Модели советских гендерных контрактов

Официальный гендерный контракт

Под официальным контрактом мы подразумеваем правила, которые задаются государственной политикой, идеологией, законодательством, социальными институтами и наделяются официальным статусом. Данный контракт включает мобилизованный государством труд женщин и материнство как гражданские обязанности. Его историческая конструкция и воспроизводство проанализированы во многих работах (Айвазова 1998, 2001; Здравомыслова, Темкина, 2003; Lapidus 1977, 1978; Liljestr?m 1995, и др.). В них показано, что официальный контракт имел внутренние противоречия и напряжения, однако гендерная и семейная политика, формирующая данный контракт, в целом распространялась на подавляющее большинство советских граждан(ок).

В соответствии с правилами и нормами советского общества от женщин ожидалось сочетание производственной деятельности с материнством и заботой о семье. Одна из наших информанток говорит: «Женщина должна приносить зарплату больше, чем муж, все в доме делать вплоть до ремонта, детей родить, воспитать между своей активной общественной деятельностью и потом еще — мужу рубашки, брюки гладить» (около 50 лет, высшее гуманитарное образование, менеджер в финансовой сфере, двое детей). Материнство воспринимается как гражданская обязанность: «Воспитание детей — это очень большая работа для общества... это звучит громко, но в какой-то степени я это воспринимала как свой гражданский долг» (около 60 лет, преподаватель, мать четверых детей).

Модель семьи была конституирована государством, которое регулировало жизненные условия, миграцию и профессиональную мобильность, а также несло ответственность за социальное обеспечение и поддержку материнства. Контракт «работающая мать» был основан на государственной помощи в воспитании детей: предоставлении декретных и послеродовых отпусков, отпусков по уходу за ребенком, льгот работающим матерям, бесплатном здравоохранении и системе детских учреждений (яслей и детских садов). «Ребенок был самостоятельный, я его приучила; помощи — бабушек никаких нет, родственников тоже; ясли, детский сад, школа, музыкальная — все расписано по минутам» (главный врач, около 50 лет, один ребенок).

Официальный контракт не был монолитным, даже несмотря на то что абсолютное большинство женщин было ориентировано на материнство и занятия профессиональной деятельностью согласно закону и экономической необходимости. При этом женщины, состоящие в браке и имеющие детей, в отличие от мужчин имели легальное право не работать. В некоторых социальных слоях профессиональная занятость женщин была скорее исключением, чем правилом, — в частности, в номенклатурных семьях и в семьях военнослужащих (о стратификационных гендерных различиях см.: Чуйкина 2002). Женщина-домохозяйка в России воспринималась как особая социальная категория30. Таким образом, в рамках официального контракта допускалось традиционное женское поведение, поддерживаемое идеологией женского предназначения. Вместе с тем советской нормой считалась женская занятость в общественной сфере.

Информантка 35-ти лет говорит: «Когда мне было 25 лет, то вот у нашего приятеля жена не работала, совершенно здоровая, и сидела дома с детьми, и мы все про нее думали, что она сумасшедшая: как это — не работает? ...Наша женщина не рождена домохозяйкой, это очень тяжело... работать гораздо легче» (домохозяйка, инженер по образованию). В рамках контракта «работающая мать» натурализация женских ролей сводилась к материнскому предназначению; сексуальность и телесность оставались за пределами официальной политики и репрезентации, за исключением запретов н обвинений (см. нелегитимный контракт)31. Женщины рассказывают о репродуктивных практиках: беременностях, абортах, родах. Бездетная женщина считает: «Я не выполнила, я считаю, главного предназначения женщины — не родила ребенка» (57 лет, высшее гуманитарное образование) (см.: Темкина 1999, 2001).

И. Кон (Кон 2005; Коп 1995) назвал политику такого рода бесполым сексизмом-, мужчины и женщины трактовались как одинаковые, несмотря на явное различие формальных и неформальных правил, обеспечивающих реализацию женских и мужских ролей. Традиционные роли и гендерная индивидуализация могли восприниматься как форма самовыражения и пассивного сопротивления партийной массовой культуре (Аг1^кЫпа, СовсНо 1996: 98—100), поэтому в официальных репрезентациях они ограничивались, что будет проиллюстрировано далее при обсуждении теневого контракта.