Ф. В. Й. Шеллинг ДЕДУКЦИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА ВООБЩЕ
Сознательная и бессознательная деятельности должны быть абсолютным единством в произведении совершенно так же, как это имеет место в продукте органического мира, но единство это осуществляется по-иному; обе деятельности обязаны быть единством для самого «я».
Но это возможно только в том случае, если «я» осознает свое произведение. Но если «я» сознает себя производящим, то следует считать разными эти две деятельности, ибо в этом заключается необходимая предпосылка сознательной производительности. Значит, обе деятельности должны быть единством, ибо иначе мы не получим тождествен' ности, и в то же время обязательна их раздельность, ибо в ином случае хоть и есть тождественность, но только не для «я». Как выйти из этого противоречия? Обе деятельности должны быть разделены в целях являемости, объективности создаваемого совершенно таким же способом, как было нужно их различить в свободном акте ради объективации созерцания. Но подразделенность эта не может уходить в бесконечность, как это имело место по отношению к свободным поступкам, ибо иначе объективное никогда не стало бы полным выражением вышеуказанной тождественности. Тождественность обеих деятельностей должна быть преодолена, но только в целях осознания, произведению же надлежит найти свое окончательное завершение в бессознательном; следовательно, должен наступить такой момент, где обе эти деятельности совпадут, и, с другой стороны, там, где это совпадение произойдет, произведение должно утерять свою видимость свободного. [...] Что художественное творчество опирается на противоположность деятельностей, это мы можем с полным правом заключить уже из высказываний самих художников. Все они в один голос свидетельствуют о совершенной безотчетности, с которой влекутся к работе над своими произведениями, удовлетворяя здесь лишь неотступную потребность своей природы. В самом деле, если всякая потребность исходит от противоречия, так что в случае наличия такового непроизвольно возникает свободная деятельность, то так же и порыв к художественному творчеству должен вытекать из подобного же чувства внутреннего противоречия. Противоречие же это, приводящее в движение всего человека со всеми его устремлениями, без всякого сомнения, может быть лишь таким, которое затрагивает в человеке самое крайнее, самое последнее, затрагивает самый корень его существа. Похоже на то, что у тех редких натур, которые преимущественно перед другими являются художниками в высшем смысле этого слова, неизменная тождественность, лежащая в основе всего существующего, совлекает с себя все покровы, под которыми она скрывается от других людей, и с такой же непосредственностью, с какой она аффи- цируется вещами, начинает, в свою очередь, воздействовать на все.
Значит, лишь обнаруживающееся в свободном действовании противоречие между сознательным и бессознательным может возбуждать порыв к художественному творчеству точно так же, как только искусству, может быть, дано удовлетворять бесконечность нашего стремления и тем самым разрешать последнее и глубочайшее противоречие, в нас заключенное. [...] ЧТО ХАРАКТЕРНО ДЛЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ ИСКУССТВА В произведении искусства отражается тождественность сознательной и бессознательной деятельности. Но противоположность между ними бесконечна и устраняется без всякого содействия со стороны нашей свободной воли. Основной особенностью, свойственной произведению искусства, ввиду этого нужно считать бесконечность бессознательности (синтез природы и свободы). Художник вкладывает в свое произведение, помимо того, что явно входило в его замысел, словно повинуясь инстинкту, некую бесконечность, в полноте своего раскрытия недоступную ни. для какого конечного рассудка. В качестве примера можно привести хотя бы греческую мифологию. Бесспорно, что в ней мы имеем неисчерпаемый смысл, символическое отображение для всех идей, в то же время возникла она при таких условиях и на такой стадии народного развития, которые заранее исключают какую-либо систематическую преднамеренность в изобретательности и гармоничности сочетания, придающих всему характер единого грандиозного целого. То же самое происходит и с каждым подлинным произведением искусства. Любое из них, словно автору было присуще бесконечное количество замыслов, допускает бесконечное количество толкований, причем никогда нельзя сказать, вложена ли эта бесконечность самим художником или раскрывается в произведении как таковом. В противоположность этому в произведении, лишь носящем личину искусства, преднамеренность и подогнанность сразу бросаются в глаза и представляются столь ограниченными и бедными содержанием, что все произведение в целом не может быть сочтено не чем иным, как верным слепком с сознательной работы художника, и ввиду этого годится быть объектом всего лишь для размышления, отнюдь не для созерцания, которое стремится к погружению в созерцаемое и лишь в бесконечном может найти себе успокоение. [...]