Исследование некоторых возражений, выдвигаемых против того, что установлено в предшествующей главе о правах совести, пребывающей в заблуждении. Доказательства этих прав посредством принципов

...Третье затруднение заключается в том, что если будут следовать моим принципам, то власти не смогут наказать человека, который крадет и убивает, убедившись, что эти его действия являются дозволенными актами.

Как бы там ни было, говорят, в-четвертых, невозможно в согласии с моими принципами применить насилие к какому бы то ни было человеку, что-то проповедующемуТаким образом, атеисты оказываются вправе выступать всюду, где им заблагорассудится, против бога и религии. Я отрицаю это следствие прежде всего поскольку власти, будучи обязаны в соответствии с законами порядка охранять общественное спокойствие и безопасность всех членов общества, которым они управляют, могут и должны карать всех, кто нарушает основные законы государства и в число которых имеется обычай включать тех, кто отрицает провидение и всякий страх перед божьим судом. Если этого довода недостаточно, вот второй, который навсегда закроет рот крючкотвору, каким бы дерзким он ни был, а именно: так как никакой мотив совести не может побудить атеиста проповедовать его взгляды, то он не сможет сослаться на изречение апостола Петра: Важнее подчиниться богу} чем людям, которое мы по справедливости рассматриваем как непреодолимый барьер для всякого светского судьи и непреодолимое прибежище совести. Лишенный этого великого покровительства, атеист поистине оказывается предоставленным во власть законов во всей суровости. И как только он захочет распространять свои взгляды вопреки запрету, он может быть подвергнут преследованию как бунтовщик, который, не веря ни во что, стоящее выше законов человеческих, тем не менее дерзает их попирать. Я больше не буду развивать этот ответ. Я уверен, что даже наименее проницательные читатели с самого начала почувствуют всю его силу. Таким образом, наше учение совершенно защищено от преступлений безбожия, поскольку мы хотим, чтобы в этом отношении мирская рука вершила все, что она найдет под- ходящим. Но в отношении ученого, который может сказать властям, что он преподает то или иное ради славы бога, их общего господина, и что его вдохновляет совесть и рвение во имя небесных истин,— это другое дело. Это гора синайская, которой не позволено переходить. С таким человеком следует рассуждать, прибегая к слову божьему или свету разума. Прибавьте к этому то, что было сказано выше, когда мы говорили об обмене миссионерами между христианами и магометанами, [указывая], что такой обмен будет выгоден христианству...

В-шестых, можно сказать, что из наших принципов следует, что человек, совершающий убийство, следуя побуждению своей совести, совершает лучший поступок, чем в том случае, когда он убийства не совершает [вопреки совести], и что судьи не имеют права его наказать, поскольку он лишь выполнил свой долг. Это возражение, конечно, ставит меня в затруднительное положение. Я этого не отрицаю. Но надеюсь, мои оппоненты будут удовлетворены моими ответами на это возражение, лишь бы только о них не судили грубо. Я должен здесь сделать три замечания.

Первое вытекает из того, что я говорил. Меньше всего следует опасаться того, о чем говорит это возражение, так как найдется очень мало людей, скатившихся к безумному и ужасному убеждению, что убийство хорошее дело. Поэтому, признавая следствие, указанное в данном возражении, я не подвергаю большой опасности ни религию, ни государство. Естественный свет и Писание столь ясно выступают против убийства, а учение, которое стало бы рекомендовать убийства, содержит в себе нечто столь ненавистное п даже гибельное, что очень мало людей способно заблуждаться до такой степени, чтобы их совесть заставляла их убивать.

Что касается бога... то он судит о наших поступках чрезвычайно достоверно и безошибочно, не обращая внимания ни на что, кроме модификаций нашей души, не принимая во внимание, приводит ли та или иная из этих модификаций в движение шпагу или ие приводит. Бывает такая модификация души, которая хотя и приводит в движение шпагу, но в нравственном отношении выше, чем иная модификация души, не вызывающая применения оружия.

Если, таким образом, верно, что бог принимает во внимание лишь модификацию души, удовлетворимся рассмотрением того, что он видит в человеке, который вцецело убежден, что должен совершить убийство и в то же время не хочет его совершать, а также, что он видит в человеке, который, будучи проникнут тем же убеждением, совершает убийство. В первом бог видит неестественное, непростительное и зловредное пренебрежение повелениями бога (ведь я уже тысячу раз говорил, что пренебрегать тем, что считаешь повелением бога,— значит пренебрегать повелением бога, даже если, воображая, что это божье повеление, ты ошибаешься). Во втором человеке, совершившем убийство, бог видит глубокое уважение к тому, что этот человек считает повелением бога...

...Следующие две аксиомы, несомненно, обладают одинаково бесспорной ясностью: целое больше части; человек должен делать то, что ему приказывает бог, и считать, что он должен делать то, что считает приказанием бога... Необходимо, следовательно, чтобы душа первого человека представлялась ему менее безнравственной, чем душа второго, поскольку все, что есть плохого в душе первого, сводится к тому, что она приняла за внушение бога то, что на самом деле не было божественным внушением. Так как в данном случае налицо лишь фактическое заблуждение, то оно отнюдь не может быть такой преступной провинностью, какой является акт воли, состоящий в том, что человек отказывается подчиниться богу.