Рут Фуллер Сасаки33 ДЗЭН КАК РЕЛИГИЯ

Я хотела бы сказать несколько слов о дзэн как о религии, ведь дзэн — прежде всего религия. С того времени, как дзэн стал известен на Западе, выделяли различные его аспекты и разные элементы его учений: дзэн — это своего рода мистицизм; дзэн — это экзистенциализм; дзэн — это разновидность душевной терапии; дзэн — это практика, в которой в качестве педагогических приемов используются крики и удары; дзэн — это спокойный и уединенный образ жизни, и поэтому главная форма его религиозной практики — медитация; дзэн нацелен на достижение сатори, с которым на человека нисходит абсолютное знание и понимание всего сущего; дзэн — это абсолютная свобода; человек, достигший цели дзэн, сатори, превыше закона и всех ограничений, налагаемых обществом.

Нельзя сказать, чтобы эти утверждения были названы совершенно неверными, каждое из них само по себе содержит какую-то часть истины, однако все они, по моему мнению, упускают из виду основную цель и смысл дзэн.

По своей сути дзэн — это религия. Какими бы другими качествами или свойствами он ни обладал, все они суть производные или побочные продукты той специфической формы религии, какой является дзэн. Сам по себе дзэн — разновидность религии, и важнее всего знать о нем именно это.

Я не собираюсь давать определение термину «религия». Дискуссии по этому вопросу все еще продолжаются и, подобно большинству других споров, они еще не привели к окончательному ответу, который бы устроил всех заинтересованных в нем. Если, однако, вы требуете, чтобы в религии присутствовал Бог, внешний по отношению ко вселенной и человеку, если вы требуете, чтобы в ней имелось единственное в своем роде священное писание, в котором содержатся все основы этой веры, если вы требуете, чтобы в ней имелась индивидуальная душа, существующая вечно и обретающая в зависимости от своих деяний вечное блаженство на небесах или вечные мучения в аду, если вы верите в существование греха, который может быть смыт жертвоприношениями и ритуалами, а также в спасение, которого можно достичь, полагаясь на спасителя, — тогда для вас дзэн не есть религия, да и вообще дзэн не для вас.

Здесь же я попытаюсь определить, что имеется в виду, когда говорят о дзэн. Слово «дзэн» обычно используют для обозначения множества разных вещей. Рискуя показаться сверхконсервативной и авторитарной, в данном контексте я предпочитаю обозначать им буддийскую школу, возникшую и развившуюся в Китае, основателем которой традиционно считается Бод- хидхарма, а также учение этой школы.

Хотя, как показывает уже само название, школа дзэн акцентирует внимание на медитации (иногда ее так и называют — «школа медитации»), основное ядро ее, как и ядро всего буддизма, будь то хинаяна или махаяна, составляет учение о пробуждении. Существуют несколько слов, обычно обозначающих переживание пробуждения. Сокэй-ан! предпочитает английское слово «awakening». Японцы используют слово сатори, которое сейчас постепенно входит в английский язык. Риндзай называл сатори «истинным пониманием», или «истинным постижением». Другое слово, датируемое временами Бодхидхармы, — кэнсё, «прозрение собственной природы».

Когда Будда Шакьямуни достиг своего «наивысшего совершенного пробуждения», он проявил тем самым фундаментальный принцип религии, который затем стал развивать. А когда после некоторой внутренней борьбы, нашедшей отражение в его беседе с богом Брахмой, он решился открыть свои переживания всем людям и показать им, каким способом они могут достичь освобождения от всех своих страданий и печалей, то тем самым он продемонстрировал, каковы естественные следствия пробуждения, и впервые попытался сделать свое переживание основой мировой религии.

Для хинаяны — или, точнее, школы тхеравады — главной целью является достижение личного пробуждения. Поэтому люди покидают свои дома, чтобы стать монахами, веря, что монашеская жизнь — наи- лучшая возможность достичь этой цели. Роль верующих мирян в хинаяне состоит главным образом в том, чтобы материально поддерживать монахов, ищущих пробуждения; таким способом миряне накапливают для себя заслуги, которые в одной из будущих жизней позволят им самим уйти от мира и искать нирвану.

