Понятие «литература», новые контексты его употребления
Сегодня можно говорить о парциальном или сегментарном существовании (сосуществовании) нескольких институциональных контекстов, в которых так или иначе задаются свои представления о литературе, критерии оценки новых литературных образцов, поддерживаются, трансформируются, эродируют представления о национальной и мировой литературной классике.
Укажу на наиболее выраженные (место литературы на российском радио и телевидении крайне незначительно и очень зыбко, в любом случае - вторично для данных каналов); г» школа (точнее, разные типы школ с относительными различиями литературных программ — государственные и частные, общие и специализированные, столичные и периферийные); г» литературная критика толстых журналов; г* литературное рецензирование и реклама глянцевых (например, «Афиша») и тонких журналов (например, «Еженедельный журнал»), отдельных сайтов Рунета («Русский журнал»); г» жюри литературных премий и «тусовки» литературных презентаций — лауреатов и кандидатов на публичное внимание; г» общедоступные книжные киоски и прилавки в крупных городах — как центра, так и периферии страны — с их стандартным набором образцов литературных сенсаций и жанровой словесности массового спроса (боевик и детектив; любовный роман; исторический роман и биография; научная фантастика и фэнтези; детская литература; «полезные» книги — от различных справочников и пособий до душеспасительной словесности, трудов по дианетике и теософии). Соответственно, сегодня можно говорить о воспроизводимом институциональном каноне (школьная программа по литературе), актуальном каноне (литературная критика толстых журналов) и модном каноне (книгоиздательские стратегии в расчете на новую образованную публику). Перечисленные контексты бытования литературы фактически сосуществуют друг с другом, могут даже частично пересекаться, но в принципе тяготеют к изоляции; они редко взаимодействуют, а соответственно еще реже рефлексируется проблема их взаимодействия. Фактически едва ли не единственным органом такой рефлексии (постановка вопросов о разных подходах к литературе, о различных ее функциональных типах, попытки предложить социологические и культурологические критерии) выступает сегодня журнал «Новое литературное обозрение», причем сама его уникальность, отсутствие полноценных партнеров, оппонентов, конкурен- тов, критиков, как представляется, снижает результативность подобных попыток этого издания. Нынешнюю читательскую аудиторию тоже можно типологически представить как сосуществование и взаимодействие (затрудненное и крайне вялое) нескольких читательских контингентов: г* публика толстых журналов и «проблемной» литературы, читатели привычных авторов, получивших признание в 1970-1980-х годах (В. Макании, Л. Петрушевская) или даже ранее (Ф. Искандер) и, как правило, сначала печатающихся сегодня в толстых журналах, а затем выпускающих книги. В основном эту публику составляют люди старше 40, а часто старше и 50 лет. Проблема классики, канона, «ядра», «высокого уровня», противостояния масскульту, собственно говоря, значима — как идеологическая! - только для этой группы, входит в ее самоопределение, как- то дебатируется. На эту публику, ее вйдение литературы (литературную критику, выходящую из толстых журналов иногда в газеты, иногда — на радио, телевидение и в Интернет) и на соответствующие литературные образцы так или иначе ориентируются школы и в определенной мере библиотека (последняя вынуждена учитывать и вкусы массовой публики, о которой ниже); г* более молодая и образованная среда (20-35-летнего возраста, плюс еще более молодые группы «подхвата» их идей и образцов сегодня и завтра), тяготеющая к университетам, литературным клубам и публичным литературным мероприятиям, пользующаяся в качестве рекомендации, что читать, Интернетом, заглядывающая для этого же в глянцевую прессу. Чтение для нее включено в контекст модного поведения (кино, клубы, выставки, концерты). Эта публика ориентирована на моду, интегрирована механизмами моды, и канон здесь — это модный канон. В него входят несколько сенсационных и «раскрученных» российских писателей примерно того же возраста и в большей степени переводная новейшая литература, прежде всего — западная, плюс японская (прежде всего Харуки Мураками) и еще один-два «модных» региона (Сербия — по преимуществу Павич или Турция — например, Орхан Памук); г* массовые читатели жанровой литературы — серийных и сравнительно дешевых книг карманного формата в мягких обложках, которые продаются на улицах и вокзалах городов по ходу движения и в местах скопления оседлого и приезжего городского населения.
