Вопрос о культурных предпосылках социологического мышления рассматривается в современной социологической литературе, как в теоретических, так и в историко-социологических исследованиях. Как правило, этот вопрос ставится в весьма общей форме.
Наша задача состоит в том, чтобы максимально конкретизировать саму постановку вопроса путем сопоставления состояния культуры социологического мышления в пяти странах: США, Великобритании, Франции, Германии и России. Начнем рассмотрение этого вопроса со Смелзера, который в тех же зиммелевских лекциях достаточно четко фиксирует проблему. Во второй главе, посвященной проблемам мезосоциологии, Смелзер констатирует: «Мы — социальные ученые, — по-видимому, запрограммированы на то, чтобы при рассмотрении взаимоотношений различных аналитических уровней друг к другу (речь идет о микро-, мезо-, макро- и глобальном уровнях социологического анализа. — Л.З.) быть предрасположенными (biased) определенным образом: это предрасположенность к методологическому индивидуализму. Мы живем в рамках западной культурной традиции, которая опирается на культурные ценности индивидуализма. Воспитанные в этой традиции, мы предрасположены к тому, чтобы рассматривать отдельную личность в качестве отправной точки анализа. Иными словами, культурная традиция склоняет нас к тому, что естественной единицей (natural unit) в поведенческих и социальных науках является индивидуум. Эта же склонность препятствует неформальным образом признанию других уровней социальной организации в качестве столь же естественных»41. Это высказывание примечательно во многих отношениях. Прежде всего, в нем в общей форме признается влияние культурной традиции на варианты социального мышления. Во-вторых, в данном случае говорится о западной культурной традиции, регион действия которой не определен. Возможно, что сфера ее влияния определяется несколькими странами западноевропейской культуры, при этом неясно, как обстоит дело с Восточной Европой и Россией и входят ли представители японской и китайской социологии в обозначенную сферу влияния? Далее Смелзер утверждает, что западная культурная традиция опирается на культурные ценности индивидуализма. Но в этом случае остается неясным , как слелует поступить с Эмилем Дюркгеймом? Следует ли вынести реального основоположника французской социологии и основоположника французской социологической школы за пределы западной традиции социологического мышления? Что касается таких классиков социологии, как Зиммель и Вебер, то это вполне релевантное суждение, хотя обоснование индивидуализма существенно различается у этих авторов. Но если оглянуться вокруг более внимательно, то следует признать, что индивидуалистическая установка в социологии и в Германии, и во Франции далеко не всегда была преобладающей. Тезис о преобладающей роли индивидуализма в западной или даже только в американской культуре может быть оспорен. Этому принципу противостоит определение социологии как теории социальных отношений (Великобритания), как теории социального пространства П. Бурдье или коммуникативной социологии Ю. Хабермаса. В одной из своих последних работ Рэндалл Коллинз при анализе цепей ритуального взаимодействия в качестве отправного пункта избирает «ситуацию в большей мере, нежели индивидуума». При обосновании разработанной им теории «радикальной микросоциологии» он прямо утверждает, что взгляд на мир сквозь призму индивидуума как социального актора несостоятелен. «Этот способ восприятия мира представляет собой результат специфи ческих религиозных, политических и культурных традиций ближайших столетий. Это некая идеологическая установка относительно того, как надо смотреть на самих себя и на других: это — составляющая общепринятой идиомы, аналитически отнюдь не самая полезная в качестве отправного пункта микросоциологии» (курсив мой. — АЗ.)42. Идеологическая установка, состоящая в восприятии индивидуума в качестве естественной исходной единицы в социологии, свойственна англосаксонской культурной традиции. Она предполагает определенное развертывание социологии как дисциплины — от индивида к различным формам группового взаимодействия, к социальным институтам и, наконец, к макрообщностям. Соответственно, культуры, ориентированные на коллективности, будут предполагать иные способы развертывания этого же предмета.
Вопрос о доминировании индивидуалистической или коллективистской культурной традиции возникает и в связи с интерпретацией специфики социологического знания в европейских странах. Конт рассматривал созданное им детище как высшую точку прогресса общественной мысли. Однако в историко-социологической литературе имеют место и иные точки зрения. Известный американский историк социологии Р. Низбет утверждает, что «социология является следствием интеллектуального течения, порожденного историческими потрясениями» (курсив мой. — А.З.). Низбет считает, что «социология появляется на почве традиционалистской и романтической реакции на Великую французскую революцию — реакции, тесно связанной с философией эпохи Просвещения»43. Обративший внимание на различие основных подходов к социологии как предприятию науки, Р. Будон подчеркивает, что положение Низ- бета о связи возникновения социологии с философией эпохи Просвещения «приложимо лишь к французской социологической традиции (Конт, Дюркгейм). Что же касается немецкой (Вебер, Зиммель), итальянской (Парето, Моска), американской (Парсонс, Мертон) традиций, а также той части французской традиции, которая не подпала под влияние Конта (Токвиль), то в них, напротив, заметна постоянная соотнесенность с индивидуалистической методологией, берущей свое начало в эпохе Просвещения»44. Заметим, что противостояние «индивидуалистических и коллективистских подходов» можно заметить не только в рамках французской традиции, но и в рамках немецкой (Маркс contra Вебер), итальянской (Лабриола и Грамши contra Парето), американской (Коллинз contra Смелзер), не говоря уже о традициях социального мышления в России. Как же рассматривает этот вопрос П. Бурдье? Он обращает внимание на факт борьбы за доминирование определенных принципов мышления в сфере культуры, а следовательно, и за интерпретацию социальной реальности. Бурдье поясняет свою мысль с помощью следующего примера. В современной европейской истории противостояние интерпретаций основывается на двух оппонирующих друг другу принципах. В первом случае речь идет о «примате национальной культуры, глубины, философии и тому подобного», во втором случае утверждается «примат цивилизации, ясности, литературы». Нетрудно заметить, что противопоставление культуры и цивилизации, глубины и ясности, философии и литературы означает противопоставление немецкой и французской традиций. С одной стороны, мы имеем социологию, опирающуюся на классику немецкой философской мысли, основанную на трудах Канта и Гегеля, а с другой стороны, социологию, опирающуюся на блестящие образцы французской социальной мысли в лице Декарта, Паскаля, авторов французского Просвещения, таких представителей французской литературы, как Стендаль, Бальзак и их современники45. Разумеется, названные принципы можно рассматривать и в качестве дополняющих друг друга, но Бурдье в данном случае, имея в виду интеграционные процессы европейского масштаба, отдает себе отчет в том, что преобладание той или иной системы принципов социального мышления обеспечивает создание механизмов доминирования в общеевропейских структурах разного уровня. Различение в культурных навыках социального мышления, отмеченное Бурдье, оказывается далеко не единственным хотя бы потому, что и та и другая комбинация принципов объединяются принадлежностью к континентальной культуре, которая уже в ином отношении оказывается противостоящей англосаксонской традиции. Но в данном случае для нас важна другая сторона дела, а именно признание того, что именно культурная традиция формирует определенные склонности и предустановки в социологической исследовательской практике. Именно этот тезис заслуживает внимания и может быть развернут на основе выявления специфики ценностного содержания национальных культур. Так, М. Крозье полагает, что «чисто французские культурные традиции задают определенный стиль поведения: в случае возникновения “проблем” в функционировании какой-либо организации каждый стремится по-своему приспособиться к ситуации, не пытаясь прибегнуть к совместным действиям... В какой-то мере это объясняет специфику социальных изменений, свойственных Франции. Этот процесс принимает форму длительных периодов застоя с последующим вступлением в фазу кризиса»46.