Для школ махаяны личное пробуждение и помощь другим в обретении этого опыта — это два аспекта одного фундаментального принципа. Прежде всего следует достичь пробуждения для себя, но одного этого недостаточно. Сияние опыта просветления должно быть излучено на других людей, чтобы они могли разделить его. Само пробуждение нельзя передать другому человеку, но пробужденный может и должен помогать другим людям на их пути к этой цели, в противном же случае это значит, что он просто не понимает значимости своего опыта. Такова роль бодхисаттвы, превозносимая махая ной. Для меня Будда Шакьяму- ни — идеальный образец совершенного буддийского учения. Он — Будда, достигший наивысшего пробуждения, чьей целью было не просто достичь просветления для себя, но разрешить проблему человеческого страдания, чья жизнь после обретения просветления, продолжавшаяся сорок девять лет, вся без остатка была посвящена тому, чтобы показать человечеству, как этот вопрос можно решить самостоятельно. Интересно, что один из излюбленных объектов дээнского сумы, или рисунка черной тушью, — это Шакьямуни, спускающийся с горы. Вершина горы представляет его пробуждение, а обратный путь — его возвращение в повседневную жизнь.

Следует упомянуть еще одно свойство, характерное для большинства школ махаяны. Оно состоит в том, что каждый человек, монах или мирянин, может достичь этого пробуждения. Роль мирянина в махаяне состоит не только в том, чтобы обеспечивать всем необходимым монашескую общину и накапливать заслуги путем совершения добрых дел. Мирянин, естественно, должен это делать, но если он стремится к высшей цели, то даже среди суеты повседневных дел достигнет ее.

Эта краткая характеристика двух течений буддизма, конечно, неполна. Но если вы будете помнить ее, у вас будет удобное, хоть и краткое, руководство для их различения.

Дзэн, может бьггь, даже больше, чем какая-либо из махаянских школ, сосредоточивается на важности пробуждения именно для мирян и делает доступными для них ту мудрость и те практики, которые характерны для монахов. Одна из наиболее почитаемых в дзэн личностей — индийский мирянин Вималакирти из Вайшали, известный в Японии как Юимакицу, или просто Юима. Вималакирти занимает в дзэн место, не уступающее по своему значению положению величайших дзэнских монахов. Многие миряне в Китае и Японии сыграли немалую роль в истории дзэн. Среди них, например, Фу-дайси, известный как изобретатель вращающегося книжного шкафа, а также мирянин Хо, живший при династии Тан, ученик наставников Басо и Сэкито. Тот факт, что дзэн рассматривает мирян, так же как и монахов, в качестве «кандидатов в будды» и предоставляет возможность постигать Дхарму и совершенствоваться в практике всем желающим, является одной из причин, почему из всех буддийских школ дзэн-буддизм, по моему мнению, наиболее подходит для Америки и Европы.