Для них канон если и существует, то лишь в виде общей ценностной рамки, полученной при обучении в школе и демонстрируемой в ситуациях культурной неполноправности, подчинения (как удостоверение своей грамотности, нормальности, культурности и проч.). Представленное разграничение — типологическое. Элементы, характеризующие поведение того или иного типа публики, могут конечно же встречаться у читателей другого типа, но как временные или случайные, на правах значений заднего плана, фоновых либо второстепенных и т.п. Кроме того, здесь описана лишь «головка» каждого типа. У него есть шлейф эпигонов, «опаздывающих» читателей — на географической периферии, в менее образованных контингентах, более старших возрастных группах и т.п. Состав их чтения значительно уже, уровень разнообразия образцов — ниже. Отдельный круг вопросов о границах и содержании понятий «литература», «канон», «авангард», «массовость» возникает в связи с созданием и бытованием русской (русско- язычной) литературы за геополитическими пределами России — в эмиграции и в бывших республиках СССР. В целом сегодня можно, кажется, говорить о «закате» журнального периода русской литературы 1950-1980-х годов, о конце монополии толстых журналов в системе организации литературной культуры, а значит, о конце периода текстов и соответственно об эрозии, запаздывании, эпигонизации нынешней журнальной литера1урной критики. Ситуация серьезно отягчается тем, что процессы группообразова- ния (какими бы вялыми они ни были в советской литературе после 1930-х годов и как бы они ни были деформированы властью и официальной идеологией) шли исключительно вокруг толстых журналов; так что нынешний период характеризуется глубоким кризисом самостоятельных групп и группообразования в российском обществе, в том числе в литературном сообществе. Вместе с тем литература и литературное сообщество в сегодняшней России, как уже говорилось, потеряли связь с процессами и идеями общественных перемен (традиционные для самоопределения «серьезной» литературы и писателя в России и СССР), утратили привычную общественную функцию, а значит, и систему ролей, каналы коммуникации. Популистская власть и массовая литература, которые несут идеи и символы порядка, стабильности и не нуждаются в критическом посреднике между ними и массами, а требуют лишь технологов паблик рилейшнз (неважно, политических пиаровцев или литературных менеджеров, агентов, издателей), если не вовсе отстраняют «серьезную» литературу от ее наиболее прямых и очевидных социальных функций, то в любом случае кардинально меняют структуру литературной общественности. А изменилась за 90-е годы, особенно за вторую их половину, именно она — привычная композиция и формы взаимоотношений отношения между властью, «элитами» и массой (народом). С этими изменениями связаны, в частности, и попытки «вернуть» политику в литературу через леворадикальный эксцесс и скандал. К тому же самоопределение авангардного литератора и существование поисковой литературы в сегодняшней России крайне проблематичны: ресурса самостоятельных идей такого плана нет — или же они крайне дефицитны и либо уже «заняты», либо предельно тривиальны (относятся к практике леворадикальных групп в России рубежа XIX-XX веков, западной контркультуре 1960-х годов). Литературные образцы сегодня все чаще приходят к более молодому читателю в крупных, университетских городах как книги и книжные серии, в том числе переводной литературы. Тем более этот поворот к книге (пользуясь заглавием популярного в свое время труда Робера Эскарпи, можно назвать его новой «революцией книг» [см.: Escarpit 1965]) характерен для самого широкого читателя жанровой словесности, он же — ежедневный и увлеченный зритель телепередач тех же самых массовых жанров. В заключение рассмотрим этот материал чуть подробней.