Седьмое возражение. Нельзя отрицать насилия в буквальном смысле, не вводя всеобщую терпимость. Ответ на это: указанное здесь следствие верно, но не бессмысленно. Исследование оговорок некоторых сторонников полу терпимости

Бывает, что средний взгляд является лучшим, а обе крайности порочны. Это случается даже довольно часто. Но в том случае, который мы рассматриваем здесь, невозможно найти справедливую середину.

... Не следует забывать запрещение пользоваться двойными гирями и двойными мерами и предписание мерить себя той же мерой, какой мы мерим других. Богу угодно, чтобы неверные захотели обменяться с нами миссионерами, установить взаимную терпимость и согласиться, чтобы нашим миссионерам было разрешено проповедовать и преподавать в их странах, с тем чтобы их миссионеры получили в наших государствах такие же возможности. Христианская религия получит от этого большие преимущества. Языческие и магометанские проповедники у нас ничего не достигнут, а наши могут добиться больших успехов у неверных народов... ... Я говорю... что даже язычники заслуживают того, чтобы к ним проявить терпимость, и что Феодосия, Валентиниана, Марциана 165 никоим образом нельзя оправдать, имея в виду то, что они осудили на смерть всех, кто отправлял какой-либо языческий культ...

Перейдем к исследованию ограничений, выдвигаемых сторонниками полутерпимости.

Эти господа, либо чтобы пользоваться удобствами терпимости, не теряя удовольствия преследовать, либо по другим, более почтенным мотивам разделяют инакомыслящих на две группы и говорят, что есть секты. которые следует терпетьу и есть другие, которые следу- ет истреблять, если не огнем и мечом, то по крайней мере посредством изгнаний и конфискации имущества. Они говорят, что если кара смертью чересчур сурова для народа, который был обольщен, то смерть не является чересчур суровой для ересиарха, который его обольстил. Nec totam servitutem, пес totam libertatem pati possunt166, как говорилось о римском народе.

Когда речь заходит о более конкретном определении тех ересиархов, которые заслуживают смерти, то говорят, что ее заслуживают люди, произносящие богохульства против божества, и что поскольку в хорошо управляемых государствах раскольникам протыкают язык железом или вовсе вырывают язык богохульствующим, то не следует находить странным, что ужасные и богохульные оскорбления, которые извергал Сервет167 в адрес святой троицы, были искуплены огнем. Но да позволят мне эти господа сказать им, что они здесь тяжко заблуждаются.

Ведь для того чтобы богохульник заслуживал наказания, недостаточно, чтобы то, что он говорит, было богохульством, согласно определению, которое другие люди найдут нужным дать этому слову. Необходимо, чтобы то, что он говорит, было богохульством, согласно его собственному учению. Вот почему справедливо наказывают христианина, который клянется святым именем бога и в то же время оскорбляет божество, в которое он, согласно его собственному заявлению, верит. Ибо в этом случае он грешит злонамеренно, зная, что грешит. Но когда христианин, не верящий в трои- цу, убежденный в том, что не может быть трех лиц, каждое из которых бог, без того, чтобы богов было трое,— когда такой христианин говорит и утверждает, что бог католиков и протестантов ложный бог, противоречивый бог, то для него это не богохульство, поскольку он не говорит ничего такого, что было бы направлено против признаваемого им божества, а то, что он говорит, направлено против божества, которого он не признает.

321

11 п. Бийль, т. 2

Это замечание покажется более основательным, если я прибавлю, что если предоставить преследователям право определять, в чем состоит богохульство, то не найдется более отвратительных богохульников, чем первые христиане и гугеноты. Ибо невозможно сказать ничего более презрительного, низкого и оскорбительного, чем то, что говорили, не соблюдая никакой меры, первые христиане, когда они выступали против богов язычества. Известно, что протестанты также ие жалели суровых слов в адрес бога мессы 168, и то, что они говорили о нем, заставляло волосы становиться дыбом у их противников. Я не одобряю тех, кто в своей невежливости доходит до употребления крайне одиозных выражений в присутствии тех, кого это возмущает. Порядочность и милосердие требуют бережного отношения к их убеждениям, и уважение, какое надлежит оказывать государям, требует воздержания от некоторых выражений. В этом отношении первые христиане не всегда соблюдали ту скромность, какую обязаны были соблюдать. В сущности это не что иное, как невежливость п грубость. Протестанты в основном находят, что говорящий о боге мессы то, что паписты определяют как богохульство, поступает очень хорошо, и так же хорошо поступали первые христиане, говоря об идолах язычества то, что язычники называли богохульством. Следует ли отсюда, что первые христиане были богохульниками, заслуживающими смерти, или что богохульниками, заслуживающими смерти, являются протестанты? Никоим образом, ибо нет определения богохульства, опирающегося на принцип, общий обвинителю и обвиняемому, преследователю и тому, кого преследуют. Но именно это имело место в случае с Серветом. Богохульства, в которых его обвиняли, пе могли быть так названы в