Многие из вас слышали или читали знаменитые стихи, приписываемые Бодхидхарме, в которых говорится о дзэн; их первая строчка гласит: «Передача [учения] помимо текстов; основанность не на словах и высказываниях». Большинство людей считало в прошлом и считает сейчас, будто эти строки означают, что у дзэн нет никакого учения и что он не имеет никакого отношения к письменным текстам. Шестой патриарх, который до вступления в сангху был, как говорят, неграмотным продавцом дров, считается наиболее выразительным примером этой идеи. Однако изучение биографий великих мастеров дзэн опровергает этот взгляд. Проведя свои собственные исследования, я не нашла сведений ни об одном мастере, который бы как до пробуждения, так и после него сколь-нибудь внимательно не изучал буддийские сутры и в своих текстах не цитировал бы их. Все они были образованными людьми и хорошо знали буддийскую философию своего времени. Бодхидхарма передал Аанкаватарй сутру своему преемнику Эка-дайси, сказав, что в ней содержится подтверждение его учения. Такие сутры, как Вималакиртинирдеша, Махапраджняпарамита и Ваджраччхсдика, Махапаринирвана и даже малопонятная Аватамсака, были хорошо известны адептам дзэн и изучались ими. Конечно, нельзя говорить, что они обретали пробуждение только от изучения этих сутр. Пробуждение существует само по себе, и оно не зависит ни от каких сутр. Пробуждение — это прозрение собственной природы. Если именно это берется за основу, то дзэн не отрицает ценности писаний и не выбрасывает их в корзину для мусора. В текстах пробужденный находит описание и разъяснение чужого переживания пробуждения, а собственный его опыт оказывается ключом к пониманию этих текстов. Многие школы махаяны — такие как санрон, тэндай, син- гон и дэёдо — основываются на учении одной или нескольких сутр. Дзэн же, как говорил Бодхидхарма, не основывается ии на какой сутре. Он вообще не принимает письменное слово в качестве основы своего учения и своей практики. Его монахи никогда не комментировали и не комментируют традиционные буддийские сутры. Наставники читают своим ученикам лекции, или по-японски тэйсё, по поводу изречений и писаний китайских и японских дзэнских мастеров древности. И, хотя традиционные недзэнские писания не используют в качестве основы этих лекций, многие из них ежедневно рецитируют — полностью или частично — в дзэнских монастырях и храмах и изучают в монастырских колледжах и университетах еще до того, как ученики вступят в монастыри, или когда они полностью завершат свое дзэнское обучение и свою практику.

Одним из последних крупнейших махаянских текстов, принесенных в Китай из Индии, была Аватамсака сутра. На основе учений, изложенных в этой сутре, в Китае развилась школа хуаянь (кэгон по-японски). В этой школе китайская махаяна достигла апогея своего развития. Но в качестве школы хуа- янь просуществовала не долго. Возможно, ее учение было слишком запутанным и малопонятным, чтобы снискать широкую популярность в массах, а ведь поддержка масс существенна для любой религиозной школы, как бы слабо они не разбирались в ее доктрине. Однако философия хуаянь вошла в качестве составной части в учения других буддийских школ Китая. Учение школы кэгон появилось в Японии в период Нара благодаря императору Сёму. Храм Тодайдзи в Нара, где находится крупнейшая в Японии бронзовая статуя Будды — Великий Солнечный Будда, был построен по приказу императора Сёму в качестве центра школы хуаянь на японской земле. Однако в Японии, как и в Китае, школе хуаянь (кэгон) не суждено было долго процветать. Но и в наши дни. владея только Тодайдзи и двенадцатью другими храмами в Японии, философия школы кэгон играет одну из важнейших ролей в буддийском образовании.

Философия кэгон представляет собой величественную систему, почти необозримую по широте и изощренную в деталях. Из нее дзэн позаимствовал ключевое понятие — идею о четырехчастной вселенной. Согласно кэгон, вселенная, в которой мы живем, может быть разделена на четыре части — или, точнее, ее можно понимать в четырех аспектах. Это учение имеет достаточно технический характер, но я попытаюсь объяснить его настолько просто, насколько позволит мне мое понимание этой темы.

Вся вселенная — земля, небо, луна, солнце, планеты, звезды, бесконечное пространство — в буддийской терминологии известна как дхармадхату, по-японски хоккей. Слово дхату (яп. кай) означает «сферу» или «царство», а слово дхарма (яп. хо) имеет два значения: 1) Абсолютная Истина и 2) те индивидуальные элементы, из которых состоит вселенная.

Так что дхармадхату, или хоккай, значит «царство Абсолютной Истины» или «сфера всех элементов».

Кэгои и дзэн рассматривают дхармадхату с четырех сторон. Во-первых, под дхармадхату подразумевают реальный мир, в котором мы все живем, — мир феноменов. Вселенная, рассматриваемая с этой точки зрения, по-японски называется лзи хоккай. Дзи — значит «вещи», «феномены». Поэтому с подобной позиции вселенная представляется как мир сам по себе, мир вещей и событий. Об этом мире — так, как он явлен обычным людям, — дзэн, на первый взгляд, сказать нечего. Однако, если мы готовы понять его истинную природу, то можем исследовать этот мир со всех сторон.

