Представители объясняющих позиций не думают, что реальности природы и общества различаются по характеру их „способности к истине". „Способными к истине" являются как в природе, так и в обществе только признаки, поддающиеся наблюдению и измерению8.
Напротив, скрытыми смысловыми отношениями они н соответствии с объясняющими позициями не являются (ср. Popper 1972: ЮЗ- 124). Примером объясняющего понимания реальности является определение государства, данное Максом Вебером и четко контрастирующее с толкованием Аристотеля: "Государство есть то человеческое сообщество, которое внутри определенной области - 'область'включается в признак - претендует (с успехом) на монополию легитимного физического насилия. Ибо для нашей эпохи характерно, что право на физическое насилие приписывается всем другим союзам или отдельным лицам лишь настолько, насколько государство со своей тороны допускает это насилие. единственным источником 'права' на насилие считается государство" (ср. Вебер 1990: 645). 11а основе этого определения мы понимаем, что объясняющие позиции задаются вопросом не о смысле явления, а о том, какие эмпирические признаки оно может описать. Глубокая обремененность явления смыслом не может поэтому привлекаться в качестве критерия истинности научного высказывания9. Напротив, мерилом служит вопрос о том, все ли наблюдатели, наблюдающие явление при одинаковых предпосылках, приходят к одинаковому результату. Тем самым наше знание зависит от остроты наших наблюдений, а не от наших интерпретационных способностей. Обретение социального познания обязано в меньшей степени субъективному предварительному пониманию и интерпретационному искусству, нежели теоретическому знанию и владению исследователя методом. Притязание понимающей позиции на познание является историографически- феноменологическим. Исторически появляющийся феномен есть сам по себе и предмет теоретической рефлексии. Этому притязанию, дистанцируясь от него, противостоит объясняющая парадигма. Она направлена не на отдельное явление как таковое, а на универсальные отношения между признаками, указывающие за пределы отдельных явлений и выделяющиеся из специфического контекста. Речь вдет, следовательно, не о реконструкции исторического контекста в его „тотальности44, а, напротив, о растворении „тотальности44 в отношениях между признаками, поддающихся изоляции. Теоретическое деяние состоит не столько в истолковании связей смыслов, сколько в генерализации связей между признаками, поддающихся наблюдению.
Это происходит в форме гипотез „если - то4‘ или „чем - тем44. Примером этого является ставший знаменитым тезис Сеймура Липсета о связи между экономическим развитием и демократией: “The more well-to-do a nation, the greater the chances that it will sustain democracy” (Lipset 1960:31). В качестве гипотезы „чем - тем44 эта цитата утверждает примерно следующее: чем выше благосостояние нации, тем вероятнее, что она является демократической или будет таковой. Практический интерес к такого рода отношениям между признаками заключается в „социально-технологических44 решениях проблем. Знание условий наступления определенного эффекта, например, стабилизации демократических институтов, может быть использовано для его достижения или избежания - в зависимости от его желательности или нежелательности. Если бы гипотеза Липсета была верна, то нация, чтобы быть в состоянии стать стабильной демократией, должна была бы сначала оживить экономику. В споре о ценностной оценке позиции объяснения исходят из заповеди разделения между ценностными оценками и высказыванием фактов. Правда, с точки зрения объясняющих позиций ценностные оценки могут повлиять на реализацию высказывания фактов, но не могут быть их логическим результатом. Смысловые отношения могут быть как угодно включены в интерпретацию фактов, но только на основе уже существующих ценностных оценок, которые нельзя сделать на основе самих фактов. Упрек в адрес понимающих позиций состоит, следовательно, в том, что их представители включают в интерпретацию фактов собственные представления о должном, но поступают так, будто подтверждают эти представления фактами. Рассуждения о нерасторжимой „тотальности44 должного и сущего ведет лишь к смешению того, что следует тщательно разделить, а именно высказывания о должном и сущем (ср. Albert 1972: 193-234). Таким образом, вопрос о том, способствует ли экономическое развитие демократии или нет, поддается научному выяснению, т.к. это вопрос о фактах, на который можно ответить словами правильно или неверно. Вопрос же о том, является ли демократия желательной формой правления, не поддается научному выяснению, т.к. это вопрос о должном, ответ на который зависит от того, считаем ли мы демократию хорошей или плохой. Вопросы о правильном или неверном из поддается научному выяснению, вопросы о хорошем или плохом, напротив, нет. Гаково, по меньшей мере, представление приверженцев объясняющих позиций10.