Успех в любой работе зависит от того, насколько человек осознает значимость этой работы, насколько он себя с ней идентифицирует. Социология — это область знания, которая помогает понять взаимоотношения человека и общества.
Для этого каждый должен научиться понимать ту систему отношений, в которой он действует, и ту социальную ситуацию, в которой он находится. Это важно знать не только с точки зрения своих профессиональных интересов, но и ради своих гражданских позиций, с позиций защиты интересов своей семьи, своих близких. Социальные отношения, как правило, многоплановы, многогранны. Одни из них строятся на обязанностях и правах, на чувстве ответственности и правовом сознании. Многие виды отношений предпола гают умение сочетать доходы и расходы, что означает наличие, по крайней мере, зачатков экономического мышления. Имеются также административно-бюрократическое, милитаристское и иные формы мышления, проникающие на все уровни управления. В связи с этим возникает законный вопрос: в чем состоит специфика мышления социологического? Каковы его принципы и в чем состоит его культура? Конечно, практика преподавания социологии в России не выработала пока еще общепринятых стандартов в этой области. Наряду с этим заслуживает внимания и тот факт, что социологическое мышление может формироваться не только средствами социологического образования, но и на основе личного жизненного опыта. В то же время можно получить дипломы, свидетельствующие об окончании учебных заведений, и даже высшие академические звания в этой области, но не обладать социологическим мышлением. Думаю, что принципы этого мышления можно изложить в семи положениях. Первое. Прежде всего нужно понять, что во всех направлениях социологии, как бы они ни отличались друг от друга, есть некоторая общая тема. С одной стороны, эта тема выражается очень простыми словами: человек и общество, общество и человек, их взаимопроникновение друг в друга, не просто отдельно общество и отдельно человек, но общество в восприятии человека и человек в социальном мире. С другой стороны, эта простая идея получила сложное теоретическое выражение: в основание социологии была положена теория социального действия. Социальное действие — это главная тема социологии. Это означает, что социолог в своей исследовательской практике ищет не столько объективные обстоятельства, которые порождают действие, а он ищет прежде всего того, кто это действие совершает и с какими намерениями и целями. Эта формула была вычленена Парсонсом в 1937 г. и затем негласно получила общее признание. При этом она являлась базой для так называемого ортодоксального консенсуса в социологии, который сложился в 60-е годы прошлого века. Ортодоксальный консенсус, — пишет Э. Гидденс в своей «Структурации общества»378, — основывался на теории социального действия, которая — при широкой трактовке — включала в себя и теорию революции, и теорию реформ, и рационально осмысленную и эмоцио- нально-харизматическую мотивацию самых разнообразных социальных действий. Второй момент. Социальное действие развертывается не только в форме действия субъекта и его оппонента или участника такого действия. Оно развертывается на ряде уровней, и социологическое мышление должно схватывать эти уровни, это, в грубом варианте, микроуровень, мезоуровень и макроуровень. Этот уровневый срез общественных связей в российской социологии наиболее детально прорабатывается в исследованиях Т.И. Заславской. К сожалению, некоторые академические институты в России сосредотачивают свое внимание лишь на макроуровне. Но макроуровень ближе всего расположен к тому направлению исследований, который получил название геополитики. Это рассмотрение лишь верхнего этажа одного общества, при этом государство воспринимается как единый субъект действия. Но даже если отвлечься от того факта, что всякое общество существует в контексте других обществ, то все же необходимо принимать во внимание другие уровни развертывания того же действия (личностный и нормативно-институциональ- ный уровни). Третий момент. Если мы принимаем, что социальное действие — это базовая характеристика социологического мышления, то надо понимать, что действие никогда не есть акция одного человека, что бы он сам о себе ни думал, но всякое действие встречает контрдействие, сопротивление со стороны внешней среды, условий жизни, традиций, интересов других людей и социальных групп. То есть мы должны понимать, что такое направление социологии, как социология конфликта, представляет собой не случайное отступление социологической мысли, а это — базисная концепция социологического развития. Она в отчетливой форме прослеживается в истории социологии, начиная от марксизма и Зиммеля вплоть до Козера, Дарендорфа и Бурдье, которые разрабатывают теорию конфликта в социологии, в социальной жизни на громадном историческом материале. Иными словами, экспликация идеи противоречия гегелевской диалектики включает в себя социологию конфликта как составляющую часть современного социологического мышления. Может быть, игнорирование конфликта как базового понятия современной