Вторая точка зрения на хоккай — представление о нем как об Абсолютном мире, мире Реальности. Мир, рассматриваемый с этой позиции, называется ри хоккай. сферой Абсолютного Принципа. Это недифференцированный мир, мир совершенного единства и пустоты. Войти в этот мир, постичь его, сделать его нашей постоянной обителью — условие sine qua non для последователя дзэн. Это мир, в который входят великие творцы и мистики, люди, испытавшие личное релитозное переживание, это мир космического сознания, как его иногда называют.

Это тот мир, в который мы хотим войти, когда начинаем практиковать дзэн. Первые коаны, которые задаются адептам дзэн, — «Му» Дзёсю, «Хлопок одной ладонью» Хакуина, «Каким было твое лицо до рождения твоих родителей?» шестого патриарха — это те загадки, проникновеиие в которые ведет нас через «заставу-без-ворот» в Абсолютный мир, в царство Абсолютного Принципа, ри хоккай. Но поскольку первое сатори — это, как правило, просто беглый взгляд на этот мир, только один шаг за ворота, то адепт дзэн должен понять и решить множество коа- нов, чтобы этот мир стал для него неистощимой реальностью.

Но мы живем и действуем в мире повседневности, в мире феноменов, относительном мире отдельных вещей. Об этом хорошо известно в дзэн, поэтому следующий шаг состоит в осознании того, что феномены и ноумены, Абсолютное и относительное — всего лишь два аспекта одной Реальности. 1Ьэтому, если приверженец дзэн в совершенстве постиг ри хоккай, мир как царство Абсолютного, от него требуется, пребывая в Абсолютном, обратиться назад к относительному, феноменальному миру, в который он верил когда-то как в единственно существующий.

Этот третий способ созерцания вселенной называется «постижением вселенной как рилзи му?э хоккай», т. е. как «мира, в котором Абсолютное и частичное, ноуменальное и феноменальное, Принцип и его проявления постигаются в совершенной гармонии и соединении». Частичное, относительное, феноменальное, проявляемое суть не что иное, как тот ракурс, под которым мы наблюдаем ноуменальное, Абсолютное, Принцип. Сами слова ридэи мугэ хоккай, если перевести их буквально, означают: ри — «Принцип», дзи — «вещи», му — «без», гэ — «препятствие». Это значит, что Абсолютное и относительное проникают друг в друга без каких-либо препятствий. Или, иными словами, они полностью объединяются. В сущности, они становятся одной вещью.

Если мы достигаем понимания этого, то начинаем осознавать, что все в окружающем нас мире — каждое дерево, каждая скала, каждая звезда, каждая пылинка, каждое насекомое, каждый зверь и каждый человек, включая нас самих, — по сути своей является проявлением Абсолютного, и каждое действие, совершаемое каким-либо из этих предметов, выступает как деяние Абсолюта. Каждый существующий предмет, обладающий чувствами или не обладающий нми, священен по своей природе. Из понимания этого возникает знание, что все и вся, независимо от того, каким бы низким и презренным все это ни казалось, суть Будда и предопределено к спасению и высшему осознанию буддовости.

Но есть и еще более глубокий уровень постижения, известный как дзидзи мугэ хоккай, — постижение царства гармоничного и беспрепятственного взаимопроникновения и взаимопревращения вещей. Дзи, как мы знаем, означает «вещи», поэтому дзидзи — значит «эти вещи и другие вещи»; мугэ означает «беспрепятственность». Следовательно, дзидзи мугэ хоккай — это царство, в котором все вещи, осознаваемые нами в качестве проявлений Абсолюта, вместе образуют единое, совершенное и тотальное целое благодаря гармоничному и беспрепятственному взаимопроникновению, взаимопревращению, отождествлению друг с другом. Реализация состояния дзидзи мугэ хоккай — это понимание того, что все во вселенной постоянно, непрерывно и гармонично взаимопроникает и превращается друг в друга. Это понимание вселенной как выражение вечной свободной игры Абсолюта. Вселенная, рассматриваемая таким образом, видится как единая во времени и пространстве или, точнее, как безвременная и внепространственная.

