречивость приписываемых им значений — все это, кажется, делает невозможным выведение их сущностей. Действительно, обыденный язык, в котором формируются и передаются социальные значения, коренным образом отличается от формализованных языков, таких, как язык математики, которому посвящена значительная часть исследований Гуссерля. Понимание социальных феноменов может быть достигнуто только путем эмпирического изучения социально распределенных значений, посредством которых создаются, наделяются смыслом и существуют эти феномены. Выдвинутая Шюцем программа достижения социологического понимания при помощи особого подхода к формированию понятий и выработке теории закладывает основу именно такого рода эмпирической социологии. В сущности, проблема заключается в выработке идеально-типических конструктов социальных значений. Делающих возможным вторичное описание той или иной области социальной жизни. Остановимся подробнее на критериях объективности и обоснованности этих описаний. Каковы должны быть направления феноменологически ориентированных социологических исследований, если конечная их цель состоит в выработке вторичных интерпретаций социальных феноменов, неразрывно связанных с социальными значениями, как они существуют Для самих членов общества? Поскольку труды Шюца ^одержат множество указаний, полезных для исследова- ельской практики, то, прежде чем ответить на этот во- Р°с, стоит глубже рассмотреть некоторые аспекты опи- ания Шюцем мира естественной установки. Анализируя естественную установку, Шюц отмечает следующие ключевые характеристики повседневного мира практической деятельности. На уровне социальной реальности, в живом потоке интенциональностей мир переживается человеком в терминах типического: языковые конструкты, посредством которых мы категоризиру- ем наш опыт и сообщаем о нем, являются конструктами «первого порядка», определяющьми объекты восприятия в терминах их типических черт, то есть черт, общих для всей совокупности объгктов данной категории.. Повее- дневный мир, говорит Шюц, — это по необходимости интерсубъективный мир, и только это делает возможной осмысленную коммуникацию. Более того, знание различным образом социализировано. Мы вступаем в мир, содержащий некую совокупность принимаемого на веру, разделяемого всеми индивидами знания, и, усваивая уже конституированные, кристаллизовавшиеся значения, из которых, собственно, и состоит эта совокупность, мы начинаем соучаствовать в социальном мире. Социальное действие в нем формируется и реализуется посредством значений, то есть конструктов первого порядка, делающих мир осмысленным для действующего индивида. Поскольку жизненный мир состоит из таких значений, социология, стремящаяся достичь организованного знания социальной реальности, должна уметь учитывать и анализировать значения, из которых возникают социальные действия. Проблема же заключается в том, что социология, претендующая на «научность», должна обладать объективностью, которая потребовала бы процедур верификации, проверки и обоснования. Поэтому Шюц [189, I, р. 62] утверждает, что самой трудной из стоящих перед социологом задач является задача выработки объективных понятий и объективно верифицируемых теорий, описывающих структуры значений. Решая эту задачу, Шюц рекомендует следующее: социолог должен начинать с уровня значения; понятия и конструкты социолога становятся тогда конструктами «второго порядка», ибо они являются конструктами действительных обыденных конструктов первого порядка, используемых индивидами в их повседневной жизни.
Они являются объективными (верифицируемыми) идеально- типическими конструктами, основанными на обыденных конструктах первого уровня, то есть конструктами иного порядка, чем те, которые используются обыденным мыш лением; процедурные правила для выработки и формирования этих конструктов будут рассмотрены далее в этой главе — при обсуждении проблемы обоснованности. Оказывается, таким образом, что, исследуя социальные значения, которые люди придают своим практическим действиям в мире, социолог покидает этот бесконечный поток практической деятельности, осуществляя по отношению к нему специфический род рефлекгии. С этой точки зрения фокус и отправная точка любого социологического исследования лежат на уровне значений, которыми наделяют практически действующие индивиды (в том числе и сами социологи) явления повседневной жизни. Конкретные переживания—отправная точка специфической рефлексии социолога. Как писал Штрас- сер, рассматривая отношения между феноменологией и социальными науками, «началом... должен быть реальный опыт, касающийся человека и человеческих дел» [207, р. 528]. Исследование должно родиться из непосредственного опыта. Но в таком случае негодной оказывается методология, требующая начинать с абстрактных гипотез, теорий или моделей; Гуссерль называл все это «не относящимися к делу мнениями»1, а на таких «мнениях» не может основывать свои поиски наука о человеке. Выявляя посредством описания черты непосредственного опыта, неизменно остающегося ориентиром исследования, социолог тем самым подготавливает почву для следующих его этапов. Ими могут быть интерпретации, гипотезы, модели или теории. Но, оценивая каждый из этапов, феноменолог задается вопросом; «Что действительно содержалось в опыте и было уловлено в ходе эмпирического исследования, а что было добавлено просто как гипотетическое понятие?» [207, р. 527]. Замечание