3. Праксеологическая дедукция логических норм

С праксеологической точки зрения ответ на этот вопрос возможен лишь при понимании истинности как практической эффективности. Мы должны понять истину в контексте практики. Вопрос о том, что требует истина от знания, с этой точки зрения равносилен вопросу, что требует практика от знания, какие общие ограничения она накладывает на него. Человек не просто стремится к истине как к некоторому абстрактному видению сущности вещей, он стремится к истине как к средству действия. Интуиция истинности с этой точки зрения есть ин- терсубъективная интуиция эффективности знания, которая абсолютно господствует над всем нашим мышлением и ограничивает разнообразие возможных типов суждений в тех аспектах, в которых они заведомо выходят за пределы возможной практической значимости. Но это значит, что принципы логики представляют собой регулятивы знания с точки зрения его эффективности, и они должны быть выведены из общих условий эффективности знания.

Праксеологическая основа элементарных принципов логики в достаточной степени очевидна. Закон непротиворечия может быть понят с этой точки зрения как необходимая норма всякого мышления, обусловленная самой необходимостью различения объектов действия. Всякая практика основана на определении будущего через исключение альтернатив. Но разделение практически значимых альтернатив основано на различении ситуаций в плане наличия или отсутствия в них определенных компонентов, т. е. в плане дихотомии бытия и небытия вещей и их признаков. Одновременное принятие бытия и небытия неприемлемо, так как оно отвергает сам принцип исключения альтернатив, лежащий в основе практической ориентации. Если некто утверждает, что событие, и произойдет, и не произойдет, то он отказывается от исключения альтернатив и высказывает суждение бесполезное для практики или, точнее, — дезориентирующее практику.

Мы можем сказать, суждение в форме «А и не-А» неприемлемо для нас, поскольку оно не соответствует направленности мышления на действие. Суждение, утверждающее одновременно некоторое бытие и небытие, не может быть принято в качестве истинного, ибо оно не может быть основой практической ориентации, лежащей в основе познавательной активности.

Понятие деятельности, таким образом, позволяет дать строгое обоснование тому положению Аристотеля, что принцип противоречия — не гипотеза, а нечто необходимое для всякого знания. Этот принцип необходим для всякого знания вследствие того, что он выражает его высшую целевую установку.

В этом плане может быть понята и необходимость закона исключенного третьего. Этот закон проистекает из требования определенности суждений, которое непосредственно связано с их возможной практической значимостью. Суждения или система суждений могут быть средством для действия только при достаточной определенности понятий.

Аналогичным образом мы можем объяснить и закон тождества, утверждающий постоянство содержания понятий, используемых в рассуждении. Реальные понятия в реальном рассуждении, конечно, не обладают полным постоянством, да мы и не имеем никаких критериев, позволяющих установить полное тождество значений понятия в различных случаях его использования. Закон тождества — это прак- сеологическое требование, отступление от которого делает суждение неопределенным и бесполезным в плане практической ориентации. Этот закон выражает одно из условий понятийного оформления знания, без соблюдения которого результаты нашего мышления не имели бы никакой ценности.

Важнейшим принципом, лежащим в основании логики, является принцип импликации, состоящий в том, что из истинного вытекает только истинное. Это определенного рода методологический критерий вывода, общее предписание ко всей системе правил вывода, состоящее в том, что ни одно из этих правил ни по отдельности, ни в совокупности с другими не может допустить перехода от истинных утверждений к ложным. Он также может быть понят как методологическое требование к понятию идеальной истины. Логическое мышление исходит из понятия идеальной истинности посылок, которая связана с представлением об их некорректируемости. Допущение, что истинные посылки содержат в себе нечто ложное, несовместимо с идеей их некорректируемости.

Существенную роль в определении объема реальной логики занимают самоочевидные связи таких понятий как «все» и «некоторые», соответствующие категориям части и целого. На использовании этих понятий строится силлогистика и связанные с ней схемы умозаключений. Особенность данной ситуации состоит в том, что связь части и целого, лежащая в основе этих принципов, невыводима непосредственно из практической установки мышления. Здесь мы имеем дело с утверждениями аналитического или тавтологического порядка, которые даны нам с аподиктической очевидностью. Мы воспринимаем как непосредственно очевидный и безусловный факт то положение, что из истинности утверждения «Все А есть В» следует истинность утверждения «Некоторые А есть В». При обосновании такого рода принципов мы должны исходить из необходимой связи между прак- сеологической природой принципов и свойством их аподиктической очевидности. Факт аподиктической очевидности и интерсубъективности этих тавтологий говорит об их деятельностной природе, об их обусловленности системой интуиций, порожденных деятельностной ориентацией мышления.

Мы видим, таким образом, что тезис о практической обусловленности логики подтверждается не только общими соображениями о практической ориентации мышления, но и анализом содержания основных логических норм. Каждая из них может быть обоснована в своей необходимости исходя из сущностных требований к мышлению со стороны практики.