Когда мой наставник говорил мне об этом, он сказал: «Подумай о себе. Ты думаешь, что ты — особый, независимый индивид. Но это неверно. Если бы не твои родители, то тебя бы не было. А их не было бы без их родителей. И таким образом мы уходим в глубины веков, ко временам возникновения человечества и даже далее. В настоящий момент ты являешься вершиной гигантского треугольника, сформированного этими предшествующими жизнями. Все они существуют в тебе сейчас. В тебе они существуют сейчас так же полно и истинно, как и в свое время.

Точно так же, как ты существуешь сегодня благодаря другим индивидам, существующим в мире в настоящий момент; точно так же, как твое тело существует благодаря пище, выращенной и обработанной бесчисленными руками в сегодняшнем мире, точно так же, как ты одеваешься в одежду, создававшуюся неисчислимыми руками, как вся твоя деятельность обусловлена действиями бесчисленных людей, живущих сейчас в этом мире, и как твое мышление ими обусловлено, — так и тела, действия, мышление твоих предшественников тоже были обусловлены теми, кто жил в мире в их времена. Поэтому если принять во внимание, что все прошедшие времена сконцентрированы в тебе сегодняшнем, то мы должны согласиться, что в тебе сконцентрировано также и прошлое пространство. Следовательно, ты, так же как и любое другое существо, живущее на свете в настоящее время, есть вершина не гигантского треугольника, а, скорее всего, конуса.

Но и это еще не все! От тебя произойдут дети, а от них — их дети; от твоих действий возникнут последствия, а от них — последствия этих последствий; от твоих мыслей возникнут мысли, а от них — мысли, возникшие из этих будущих мыслей, и так до бесконечности. В тебе хранится семя будущего. Так же как ты являешься в этот момент единой целостностью прошлых времен, точно так же ты являешься и единой целостностью времен будущих. Так же как ты сосредоточиваешь в себе все прошлые пространства, точно так же ты содержишь в себе и все пространства будущего. И это справедливо для каждого существа и каждого предмета нашего мира. В тебе, и вообще во всем, в настоящее мгновение сосредоточены все времена и все пространства. Иными словами, этот момент есть всё».

В кэгон и дзэн есть свои символы для иллюстрации дзидзи мугэ хоккай. В кэгон используется такой символ, как «сеть Индры». Его описывают как великую сеть, простирающуюся по всей вселенной как вертикально — во времени, так и горизонтально — в пространстве, В каждой точке, где нити сети пересекаются, находится жемчужина — символ индивидуального существования. В каждой жемчужине отражаются не только все остальные жемчужины сети, но и все отражения всех жемчужин, имеющиеся на поверхности каждой отражаемой жемчужины, — бесчисленные отражения, отражения отражений, и так до бесконечности.

Согласно дзэн, когда Шакьямуни показал огромному собранию монахов один-едииственный лотос, он продемонстрировал принцип дзидзи мугэ хоккай. Показав тотальность и единство вселенной в пространстве и времени, он проявил совершенное, всецелое и гармоничное взаимопроникновение всех вещей, он проповедал свое учение во всей его полноте и в мельчайших деталях и представил его глубочайший и таинственный Принцип: каждая отдельная сущность есть тотальное единство бытия, единство безначальной, бесконечной, вечно самотворящей беспредельной Жизни.

Это то, чем мы, в сущности, являемся. Это то, что есть вы, я и все во вселенной, — безначальное и бесконечное существование, беспредельная, безграничная. Вечная Жизнь. Именно это мы должны понять. И к осознанию этого шаг за шагом ведет дзэнская практика. Такова цель дзэн. Таково истинное сатори.

