§ 1. Человеческая природа

Социалистические идеи XVI—XIX вв. рождались не только из трезвых размышлений над жизнью и бедствиями трудящихся масс. Сплошь и рядом они базировались на религиозной или философской вере в то, что человек призван и обязан жить в обществе, где нет никаких антагонизмов и противоречий.

В те времена, когда Маркс начинал свою деятельность как теоретик пролетарской революции, идея социализма имела уже длительную историю. Если попытаться найти общую характеристику социализма XIX в. — историческую, а не нормативную (т. е. если определить общие черты идей, которые в то время выступали под именем «социалистических») , то такая характеристика была бы чрезвычайно абстрактной и убогой. Общее свойство социалистических идей, возникших под непосредственным влиянием Французской революции и промышленной революции, сводится к убеждению: неконтролируемая концентрация богатств и конкуренция неизбежно ведут к росту нищеты и социальным кризисам, и потому существующее общество должно быть заменено иным, в котором организация производства и обмена ликвидирует нищету и эксплуатацию и приведет к новому разделу благ, соответствующему принципам равенства: либо абсолютное уравнение доходов, либо по принципу «каждому по труду», либо — в отдаленной перспективе — по принципу «каждому по потребностям».

Вне этого общего убеждения социалистические идеи и программы отличаются во всем. Даже программа ликвидации частной собственности не была общепризнанной. Для одних социализм был прежде всего делом рабочего класса, для других — реализацией общечеловеческих идеалов. Третьи провозглашали необходимость политической революции, четвертые подчеркивали силу агитации и личного примера. Пятые предсказывали быстрое уничтожение всякой государственной организации, шестые считали ее необходимой. Для седьмых свобода была главной ценностью, но восьмые были готовы ее ограничить за счет равенства или эффективности производства. Девятые ориентировались на международные интересы трудящихся, а десятые не выходили за рамки своей нации. Одиннадцатые строили будущее совершенное общество исключительно с помощью воображения, двенадцатые изучали эволюцию общества с целью открыть перспективы социализма как естественную закономерность.

Если свести воедино все, что писали Бабеф, Сен-Симон, Оуэн, Фурье, Прудон, Вейтлинг, Бланки, Лассаль, Блан, Бакунин и другие, более мелкие социалисты XIX в., то их творчество можно классифицировать по разным критериям. Можно противопоставлять заговорщиков — реформаторам, писателей — теоретикам, демократов — сторонникам революционного деспотизма, рабочих деятелей — филантропам. Тогда как деление на тех, кто обосновывал проекты прекрасного будущего традициями просвещенческого материализма, и тех, кто оперировал христианскими ценностями, провести довольно трудно, да и к тому же оно не является основополагающим. В обоих случаях философское основание и обоснование предлагаемых утопий — общее. Речь идет о понятии «человеческая природа».

В данном понятии заложена идея о том, что все люди просто принимают участие в создании и использовании одной и той же ценности — человечности. Независимо от прирожденных различий все человеческие индивиды в принципе одинаковы.и подобная одинаковость выражается в одной и той же совокупности прав и обязанностей. Поэтому понятие человеческой природы одновременно и описательное, и нормативное. Мы можем из него вывести, что принадлежит человеку, для того чтобы он был действительным или истинным человеком. Но прежде, чем мы это сделаем, нам уже и так известно, что принадлежит ему одно и то же. Тем самым понятие человеческой природы — на основе прирожденной логики — предполагает идею равенства еще до того, как содержание данного понятия подробно описано.

Понятие человеческой природы всегда оказывается описанием призвания человека. Уже говорилось, что всеобщим убеждением утопической литературы является вера: все люди призваны жить в равенстве и взаимной любви, а человеческие конфликты и борьба интересов, неравенство, угнетение и эксплуатация противоречат такому призванию.

Вся человеческая история в понимании утопистов оказывается не только чудовищным преступлением против «природы» человека. Эту историю вообще нельзя понять, поскольку извращения, деформации и аберрации, до которых дошло человечество, противоречат природе того же человечества. И вся рассматриваемая проблема не представляет особых трудностей с точки зрения христианства с его верой в первородный грех и исходную испорченность человеческого рода. Но утопические социалисты, если даже они считались христианами, обычно не верили в первородный грех и потому не обладали средствами, с помощью которых они могли бы объяснить историю человечества. Отвергая религиозные принципы объяснения, они не придумали никаких других. Все они желали добра, но при этом зло оставалось для них непонятным и необъяснимым. Поэтому они пользовались туманным и иллюзорным понятием человеческой природы, связывающим воедино религиозную, философскую, социальную и политическую мысль. Человеческая природа уже существует и является не голой и произвольной нормой (так как в противном случае не было бы причин ожидать, что люди захотят жить в соответствии с ее требованиями), а определенной реальностью или

нормативной «сущностью», скрытой и невидимой в каждом человеке.

По этим же самым основаниям идея экономического, политического и идеологического деспотизма сплошь и рядом встречается в работах утопических социалистов. Если известно, каким условиям должна соответствовать человеческая природа, то тогда для ее воплощения в жизнь становится неважным, какая часть человечества захочет принять программу социализма или коммунизма. И Жан-Жак Пилло, французский коммунистический писатель, поставил данный вопрос и ответил на него еще в 1840 г. Если человечество не захочет социализма или коммунизма, то как должны поступить его идеологи? Пилло на этот вопрос отвечал контрвопросом: а если пациенты дома для умалишенных не захотят ни умываться, ни мыться вообще? В самом вопросе содержится ответ: поскольку человечество сошло с ума, то его нужно лечить.

Но тогда возникает следующий вопрос, который коммунистические писатели не рассматривали, однако он неплохо сформулирован в одной из новелл Э. По: кто врач, а кто сумасшедший? кто и на каких основаниях имеет право решать, что именно он является лекарем, а все остальные люди сошли с ума? Если на поставленный вопрос ответить таким образом, что человечество должно само решать свою судьбу, то мы должны согласиться с тем, что история человечества по-прежнему останется в руках сумасшедших. А если с таким вариантом мы согласиться не желаем, то прежде должны доказать, что сами являемся здоровыми. До тех пор, пока можно было ссылаться на божественную волю как абсолютный авторитет, проблема оставалась разрешимой. Утописты же использовали понятие человеческой природы и божественной воли для удовлетворения своих потребностей. Впрочем, давно известно, что Священное писание на протяжении столетий применялось для оправдания социальной иерархии и неравенства.

Перечисленные вопросы можно было поставить перед всеми ранее упомянутыми мыслителями, каждый из которых необязательно был сторонником деспотизма. И Маркс его поставил в виде упрека Оуэну: кто должен воспитывать воспитателей? Ответ на этот вопрос определяет отличие Марксовой концепции коммунизма и социализма от взглядов его многочисленных предшественников. Причем оно одновременно представляет философское отличие наследника гегелевской феноменологии духа от наследников французского материализма.