социологии допустимо при определенном уровне абстракции, но если мы приняли постулат социального действия и контрдействия, то учет конфликтной парадигмы обязателен. Это не значит, что социологи призывают к конфликту. Нет, они понимают, что все отношения в обществе, даже отношения сотрудничества, содержат в себе потенциальный конфликт, или неразвитый конфликт. Очень часто мы видим примеры, как лучшие друзья или даже родственники становятся смертельными врагами. Трудно бывает обратное — превращение врагов в друзей, но друзья, союзники по политической борьбе становятся врагами — это общее правило. Причем расхождения начина ются на основе мельчайших разногласий, которые возрастают как снежный ком. Социология, понимая этот механизм, вместе с тем разрабатывает методы взаимного предотвращения конфликта, это нужно для стабилизации общества. Четвертый момент. Одна из существенных характеристик современного социологического мышления состоит в ориентации на выявление непредвиденных последствий целерационального социального действия. Мертон показал, что эта проблема привлекает внимание всех крупных мыслителей в истории социальной мысли, начиная от Макиавелли и Вико. Чтобы не быть голословным, приведем высказывание Ф. Энгельса относительно результатов целеполагающей деятельности. «Каков бы ни был ход истории, — писал Ф. Энгельс в 1888 г., — люди делают ее так: каждый преследует свои собственные, сознательно поставленные цели, а общий итог этого множества действующих по различным направлениям стремлений и их разнообразных воздействий на внешний мир — это именно и есть история. Вопрос сводится, стало быть, также к тому, чего хочет это множество отдельных лиц... Но... действующие в истории многочисленные отдельные стремления в большинстве случаев вызывают не те последствия, которые были желательны, а совсем другие, часто прямо противоположные тому, что имелось в виду, так что и эти побуждения, следовательно, имеют по отношению к конечному результату лишь подчиненное значение»1 (курсив мой. — А.З.). Полвека спустя Р. Мертон опубликовал в первом номере известного журнала ASR статью «Непредвиденные последствия целенаправленного социального действия». В этой статье он выделяет несколько типовых причин, вызывающих несоответствия между намерениями социального действия и его результатами. Первая из них состоит в незнании (ignorance), фиксирующемся в неопределенности самой цели действия; вторая — в ошибке (error), проистекающей из того, что недостаточное внимание уделяется анализу ситуации, в которой осуществляется действие; третья состоит в преследовании ближайших выгод и интересов при недостаточном учете более отдаленных последствий действия.
Можно предложить и более сложную конструкцию, направленную на выявление соотношения ожидаемых и непредвиденных последствий социального действия. Так, например, выполнение задач модернизации страны в 1930-е гг. в Советском Союзе (цель социального действия первого порядка) предполагало мобилизацию всего населения (предвиденное последствие социального действия, или цель второго порядка). Но мобилизация населения влечет за собой, в свою очередь, двойственные последствия: предвидимые или ожидаемые последствия в виде возрастания энтузиазма массы людей, вовлекаемых в общее действие, и непредвиденные, которые могут быть оценены актором только после того, как они произойдут. В нашем случае речь идет о возрастании жестокости и насилия как мотивов поведения, которые переплетались с энтузиазмом, были его обратной стороной. И энтузиазм, с одной стороны, и жестокость и насилие, с другой, выступали как социально значимые мотивы, действующие в массовом порядке. В результате действия обеих групп мотивации в стране был создан военный и экономический потенциал, сыгравший решающую роль в исходе Второй мировой войны (основное предвиденное, ожидаемое последствие индустриализации). Но вторым результатом той же самой совокупности мотивов стали массовые репрессии и система ГУЛАГа. Как видим, особенность непредвиденных последствий состоит в том, что они становятся очевидными после того, как свершились. Но обнаружение этих последствий ex post factum ставит ретроспективный вопрос о соотношении ожидавшегося результата и иных последствий того же самого массового действия. И, как показывает анализ исторических путей России, этот ретроспективный вопрос сам становится социальной реальностью массового и интеллигентского сознания, составляющей часть социальной психологии, настаивающей на переоценке прошлого. Отсюда типичные вопросы «о цене победы», о сравнивании «тоталитарных систем» и достаточно распространенные представления о возможности пересмотра истории, возврата в некоторую точку в прошлом, откуда следовало бы «начать все заново». Но свершившееся социальное действие становится необратимым историческим фактом, который должен быть принят сознанием именно в таком качестве, как факт, и факт необратимый. Это признание предполагает анализ всей цепи целей и средств их достижения, успехов и неудач, побед и поражений не с целью повернуть историю вспять, а имея в виду задачу выработки адекватной оценки ситуации, сложившейся в настоящий момент, и оценки перспектив будущих социальных действий. Пятый момент. Главная идея социального действия — это идея восприятия Другого. Объективность социолога обеспечивается тем, что при анализе действия он учитывает заинтересованность каждого из действующих субъектов (акторов). Его задача состоит в том, чтобы охватить, на кого это направлено, кто этот другой? С одной стороны, есть сам действующий субъект, с другой, есть те силы, союзы, группировки, которые высту пают от имени противоположной стороны. И важно, как подчеркивал Ю.