У приверженцев понимающих позиций особое представление о том, что в социальной действительности „способно к истине"6. Понимающие позиции видят принципиальное различие между реальностью природы и реальностью культуры или общества.
В отличие от реальности природы реальность общества обременена смыслом, вытекающим из намерений, мотивов и представлений человека о должном. Смысловые отношения формируют более глубокое ядро истины социальной действительности. Примером толкования смысла является аристотелевское понимание государства: „ Общество, состоящее из нескольких поселений, есть вполне завершенное государство [...] Отсюда следует, что всякое государство - продукт естественного возникновения, как и первичные общения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем природой каждого объекта [...] то его состояние, какое получается при завершении его развития “ (Аристотель 1984: 378). Сущность государства и других социальных явлений заключается, следовательно, не во внешне познаваемых признаках, а в глубоком смысле, цели бытия (telos), проистекающей из намерений, которые люди связывают с социальным действием или с созданием социальной единицы, например, государства. Естественнонаучные методы, основывающиеся на стандартизированных техниках наблюдения и измерения, могут поэтому постичь только поверхность социальной действительности, но никогда - ее внутренний смысл. Так как социальная действительность представляет собой иную, нежели доступная наблюдению, естественную реальность, то знания об этой действительности следует получать иными путями. Метод получения знания должен приспосабливаться к характеру истинности ее предмета. Если, таким образом, истинность социальной действительности заключается в ее обремененности смыслом, то социальные знания должны быть получены с помощью толкования смысла. Толкование смысла касается мотивов и намерений социального действия. Соответствующий метод познания, герменевтика, не может быть поэтому „специальным знанием в смысле знающего овладения рабочими процессами " (Gadamer 1972: 328). Скорее герменевтика является процессом, который „методически берется за воспитание естественных способностей и культивирует [интуитивное восприятие] “(Habermas 1970: 73). Герменевтика рационализирует неосознанные процессы, с помощью которых приобретается повседневный опыт, и тем самым сохраняет отношение к жизненной практике. Так как смысл социальной ситуации должен быть понят из мотивов и намерений действующих людей, то герменевтический метод направляется на „языковое выражение человеческого духа“, т.е. в значительной степени на текстовые источники, в которых как явно, так и подразумеваемо выражаются мотивы и намерения действующих людей. При понимании социальной ситуации решающее значение придается „конгениальной предрасположенности" (Бетги), т.е. способности вчувствоваться, а также предварительному пониманию исследователя. Исследователь использует свое предварительное понимание, образуя аналогии между исследованными и известными ему социальными ситуациями. С одной стороны, тем самым собственное предварительное понимание вливается в осмысление ситуации, с другой - это предварительное понимание постоянно улучшается. Оно обогащается с помощью концентрирующихся знаний исследуемой ситуации и все более осознанно осмысливается в отношении компонентов, чужеродных исследуемой ситуации. В этом процессе истолкования, начинающемся вновь на более высоком уровне (герменевтический круг) субъективное понимание все лучше приспосабливается к объективному смысловому содержанию исследованной ситуации. И именно в этом состоит цель геременевтически- понимающего обретения знания (ср. Gadamer 1969) - в достижении „адекватности смысла понимания “ (Betti 1972:53). Понимающим позициям свойственно принципиально историографическое понимание реальности. Тем самым соединяются две предпосылки: во-первых, социальные ситуации всегда находятся в исторических контекстах, понимаемых лишь как целостности, во-вторых, эти контексты в своей целостности всегда уникальны.
Историчность, единичность и „тотальность" образуют тем самым сущностные признаки социальной действительности7. Ввиду этих сущностных признаков социальные ситуации не могут быть растворены в отношениях переменных, а эти отношения - выделены из исторического контекста. Поэтому научное понимание должно быть нацелено на постижение конкретных исторических ситуаций в их уникальности и целостности. Понимающее толкование смысла социальной действительности не обходится без ценностных оценок и постулатов долженствования, т.к. только они и придают смысл социальной ситуации. Поэтому социальной науке придается функция нормативной ведущей науки, важнейшая задача которой состоит в том, чтобы возглавить дискурс вокруг „хорошего порядка44 и общего блага. Иринг Фечер выразил это следующим образом: „Я не думаю, что в столь близкой к практике науке, как политология, можно отказаться от нормативной ориентации [...] Только политология, сознательно связывающая себя определенными нормативами, не может стать объектом злоупотребления “ (Beyme 1987: 85,100). В споре о ценностной оценке приверженцы понимающей парадигмы защищают позицию, которая отвергает разделение между ценностными оценками и высказыванием фактов, а именно этого разделения требовал Макс Вебер (ср. Habermas 1972: 155-192; Albert 1990: 193-234). Аналитическое разделение между ценностными оценками и высказыванием фактов потерпело неудачу из-за того, что в социальной действительности должное и сущее нерасторжимо переплетены друг с другом. Смысл общественного бытия открывается только из долженствования, из которого бытие обретает легитимность (Habermas 1972: 155- 192). В вопросе же о том, в чем, собственно, заключается долженствование или что составляет законный и „хороший порядок44, существуют очень разные позиции. В качестве примера эти противоречия могут быть проиллюстрированы на двух противоположных позициях в отношении либеральной демократии. Характерно, что обе позиции основываются на истолковании мотивов исторического контекста возникновения либеральной демократии. Истолкование мотива представителями нормативно-онтологической школы выглядит примерно так: либеральная демократия возникла из требования индивидуальных прав на защиту от государственного произвола эпохи абсолютизма. Поэтому смысл либеральной демократии заключается в обеспечении личной свободы от государственно-коллективных императивов. В этом смысле необходимость зашиты либеральной демократии обосновывается ее характером „хорошего порядка44. Мы поставим его под угрозу только в том случае, если распространим коллективные права голосования на все сферы общества. Поэтому либеральная демократия должна быть защищена от слишком широко толкуемых прав на участие в управлении (ср. Hennis 1973: 39). Напротив, приверженцы историко-диалектической школы пришли к совершенно другому истолкованию мотива. Либеральная демократия является завоеванием капиталистической буржуазии в борьбе против феодальной аристократии. Позже се пришлось защищать от требований рабочих о хозяйственной демократии. Либеральная демократия обеспечивает доминирование капиталистических интересов над интересами рабочих масс, ставя индивидуальные права и свободы выше коллективных прав голосования. В этом, собственно, смысл либеральной демократии. Поэтому она не является благом, достойным защиты, а должна быть преодолена партиципативной демократией, которая распространит коллективное участие в управлении на все сферы общественной жизни (ср. Agnoli 1973). >то противопоставление поясняет, насколько истолкование ситуации может зависеть от нормативной предвзятости интерпретатора. Различное предварительное понимание и точки зрения могут поэтому привести к очень разным интерпретациям одного и того же явления. Различия между нормативноонтологической и историко-диалектической школами показывают это особенно огчетливо. Несмотря на названные противоречия в содержании, обе школы мышления разделяют представление о том, что поиск „хорошего порядка" отмечает подлинную цель общественных наук. 2.1