Силу принципа или идеи, которые он признавал так же, как сенат Женевы. Следовательно, он не мог быть наказан как богохульник, так же как христиане не могли быть наказаны как богохульники язычниками, а протестанты папистами и как не могли быть наказаны за богохульство социнианами все верующие в троицу...

Я хорошо знаю, что мне скажут: в вопросе о евхаристии Сервет по существу ошибался, а протестанты по существу правы, поэтому нельзя из того, что нечто справедливо для протестантов, заключать, что это справедливо для Сервета. Но и паписты, если их захотят наказать за их утверждения, что бог Кальвина — тиран, творец греха и т. д., скажут, что они с полным основанием называют богохульством то, что говорится против их евхаристии, ибо истина на их стороне, что заблуждается тот, кто называет богохульством то, что они говорят о предопределении Кальвина, ибо эта догма ложна. Это всегда представляет собой petitio principii [подмену тезиса]. Ничего ясного и точного, постоянное топтание на месте. Словом, каждый располагает словарем по своей прихоти, начиная с того, что выдвигает положение: я прав, а вы заблуждаетесь, а это повергает мир в хаос, более ужасный, чем хаос Овидия 169.

Наши сторонники полутериимости говорят также, что нужно терпеть секты, не ниспровергающие основы христианства, но не следует терпеть те, которые их ниспровергаютЭто опять та же иллюзия. Ибо возникает вопрос: что значит ниспровергать основы? Означает ли это ниспровержение того, что само по себе действительно является основой христианства, или того, что считает основой обвинитель, но чего не считает основой обвиняемый? Если ответят, что имеется в виду основа христианства в понимании первого, то возникнет длительная тяжба, где обвиняемый будет отстаивать негативную позицию, утверждая, что то, что он отрицает, никоим образом не является основой христианства, а представляет собой не что иное, как заблуждение или в лучшем случае нечто безразличное.

по мнению его противника, поскольку из того, что так считает его противник, отнюдь не следует, будто в действительности это есть нечто основное. Так возникает диспут относительно следующей энтимемы обвинителя: Нечто представляется мне основным; Следовательно, оно является основным. Это жалкое рассуждение...

Необходимо пользоваться принципами, признаваемыми обеими сторонами. Если это удастся, будет проявлена терпимость по отношению к обвиняемому со стороны нехристианской секты; если это не удастся, с обвиняемым не будут по крайней мере обращаться как с ниспровергателем основ. Прибавлю, что если для того, чтобы относиться нетерпимо к какой-нибудь религии, достаточно считать, что она ниспровергает то, что мы находим основным, то язычники должны были нетерпимо относиться к проповедникам Евангелия, мы должны нетерпимо относиться к римской церкви, а она к нам...

Глава VIII

Восьмое возражение. Буквальный смысл [Писания], имеющии в виду насилие, коварно делают гьенавистным, ложно предполагая* что он разрешает насилии, совершаемые над истиной. Ответ на это, где показывается, что упомянутый буквальный смысл действительно разрешает преследования, возбуждаемые против правого дела, и что совесть, пребывающая в заблуждении, имеет те же права, что и та, которая не заблуждается

11*

323 Я считаю, что никто не станет оспаривать истинность следующего принципа: все совершаемое вопреки голосу совести есть грех, так как очевидно, что совесть это свет, говорящий нам, что то-то хорошо или дурно, и нет вероятности, чтобы кто-нибудь усомнился в таком определении совести. Не менее очевидно, что всякое создание, которое судит о каком-то поступке, хорош он или дурен, предполагает, что существует закон или пра- вило, касающееся честности или бесчестности поступка. И если человек не атеист, если он верит в какую-то религию, он обязательно предполагает, что этот закон и это правило — в боге. Отсюда я заключаю, что совершенно все равно сказать ли: моя совесть судит, что такой-то поступок хорош или дурен, или сказать: моя совесть судит, что такой-то поступок нравится или не нравится богу. Мне кажется, что это положения, которые все признают столь же истинными, как самые ясные понятия метафизики...