А. Левада в своем творчестве, от фактов перейти к объяснению, от объяснения к пониманию. Это общая установка гуманитарной науки. Шестое — это закон, выделенный Смелзером, который назван им законом добавленной ценности, added value. Не прибавочной стоимости (по Марксу), а «добавленной ценности». Ни одна вещь не может быть цельной, если мы видим только ее начало. Прежде всего это относится к целеполаганию действий. Нельзя провозглашать цели, не планируя, не имея средств для их реализации. Надо все тщательно продумывать. Отказ от этого принципа, несоблюдение его является главным пороком идеологического мышления. Политика В.В. Путина строилась, особенно на первых порах, на минимальной декларации целей. За это его подвергали критике, но он молчал и решал очевидные задачи. Это пример стихийного социологического мышления. Но чаще наблюдаются противоположные примеры со стороны политиков, стремящихся к идеологическим конструкциям. При этом цели бывают хороши, но смысл и средства их осуществления недостаточно продумываются. Например, выдвигается тезис о России как уже сложившейся «гражданской нации». Но может ли существовать «гражданская нация» без укорененной традиции функционирования «гражданского общества»? Это большой вопрос! В России еще существует нищета и масса других проблем, в том числе идет процесс углубляющейся социальной дифференциации. На мой взгляд, прежде чем провозглашать новую идеологическую установку, следовало бы сделать крупный шаг в выравнивании регионов379, чтобы люди не стремились в одну точку — Москву, добиться поворота в том, чтобы специалисты, уехавшие из России, начали возвращаться обратно. На этой основе можно будет говорить в полном смысле о российской нации. А без этого данная формула представляется чисто идеологическим изобретением, основанным на интересах некоторых бюрократических структур. Причем в этом важном вопросе опросы общественного мнения не следует рассматривать в качестве решающих аргументов. Следовало бы помнить, что граждане России только десять лет назад получили паспорта, в которых не фиксировалась «национальная принадлежность». Устранение «пятого пункта» из паспорта было тоже добавленной ценностью к построению гражданской нации. Но сразу же после этого нововведения в некоторых республиках стали выдавать вкладыши к паспорту, напоминающие гражданам об их локальности. Наконец, седьмой пункт. Современное социологическое мышление — это понимание событий, развивающихся в определенном социокультурном контексте. Нет таких процессов, которые носят надгосударственный, наднациональный характер. Это касается и самой социологии. Да, межнациональная социология существует, но каждый участник этого процесса является представителем своей нации: Гидденс — англичанин, Парсонс — американец, Маркс — немец. Каждый из «великих» жил (или живет) в своей социокультурной ситуации. Наша социология выросла в 1960-е гг. на волне демократизации. Пришла хрущевская оттепель, которая к середине 1960-х гг. привела определенную часть руководства страны к осознанию необходимости реформ, получивших название «косыгинские». В этом пункте произошла развилка, расхождение интересов в самых верхних этажах власти, в силу чего идея реформ потерпела крах. Изменился курс политики, пришло другое руководство, которому было далеко чуждо социологическое мышление, стремление знать конкретику самой жизни. И теперь имеются тревожные симптомы такого же поворота. Когда нам говорят, что надо всю истории России пересмотреть380, и при этом направление этого пересмотра обозначается через фигуру графа Сергея Уварова с его фамильным гербом «Православие, Самодержавие, Народность»381, то спрашивается, к чему мы идем? К тому, что завтра героем национальной культуры будет объявлен граф А.А. Аракчеев. Освоение предложенных выше правил мышления, как мне представляется, является непременным условием современного прочтения социологии. Дело в том, что как в философской, так и в социологической литературе можно найти немало «всякой всячины». Британский специалист по России Мэри Маколи не без оснований охарактеризовала состояние общественного сознания в российском обществе в 1990-е гг. как какофонию мысли382. Социология, как она представлена в настоящей книге, помогает читателю упорядочить представления о дисциплине, которая стремительно вошла в нашу жизнь не только через систематически публикуемые опросы общественного мнения и всевозможные рейтинги, но и через систему высшего образования.