Впервые входя в великий и чудесный мир дхар- мадхату, мы подобны детям, которые впервые видят мир, в котором им предстоит жить. Поначалу они мало что могут различить, но постепенно их глаза начинают распознавать очертания материнской груди, кровати, комнаты, игрушек. Точно так же и мы, впервые проходя сквозь врата пробуждения и входя в мир Абсолюта, мало что понимаем и мало что можем различить. Но постепенно, когда наш «глаз Дхармы» (дзэнское понятие) привыкает к образам, мы начинаем видеть все яснее и яснее. По этой причине первого сатори недостаточно, поэтому практика дзэн не должна прерываться. И хотя к этому заключению приводит даже поверхностное изучение дзэн, истинное изучение дзэн НС должно быть прервано, ибо оно есть вечно продолжающееся и углубляющееся постижение этой вечно самообновляющейся Вечной Жизни.

В сущности, дзэн идет дальше, чем просто осознание четвертой истины кэгон. Последний шаг дзэн — это то, что можно назвать «возвращением к естественности». Пусть мы осознали принцип дзидзи мугэ хоккай, но нам нужно еще продемонстрировать наше осознание в повседневной жизненной практике, какой бы она ни была. Если нам нужно мыть посуду, мы моем ее; если нам нужно править государством, мы правим им; если нам нужно учить, мы учим; если нам нужно быть студентами, мы — студенты. Но, делая все это, мы осознаем нашу деятельность как священную, абсолютно необходимую для всей вселенной, и от того, будем ли мы это делать и как мы это будем делать, всецело зависит ее будущее. Когда наше осознание становится более глубоким, когда мы лучше воспринимаем его, нам уже не нужно думать о философских или религиозных последствиях нашей деятельности. Мы естественно и спонтанно соответствуем моменту. Без мыслей о чем-либо мы просто действуем. Это и есть дзэнская «свобода». Это также то, что известно как «не иметь ничего в сознании и не видеть сознания ни в чем». Это то наивысшее, что есть в дзэнском образе жизни. Именно тогда, по выражению наставника Нансэна, «повседневное сознание и есть Дао».

Такое постижение и есть дзэнское пробуждение, это тот путь, по которому шел Будда Шакьямуни. Ныне мы готовы подтверждать смысл этого пробуждения — нести нашу ответственность за других. Существуют три стороны этой ответственности, которые, собственно, и делают дзэн религигй. Суть их такова: бесконечное милосердие ко всем живым существам в прошлом, бесконечное милосердие и служение всем живым существам в настоящем и бесконечная ответственность за все жиоьхс существа в будущем. Неверно полагать, что мы должны ждать истинного пробуждения, прежде чем примем на себя эту ответственность. Она возложена на нас изначально. Но поскольку мы сможем выполнить такие обязанности только будучи мудрыми, дзэн акцентирует внимание на необходимости достичь совершенного пробуждения, дабы мы могли выдержать эту ответственность. Ни одна школа ма- хаяны не считает, что достаточно лишь любви и сострадания. Сострадание должно распространиться и на мудрость, так же как и мудрость должна пропитать сострадание.

Поэтому человек дзэн каждое утро встает перед изображением Будды, складывает ладони в почтительном приветствии и ощущает свое единство с Истинным миром, а затем молча приносит благодарность Будде, давшему нам это учение, а также всем буддам настоящего и будущего, своим предкам, всем членам великой буддийской сангхи, т. е. всем существам всех времен. Он напоминает сам себе о своей ответственности перед прошлым и будущим, произнося Четыре обета:

Живые существа бесчисленны, но я клянусь спасти

их всех.

Иллюзии неистощимы, но я клянусь уничтожить их

все.

Врата Дхармы многочисленны, но я клянусь пройти

их все.

Путь Будды запрсдыен, но я клянусь преодолеть его.

Приготовляя завтрак, он благодарит всех низших живых существ, которые расстались с жизнью, чтобы питать его тело, и снова клянется, что в благодарность за их жертву он сделает все, чтобы исполнить эти Четыре обета.

Такова буддийская жизнь, такова жизнь дзэн, как понимаю ее я, — жизнь, прожитая в полном осознании того, кто есть мы и что есть этот мир вокруг нас; жизнь, прожитая просто, естественно и осознанно; жизнь, посвященная бесконечному благодарению прошлого, бесконечному служению настоящему и бесконечной ответственности перед будущим. Такая жизнь действительно религиозна, и дзэн пытается научить нас ей. Да, поистине, дзэн есть религия.