...Из двух поступков, один из которых мы называем хорошим, а другой дурным, хороший, если он совершен вопреки голосу совести, является большим грехом, чем дурной, если он совершен в соответствии с требованиями совести...

...Заблуждающаяся совесть должна доставлять заблуждению те же самые прерогативы, ту же помощь и опеку, какие ортодоксальная совесть доставляет истине. Представляется, что это заведет далеко, но вот как я показываю зависимость пли связь между этими положениями.

Мои принципы, которые отчасти признаются всеми, а отчасти только что доказаны, следующие: 1.

Желание не подчиняться богу есть грех. 2.

Желание не подчиняться решительному и определенному суждению своей совести есть то же самое, что желание нарушить закон бога. 3.

Следовательно, все совершаемое против голоса совести есть грех. 4.

Величайшая гнусность греха при прочих равных обстоятельствах происходит от самого ясного знания того, что совершаемое есть грех. 5.

Поступок, который, бесспорно, был бы весьма хорошим (например, подача милостыни), если бы он был совершен под руководством совести, становится дурным, когда он совершается вопреки совести; по когда совершается в соответствии с голосом совести акт, который бесспорно был бы преступным (например, оскорбление нищего), если бы его совершили вопреки совести, то он не является дурным поступком.

0. Согласование своих действий со споен совестью, которая в сущности заблуждается, в результате которого совершается нечто, называемое нами дурным, делает поступок гораздо менее дурным, чем совершенный вопреки руководству совести, согласной с истиной, поступок, который принадлежит к числу тех, которые мы называем весьма хорошими.

Я правомерно заключаю из всех этих принципов, что первая и самая необходимая из всех наших обязанностей заключается в том, чтобы не поступать вопреки тому, что внушает нам совесть; всякий же поступок, совершенный вопреки свету совести, в высшей степени плох...

Но если нризнано, что в силу непреложной необходимости право преследовать, истреблять огнем и мечом, предоставленное богом истине, является общим для всех религий, получивших этот закон от бога, то ясно, что и прочие права истины не могут не быть общими для всех сект, истинных и ложных. Таким образом, если доказано, что бог желает, чтобы истинная религия из пламенного милосердия сжигала представителей ложных религий ради их обращения, чтобы она употребляла свои заботы, свои книги, свои проповеди, свои наказания, свои ласки, свои благие примеры, свои подарки и т. д. для присоединения к себе заблуждающихся, то в тот же миг доказано, что и ложные церкви должны пользоваться теми же самыми путями обращения...

...Всякий применит к себе соответствующие доказательства, приказ бога, права истины и разрешит себе все, что истинная религия говорит о себе и разрешает себе.

Отсюда я снова заключаю, что невозможно, чтобы бог позволил совершить для утверждения истины какой бы то ни было поступок, который не был бы справедливым для всех и не являлся бы общим правом всех. Ибо в том сочетании, в котором пребывают вещи, все, что разрешается совершать истине против заблуждения, неизбежно становится разрешенным заблуждению, выступающему против истины. Таким образом, тот приговор, который исключил бы истинную религию из общего правила, сделал бы необходимым преступление, и тогда все оказалось бы смешанным...

...Всякпй еретик признает истину, как только он ее узнает. Ведь когда она представляется ему скрытой под оболочкой безобразной и уродливой лжи, он вовсе не должен ее признавать. Он должен избегать и оспаривать ее. Значит, еретику следует прежде всего посоветовать искать истину и не упорствовать в утверждении, что он ее уже нашел. Но если он отвечает, что он ее искал, сколько мог, и все его поиски завершились лишь тем, что он установил, что истина на его стороне, и, пробуждаясь днем и ночью, он находит в себе лишь то, что прочно укоренилось в его уме в качестве открытой ему истины,— если он все это вам говорит, то смешно требовать от него, чтобы он остерегался света своей совести, и настаивать на том, что ему необходимо обратиться. Нам нужно известное время, чтобы обучиться истине, и мы всегда должны быть готовы отказаться от того, что считали самым верным, если нам покажут, что это ложно. Но в конце концов в религии нельзя всю жизнь быть скептиком, ппрронистом, нужно на чем-то остановиться и действовать соответственно принятому решению. Остановимся ли мы на истинном или ложном, в обоих случаях одинаково несомненно, что следует совершать акты добродетели и любви к богу и держаться подальше от главного преступления — поступков, противоречащих совести...