Штрассера подкрепляет с точки зрения феноменологии позиции социальной науки, вырабатывающей свои понятия и теории на основе непосредственного опыта, способствуя тем самым устранению разрыва между теорией и эмпирическим исследованием. Процессы, в ходе которых конкретные переживания и значения трансформируются во вторичные конструкты с°Циальных наук, называются «идеализацией» и «формализацией». Чаще всего формализация в социологии пред полагает трансформацию социальных феноменов в математические объекты — числа. Феноменология ставит под сомнение пригодность такого рода ц>ормализации для объяснения социальных феноменов. Разумеется, всегда можно произвести насильственную трансформацию, но возникает вопрос, что происходит при этом с исследуемыми явлениями? Феноменология воздерживается от попыток математизации социальных явлений именно потому, что математические объекты и языки никак не соответствуют социальным процессам конструирования значений. Математическая форма может выглядеть элегантно, но она затемняет проблемы языка и значения, мистифицируя тем самым явления, которые стремится понять социолог. Формальная строгость математики являет собой резкий контраст социальной реальности жизненного мира. Процессы отбооа, идеализации и формализации в социологии обусловливаются конкретной научной проблемой, как она представляется незаинтересованному наблюдателю; социолог-наблюдатель, образно говоря, соблюдает некоторую дистанцию между собой и живым потоком интенциональностей. Подобное самоустранение из ситуации есть нечто иное, чем привычный мыслительный акт рефлексии, часто осуществляемый нами в ходе практической деятельности в повседневной жизни. Здесь социолог элиминирует все практические интересы, какие только он может иметь в данной ситуации, и ставит на их место научный интерес. Шюц пишет: «Принять установку научного наблюдателя жизненного мира — значит не считать более себя и свои собственные интересы центром этого мира, а найти другую точку отсчета для оонен- тации по отношению к явлениям» [189, I, р. 37]. Живые интенциональности и значения, свойственные индивидам в их обыденной установке, становятся, таким образом, для социолига исходными данными; то, что в рамках обыдеьной установки считалось «очевидным» и принималось на веру, является проблематичным для социолога. Именно природу этой «очевидности» и стремится он обнаружить. Предпринятое Шюцем прояснение характеристик естественной установки, и особенно разграничение в рамках ее научной и обыденной позиций, сделало возможным не только критику методологии и разработку нового ме тодологического базиса, но и обеспечило новую систему координат для содержательного анализа структур значений. Многие понятия, разработанные Шюцем и другими теоретиками для описания естественной установки, указывают, по общему мнению, на универсальные свойства социального сознания и социальных процессов. Как ранее изучение Мидом «рефлексивного у» выявило внутренне присущую сознанию социальность, так и теперь более тонкое и несколько иначе ориентированное феноменологическое описание обнаруживает инвариантные характеристики, представляющие прямой интерес для социологии *. Отправляясь от гуссерлевского описания интерсубъективности, Шюц разработал множество новых понятий, позволяющих анализировать структуры значений. Динамика и содержание различных типов отношения индивидов к миру в рамках естественной установки повседневной жизни можно описывать при помощи таких понятий, как жизненный мир, взаимность перспектив, множественные реальности, конечные области значения, системы фоновых ожиданий, принятые на веру предпосылки, наличный запас знаний, кристаллизация значения, мотивы «для того чтобы» и «потому что», слон анонимности, и многих других65. Каждое из этих понятий направляет внимание исследователя на определенные характеристики значений в.конкретных ситуациях, а все вместе они составляют систему отчасти проясненных в феноменологическом исследовании понятий, дающих социологии возможность обосноваться на уровне значений. Однако до снх пор почти нет исследований, в которых выработанные Шюцем понятия использовались бы с учетом их целостной совокупности 66. Предшествующее обсуждение взаимоотношений феноменологии и социологии было необходимо для того, чтобы продемонстрировать связи между социологическими объяснениями и миром повседневной жизни. По нашему мнению, традиционному социологическому эмпиризму не удалось разрешить проблему эмпирического укоренения понятий в жизненном мире. Понятия лишаются всякого смысла, если они не связаны с конкретным опытом, не соотнесены с человеческой реальностью жизненного мира. Они в таком случае указывают лишь на реальности, или плоды воображения, социологов — творцов абстрактных систем и не соотносятся ни с каким иным слоем значений, кроме существующего в сознании профессиональных социологов. И конечно же, оказывается невозможно проследить связь этих абстракций с многообразием человеческих реальностей, складывающихся в ходе повседневных практических дел. Феноменологические императивы описания 'и конституирования указывают способы воздействия феноменологии на содержательное социологическое исследование и обеспечивают возможность обоснования социологических интерпретаций на уровне значения. Мы дадим здесь лишь общий очерк этих способов, тогда как в седьмой и восьмой главах •будут более детально проанализированы отдельные их аспекты.