В Академию Наук СССР

Среди кандидатов, имена коих опубликованы в официальном порядке, указан (раздел БЗ, № 13)287.

По Шпету, философия в своем историческом и диалектическом развитии проходит через три стадии: 1) стадию «мудрости» и морали, 2) стадию метафизики и «мировоззрения», 3) стадию строгой науки.

Задачей нашего времени Шпет считает осуществление философии как науки. Для этого надобно, во-первых, в истории философии выделить все те моменты, которые (в отличие от мифологических и метафизических конструкций) составляют положительное содержание философии, и, во-вторых, исходя из этих положительных моментов, построить систему философского знания, определяемого своим особым предметом и методом. Псевдонаучные метафизические теории или задавались вопросами, внутренняя противоречивость и познавательная неразрешимость которых может быть философски доказана, или же конструировались по аналогии с науками специальными; в этом последнем случае они, с одной стороны, выходили за пределы строгого научного знания в область гипотез, недоступных проверке, а с другой — строили односторонние «картины мира» по аналогии с излюбленной специальной наукой (отсюда: механизм, биологизм, психологизм и т.п.). Попытки позитивизма и кантианской гносеологии преодолеть метафизику в философии обращением к изучению самого знания и его условий, как доказывает Шпет, могли быть весьма ценны для нас в своей критической части, но в своей созидательной части они исторически приводили (и не могли не привести) к феноменализму, субъективизму и скептицизму. Между тем положительная философия как наука, наоборот, характеризуется (как это убедительно показано Шпетом в его работах) реализмом, объективизмом и рациональностью.

В противоположность односторонним и гипотетическим «картинам мира» Шпет требует от философии четкого и строгого анализа синтетических форм сознания, как они осуществляются в культурно-исторических фактах науки, искусства, языка и т.д. В связи с этим философская система Шпета оформляется в систему специальных наук: логики, эстетики, философской семасиологии и т.д. До сих пор главное внимание (как в преподавательской его деятельности, так и в литературной) было им устремлено на проблемы двух специальных наук: логики, которую он понимает как методологию научного знания и трактует в связи с историей научной мысли, и эстетики, которую он ориентирует на конкретное искусствоведение. В области логики его специальные исследования по логике и методологии исторических наук вызвали особый интерес и признание среди специалистов;

можно было бы привести целый ряд самых лестных оценок его трудов. В области эстетики Шпет также не ограничился провозглашением общим принципов, а тотчас показал приложение метода научной философии к исследованию искусства слова. Впрочем, его исследования в этой области далеко выходят за пределы эстетики и кладут основание оригинальной философии языка. Принципы этой последней не только развиваются его непосредственными учениками, но также оказали заметное влияние на работы молодых русских лингвистов; здесь правильно говорят о «школе Шпета». Нужно признать справедливым указание автора большой статьи, посвященной последней работе Шпета288, которое ставит исследования Шпета в параллель с новейшими течениями западной науки; но необходимо прибавить, что кардинальные мысли в этой сфере были высказаны Шпетом гораздо раньше выступления его западных единомышленников, а результаты его работ — плодотворнее и нередко ушли далеко вперед по сравнению с еще робкими опытами западных ученых. Доказывая, что в то время как специальные науки изучают вещи и факты действительности, — философия имеет задачей критику и анализ самих научных методов и понятий, Шпет определяет собственный философский метод как «интерпретирующую диалектику научных понятий». В отличие от формальных и отвлеченных форм диалектики Платона и Гегеля эта форма диалектики самых смыслов научных теорий и терминов должна быть названа подлинно реальной диалектикой.

Как на один из результатов применения метода интерпретирующей диалектики, здесь можно указать на полученное путем расчленения значений терминов различение философских учений; это различение проливает новый свет на их взаимное отношение и на место, принадлежащее им в целом культурной мысли. Различая в понятиях их объективное значение и субъективно-психологическую экспрессию, Шпет показывает, что наряду с объективными теориями в историю философии зачисляются особого рода социально-психологические построения, отражающие лишь особые типы настроений и психологических конституций. Его анализ скептицизма с этой точки зрения справедливо признается специалистами образцовым289.

Естественно, что, отделяя по научной ценности и по культурно-историческому смыслу положительные философские учения от конструкций метафизических, с одной стороны, социально-психологических — с другой, Шпет дает новое и оригинальное освещение самой истории философии. Образцом в этом смысле может служить его История русской философии (впервые выполненная в таком объеме и с такою научною тщательностью), из которой пока увидели свет только первый том и несколько подготовительных этюдов-исследований ко второму тому. Редкая эрудиция Шпета дала ему возможность не только вскрыть такие источники русской философии, о которых раньше не подозревали, но и в истории западной философии осветить малоисследованные или забытые моменты. Нужно думать, что предпринятое в настоящее время немецкое издание работы Шпета заставит и Западную Европу отнести его к первостатейным научным исследователям. Завершение труда Шпета по истории русской философии в условиях академической работы было (бы) в высшей степени ценно для нашей науки.

Особо должны быть упомянуты (внутренне связанные, впрочем, с его принципами) работы Шпета по социальной и этнической психологии. Кроме их теоретичес- кой ценности (как критической, так и положительной), необходимо подчеркнуть их огромное практическое значение для современной науки в связи со столь развивающимся у нас краеведением и изучением населяющих Союз национальностей. Здесь также опубликованным является еще только начало исследований Шпета, посвященное изложению принципов (в высшей степени оригинальных и смелых), но из докладов, читанных Шпетом в московских научных обществах, видно, что и в этой области его работа подвинулась достаточно далеко, чтобы найти себе, наконец, академическое завершение.

Обзор научных заслуг Шпета и оценка научного значения его трудов были бы неполными, если бы я не упомянул о его личных качествах, как блестящего лектора и исключительного организатора. Созданный им Кабинет этнической психологии, организация Института научной философии и бывшего Философского разряда — ныне Разряда общего искусствоведения и эстетики — в Гос. Академии художественных наук достаточно свидетельствуют, что Шпет — единственный кандидат, на которого Академия Наук СССР могла бы возложить выполнение задач (столь ответственных и для нашей науки столь важных) по организации новой философской кафедры в Академии. А широчайший диапазон научных интересов Шпета и его огромная эрудиция, несомненно, сделали бы из него незаменимого участника в работе Академии Наук в ее целом.

А.Бачинский.

«Вопросы философии», 1988.