Классический рационализм и «современный рационализм» Моисеева

В своих философских работах Моисеев создает собственную систему понятий и, по сути, предлагает читателю особый мир, в котором предложены некоторые постулаты, и из них делаются вполне логические выводы.

Мир Моисеева рассчитан на людей, имеющих естественнонаучное образование. Такого рода миры создаются иногда в произведениях писателей- романистов, у которых научные споры их эпохи рождают их собственные ассоциации, которые они и делают стержнем повествования. Так, например, у Борхеса нашла выражение точка зрения Пуанкаре на роль случайности в динамических процессах* — это идея вечного возвращения, заключающаяся в том, что любые состояния систем, пусть через огромный промежуток времени, но повторяются вновь. Борхес посвятил этой идее отдельное эссе и не раз возвращался к ней в своих произведениях; образ вечно повторяющегося мира оставил в душе писателя глубокий след.
Одной из таких наиболее «впечатавшихся» в сознание людей, получивших естественнонаучное образование, является идея рационального суждения, представление о том, что в природе всегда существует некая логика, которую можно назвать механизмом явления и которую можно постичь. Вот к этой идее, впитанной в альма-матер, и обращается Моисеев, предлагая обсудить то понятие о рационализме, к которому он пришел самостоятельно и которое составляет основу особого мира его произведений.
Сама идея рационализма имеет длинную — более чем двухтысячелетнюю — историю. Понятие классического рационализма восходит к древнегреческой философской традиции, связанной с именем Платона, и характеризуется установками на разумность и естественную упорядоченность мира, наличие в нем внутренней логики и гармонии, а также убеждением в способностях разума постичь этот мир, найти его истинное устройство и изменить его на разумных началах. Платон ввел в обиход понятие об сверхчувственных сущностях, обладающих реальным бытием, и постигаемых с помощью разума

«идеальных структурах», или вечных идеях, которые можно лишь открыть — как открывают путешественники новые места, — но существуют они независимо от того, знаем мы о них или нет. Надо сказать, что этот вариант отношения к знанию, понимания его как корпуса независимых истин, существующих объективно, независимо от человека, сохранился в естественных науках по сей день — в математике выделяют так называемые математические объекты (такие как множество Мандельброта или кубик Рубика), в физике объективны законы природы, которые мы в состоянии лишь открыть; в генетике ученые имеют дело с объективно «заданной» техникой генетического копирования, которую биотехнологии могут ^ использовать, но не в состоянии изменить или объяснить.

, ¦ В научной среде существует и альтернатива — это такой взгляд t на законы и объекты науки, согласно которому мы конструи- ' руем, создаем те или иные закономерности, благодаря особенностям нашего мышления (например, ради «экономии мышления») или используя те или иные стандартные операции, присущие мышлению.
Моисеев пошел другим путем, он полагал объекты науки и ее законы не вечными и «предзаданными», но живыми — подвижными и эволюционирующими сущностями, которые складываются в ходе эволюции природных систем и «открываются» наукой в той мере, в которой справедливы условия постоянства этих законов для конкретной системы, пусть даже этой системой избрана вся Вселенная. Конкретизацией путей, которые избираются эволюцией, служит у Моисеева идея Рынка (с большой буквы), поскольку этот рынок лежит в основе функционирования самой природы как процедура ее самоорганизации. В этом несомненная новизна подхода Моисеева к обобщенному описанию систем. Если в объемлющей концепции функционирования природы Вернадского в основе лежат те или иные циклы и круговороты, основанные на законах сохранения массы и энергии, то в концепции Моисеева все наоборот. Эволюция «отсеивает» законы сохранения, и мы их обнаруживаем, если наблюдаем стационарное состояние системы, но ставить эти законы во главу угла нельзя — они есть следствие самоорганизации, а не ее «первооснов».

Механизмов же работы самоорганизации или кооперации по большому счету всего два. Во-первых, это механизмы сборки или, если быть точным, сборки-разборки, так как «в процессе самоорганизации непрерывно происходит разрушение существующих структур, дающих материал для возникновения (сборки) новых, среди которых и более сложные». Во- вторых, это механизмы отбора — их можно назвать отбраковкой по совокупности признаков приспособленности, т. е. оптимальный отбор. Во втором механизме легко угадывается хорошо известный экстремальный принцип, но что стоит за первым? Первый механизм, как ни трудно его «распознать», — это коэволюция, в ходе которой система «кристаллизует», выращивает в точках роста новые, все более сложные, но тем не менее генетически подобные предыдущим приспособления.
Однако для того чтобы прийти к тому, как эти механизмы можно вывести из багажа, которым обладает наука сегодня, необходимо немного «разогнаться», а для этого — отойти назад, сделать экскурс в историю науки.

<< | >>

↑

Источник: Самсонов Александр Львович. Система мира и миры систем. 2009

Еще по теме Классический рационализм и «современный рационализм» Моисеева: