Преп. Соэн Сяку ПРАКТИКА ДХЬЯНЫ

Обычно считают, что для реализации буддийской жизни необходимы три вещи: 1) шила (моральные предписания), 2) дхьяна (созерцание), 3) праджня (мудрость); все они взаимозависимы.

Чтобы быть хорошим буддистом, человек прежде всего должен вести нравственную жизнь в соответствии с моральными предписаниями, установленными Буддой и принятыми повсеместно.

Таковы три требования буддийской жизни, которые, подобно ножкам стула, взаимодействуют друг с другом во имя общей цели. Человек не может искренне и скрупулезно следовать моральным предписаниям, если он не обрел полный контроль над собой через созерцание и интроспекцию. Но эта практика дхьяны не будет иметь большой ценности в повседневной религиозной жизни, если она не ведет к пробуждению прадж- ни (мудрости) и постижению высших явлений жизни. Как бы ни отличались друг от друга разные школы буддизма, эти три формы дисциплины рассматриваются ими как наиважнейшие для реализации их идеала жизни. Важность моральных требований — так, как они сформулированы Буддой, — не должна ставиться под вопрос даже последователями небуддийских течений, а что касается значения духовного озарения, составляющего сущность религиозной жизни, то я уже затрагивал этот вопрос. В этом кратком рассуждении я хочу сказать несколько слов относительно практики дхьяны. ?

* *

Дхьяна, по сути, является практикой индуистской или, говоря шире, восточной по своему происхождению и по своему значению. В ней мы можем увидеть одну из многих особенностей, которые придают своеобразие восточной культуре. Восточный ум всегда стремится к Единому, и его идеи настолько идеалистичны, что иногда он может совершенно игнорировать внешний мир. Он блокирует все впечатления, которые приносят внешние чувства, тем самым прилагая усилия для реализации стремления к единству и вечности. Он не оченъ-то стремится подчинить природные силы своей воле или освободить свое «я» от их иллюзорного плена. Он не борется с миром, в котором живет, но спокойно созерцает его, наблюдая все его капризы и превратности. Он пребывает не во множественности вещей, а в их единстве, ибо его высшая обитель — в сфере абсолютного, а не в феноменальных областях. Такой ум естественным образом больше предается созерцанию, чем напряженной жизни; он больше думает и меньше действует; он больше оценивает, чем критикует; он скорее синтезирует, чем анализирует. Поэтому практика дхьяны для восточных людей наиболее естественна.

Западные люди отнюдь не невежественны в дхья- не, о чем свидетельствует жизнь мистиков и средневековых христианских монахов. Но их так называемое созерцание, или медитация, не была систематической и не являлась необходимой частью их религиозной дисциплины. Древние евреи были религиозны до фанатизма и не имели времени на такие вещи. Греки были в некоторой степени научно-рациональны и интеллектуальны, а римляне — прежде всего практичны. Немецкие мистики, возможно, более или менее напоминали индуистских мистиков по своей духовной организации, но они, по всей видимости, не ставили практику дхьяны во главу своей доктрины. Если мы вспомним об этом, то у нас не останется сомнений, что дхьяна — продукт Востока.

Что же такое дхьяна? На санскрите дхьяна буквально означает «умиротворение», «равновесие», «ус- покосние», но как религиозная дисциплина она, скорее, означает самоисследование и интроспекцию. Нет необходимости размышлять о сложных метафизических вещах, о достоинствах божества, о бренности мирской жизни. Чтобы определить значение дхьяны в буддизме, хотя бы грубо практически, можно сказать, что это привычка к самоустранению от превратностей мирского существования и практика спокойного созерцания собственного сознания. Когда эта привычка установится полностью, человек сможет сохранять спокойное и радостное состояние, даже пребывая в бурях повседневной жизни. Дхьяна — это дисциплина успокоения. Она предоставляет нашему разуму время для освобождения и спасения от мирской жизни; она ставит вульгарное и тщетное на путь серьезности и реальности; она позволяет нам ощутить интерес к высшим вещам, которые превыше всяких чувств; она открывает в нас духовные возможности, преодолевающие разрыв между конечным и бесконечным; наконец, она освобождает нас от уз и мучений неведения, переводя на «другой берег» — в нирвану.

В качестве синонимов «дхьяны» иногда используются термины шаматха, самадхи, самапатти. Шаматха — это успокоение, практически такое же, как и дхьяна, хотя последний термин используется гораздо чаще. Самапатти — буквально «соединение» или «уравновешивание»; это слово означает равновесие сознания, в котором нет ни возбуждения, ни апатии, но в котором ум спокойно сосредоточен на рассматриваемой мысли. Самадхи — это совершенное погружение мысли, вольное или невольное, в предмет размышления. Ум находится в состоянии самадхи, когда он отождествляет себя с высшими причинами существования и осознает только единство. В этом случае дхьяна — это метод или процесс, который в конечном итоге ведет нас к самадхи. Блага, которые дарует практика дхьяны, многочисленны и относятся не только к практике, но также к нравственности и духовности. Никто не будет отрицать огромные практические выгоды, достигаемые благодаря уму, успокоению нрава, контролю над чувствами, господству над собой. Сильные страсти могут привести к разрушению, но хладнокровный человек знает, как добиться психологического покоя и освобождения от эмоций, и таким образом избегает пропасти страстей. Это хладнокровие, часто зависимое от наследственных факторов, достигается также и с помощью дхьяны.

В интеллектуальном смысле дхьяна помогает держать ум чистым и прозрачным, а при необходимости — сосредоточиться на изучаемом предмете. Логическая точность в значительной степени зависит от бесстрастия размышляющего ума, а научное исследование выигрывает от твердости исследующего глаза. Каким бы ни было интеллектуальное развитие человека, ему нечего терять, но он может многое получить, приучая себя к успокоению.

В нашем индустриальном и коммерческом обществе у множества людей почти нет времени для духовной культуры. Нельзя сказать, что они совсем уже невежественны относительно непреходящих ценностей, но их ум настолько погружен в детали повседневной жизни, что им крайне трудно избежать ее постоянного давления. Оторвавшись к вечеру от своей рутинной работы, они стремятся к чему-то возбуждающему, что расслабит их натянутые до предела нервы. Если они не умрут молодыми, то станут невротиками. Кажется, им неведомо блаженство релаксации. Кажется, они не способны взглянуть внутрь себя и найти там источник вечной радости. Жизнь для них — более или менее тяжкое бремя, и их задача — нести его. Послание дхьяны, следовательно, должно обеспечить им свободу, если они будут сознательно практиковать се.

Физиологически дхьяна — это накопление нервной энергии; это некий духовный аккумулятор, в котором запечатано огромное количество скрытой силы, — силы, которая, если будет нужно, проявит свою потрясающую действенность.

Антология лээн гичен, а Восток — мистичен, ибо идеал последнего — нечто непостижимое, неизмеримое, невидимое и абсолютное. Практику же дхьяны можно рассматривать как один из методов реализации этого идеала.

* * *

В Чандрадипасамадхи сутре перечисляются следующие блага практики дхьяны: 1) если человек практикует дхьяну согласно правилам, все его чувства становятся спокойными и умиротворенными, и он, даже не зная, в чем причина, начинает наслаждаться этой новой привычкой; 2) любовь и милосердие овладевают его разумом, который, освобождаясь таким образом от греховности, начинает рассматривать все живое как родственное себе; 3) отравляющие и тревожные страсти. такие как гаев, ненависть, алчность и т. д., постепенно покидают его сознание; 4) помогая контролировать чувства, дхьяна оберегает их от вторжения зла; 5) чистосердечный человек, практикующий дхьяну, не ощущает никакого интереса к низшим страстям; 6) ум, сосредоточенный на высших мыслях, не страдает от искушений, эгоизма и привязанностей; 7) зная о тщете и суете мира, человек не впадает в нигилизм, 8) какими бы прочными ни были цепи рождения-и-смерти, он знает, как освободиться от них; 9) измерив глубины и бездны Дхармы, он пребывает в мудрости Будды; 10) поскольку человек не обеспокоен никакими искушениями, он ощущает себя орлом, который, освободившись от клетки, свободно парит в небе. *

* *

Практику дхьяны часто смешивают с трансом или самогипнозом. Эту грубую ошибку и сейчас попытаюсь опровергнуть. Их различие ощутимо для всякого здравомыслящего человека, поскольку транс — это патологическое состояние сознания, тогда как дхьяна — его совершенно нормальное состояние. Тране — это разновидность самообмана, который полностью субъективен и не может быть проверен объективно, а дхьяна — это состояние сознания, в котором все ментальные силы уравновешены и ни одна из них не преобладает над другими. Все это похоже на успокоение волнующегося моря при помощи масла, выливаемого в воду: нет ни ревущих волн, ни пены, ни брызг, а только мягкое и спокойное зеркало воды. Именно в этом совершенном зеркале сознания мириады отражений приходят и уходят, не искажая само зеркало. В трансе одни умственные и физиологические процессы ускорены до предела, другие — полностью замирают, тем самым приводя всю психику в беспорядок. Результатом этого оказывается утрата организмом уравновешенности, что совершенно противоположно тому, что достигается в дхьяне.

Далее, некоторые предубежденные критики говорят, что буддийская дхьяна — это некое интенсивное созерцание самых абстрактных вещей и что сосредоточение, действуя так же, как самогипноз, приводит ум в состояние транса, именуемого нирваной. Это очень грубая ошибка, совершаемая теми, кто никогда не понимал сущности религиозного сознания, ибо буддийская дхьяна не имеет ничего общего с абстракциями или гипнотизацией. Она искусно помогает нашему сознанию понять внутренние причины вселенной, которая присутствует в нашем разуме. Дхьяна направлена на то, чтобы дать нам возможность видеть самые конкретные и к тому же универсальные явления жизни. Это дело философа — работать с сухими, безжизненными и неинтересными обобщениями. Буддисты не интересуются подобными вещами. Они хотят видеть факты непосредственно, а не через призму философских абстракций. Может быть, есть Бог, который сотворил небо и землю, а может быть, его и нет; может, нас спасет только вера в его благость, а может, и нет; может быть, злые люди отправятся в ад, а добрые — в рай, а может быть, и наоборот. Но истинные буддисты не беспокоятся обо всем этом. Они не настолько суеверны, чтобы тратить свое время на размышления о вопросах, не имеющих отношения к религиозной жизни. Посредством дхьяны буддисты стараются постичь суть вещей и взять в свои руки самую жизнь вселенной, которая побуждает солнце вставать по утрам, птицу — радостно петь на легком ветерке, а двуногого, называемого человеком, — жаждать любви, праведности, свободы, истины и доброты. Поэтому в дхьяне нет ничего абстрактного, сухого как кость и холодного как труп; в ней — вся жизнь, любая активность и вечное откровение.

Однако некоторые индуистские философы склонны рассматривать галлюцинации и самовиушаемые состояния сознания как реальные, а достижение их — как цель практики дхьяны. Об этом свидетельствует их концепция восьмеричных небес дхьяны, в которых пребывают различные виды ангелов. Практикуя дхья- иу, эти мифические существа входят в различные уровни самадхи: 1) им кажется, будто они поднимаются в небо, словно птицы; 2) они видят, как вокруг них разливается какое-то неописуемое свечение; 3) они испытывают сверхъестественную радость; 4) их ум становится столь очищенным и прозрачным, что отражает все миры, словно сверкающее зеркало; 5)

они чувствуют, как их душа покинула телесное заточение и расширилась до размеров бескрайней вселенной; 6) они возвращаются к определенному состоянию сознания, в котором представлены все умственные функции и где прошлое, настоящее и будущее открываются им: 7) затем у них появляется чувство абсолютного ничто, в котором не колеблется ни одна мысль; 8) наконец, они не сознают ничего конкретно го, но и не утрачивают сознание, и здесь они, как говорится в текстах, достигают высшего уровня самадхи.

Но в буддизме все эти видения, полученные в дхъяне, отвергаются, поскольку они не относятся к реализации религиозной жизни. В Шурангама сутре упоминается о пятидесяти сверхобычных состояниях сознания, от которых практикующий должен себя оберегать, и среди них мы встречаем те же психические отклонения, о которых говорилось выше. *

* *

Подводя итог, следует сказать следующее. Дхьяна, помимо того что она — необходимая религиозная дисциплина для достижения освобождения, является одним из самых эффективных средств для нравственной и физической тренировки. Разумеется, она ведет к пробуждению скрытых духовных сил, имеющихся в сознании каждого индивида, к реализации его духовной цели, несмотря на различные материальные ограничения. Но, помимо своего религиозного назначения, она отлично подходит и для успокоения ума, очищения сердца и снятия нервного напряжения. Не овладев в совершенстве навыками дхьяны, человек никогда не осознает, как спутанны и хаотичны его мысли, насколько чувствителен и неуравновешен его ум, как быстро истощаются запасы его нервной энергии, а психика доходит до полного расстройства, как интенсивно его чувства заняты поиском возбуждений и удовольствий и, наконец, как он нерадив в создании более высоких и благородных жизненных запросов, чистых мыслей и чистых чувств. Поэтому дхьяна, несмотря на всю свою религиозную значимость, не лишена практической пользы, и уже по этой причине она может быть рекомендована всем.