§ 6. Живое прошлое

В начале августа 1914 г. вся фракция социал-демократов в рейхстаге проголосовала за военные кредиты. Меньшинство, выступавшее против на заседании фракции, подчинилось партийной дисциплине. В декабре, при следующем голосовании, К- Либкнехт был единственным человеком, отбросившим партийную солидарность во имя принципа. На протяжении двух последующих лет число социал-демократов, поддерживающих Либкнехта, все увеличивалось, пока не произошел раскол партии. Диссиденты были исключены из нее и в апреле 1917 г. создали Независимую социалистическую партию Германии. В нее вошли деятели, ранее принадлежавшие ко всем фракциям — правой, левой и центру. Война создала новые линии политического раздела. В новой партии оказались рядом ортодоксы-центристы типа Каутского и Гаазе, ревизионисты типа Бернштейна и левые типа Р. Люксембург и К- Либкнехта. Во Франции противодействие патриотизму со стороны социалистов было еще слабее, чем в Германии. Убийство Жореса прекратило его колебания. Герве, наиболее радикальный французский антивоенный агитатор, моментально перекрасился в пламенного патриота. Гед и Зомбарт во время войны вошли в правительство. Аналогично поступил и Вандервельде в Бельгии.

Так впервые в истории стало ясным, что идейный фундамент рабочего движения — международная солидарность трудящихся — был построен на песке фраз и сразу распался в момент испытаний. Чтобы оправдать свой ура-патриотизм, социал-демократия воюющих государств не гнушалась никакими аргументами, в том числе почерпнутыми из марксистской фразеологии. Разве не писал Маркс о России как оплоте варварства и главном столпе европейской реакции? Значит, заключали германские социал-патриот , $г$на с Россией смело может считаться защитой европейской демократии от азиатского деспотизма. С другой стороны, разве Маркс не осуждал прусский милитаризм и силу феодальных пережитков в Германии? Отсюда французские марксисты выводили, что Франция ведет республиканскую войну с реакционной монархией. Ленин и Циммервальдская левая рассматривали поражение II Интернационала как результат предательства и оппортунизма со стороны его вождей. И никто из марксистов не задался вопросом: может ли распад социалистического движения перед лицом национальных конфликтов иметь какое-либо значение для марксистской доктрины?

Летом 1914 г. начался процесс, последствия которого тянутся по сей день, а окончательный результат все еще неизвестен. Крах II Интернационала обнажил фундаментальную противоположность двух различных версий социализма, теоретические истоки которых восходят к XIX в., а политическое воплощение продолжается и сегодня. Марксисты рубежа XIX—XX вв. не анализировали специально и тем более не решили вопроса: в каком смысле и в какой степени социализм представляет собой продолжение и разрыв с предшествующей историей человечества? Вторая сторона этого же вопроса состоит в следующем: в каком смысле и в какой степени пролетариат является и не является частью буржуазного общества? Различные ответы на указанные вопросы стали скрытой предпосылкой философско-теоретических конфликтов внутри марксизма и рабочего движения.

Весь корпус текстов Маркса и Энгельса не давал на него окончательного ответа. Некоторые фрагменты их работ обосновывали позицию революционеров, отвергающих всякие соглашения с существующим обществом и не желающих его улучшать. Революция как всемирно- исторический апокалипсис одним ударом уничтожит весь мир угнетения, эксплуатации и несправедливости и начнет на руинах капитализма строить новую историю человечества.

Таким образом, рабочее движение, организованное в партии, признающее (с большей или меньшей степенью доктринерства) марксизм своей идеологией и завоевывавшее все большее число граждан на свою сторону при помощи борьбы за рабочее законодательство и человеческие свободы, как бы доказывало то, что существующее общество — вопреки унаследованной идеологии — может быть реформировано. Тем самым практическое значение революционных программ становилось все более бесплодным, превращаясь в риторическое украшение. С другой стороны, идея социализма как радикального разрыва со всей предшествующей историей была более понятна там, где конкретно-исторические обстоятельства не обнаруживали никаких перспектив и надежд на реальные изменения путем постепенных реформ. Речь идет о России, балканских государствах и странах Латинской Америки. В странах Западной Европы трудно было сохранить в первозданной чистоте марксистскую идею: весь пролетариат есть класс проклятых париев, не принадлежащих ни к обществу, ни к нациям, которым нечего ожидать от существующего общества.

В конечном счете марксизм как идеология, связывающая и организующая рабочее движение с помощью социал-демократических и коммунистических партий, по мере своего политического воплощения сам способствовал своему разложению и интеллектуальному самоубийству. Марксизм содействовал созданию рабочего движения и политических партий, которые могли достигать реальных успехов в рамках капиталистического строя. В результате отвергалась одна из главных идей марксизма — идея «нереформируемости» данного строя.

Конечно, эта схема упрощенная и не дает представления о множестве действительных модификаций, которые наступили в социалистическом движении после распада II Интернационала. Но она позволяет понять последующую поляризацию марксизма и социализма, примеры которой обсуждались в предшествующих главах, а последствия тянутся до сегодняшнего дня, вплоть до судорожных попыток современного политического руководства страны соединить несоединимое. С одной стороны, мы имеем реформистский социализм, выступающий под названием «демократического», связь которого с марксизмом становится все более слабой и несущественной. С другой стороны, для СССР и некоторых стран Восточной Европы намного более значимой оказалась иная тенденция: монополизация марксизма ленинизмом и его производными.

Вопреки унаследованной доктрине названная тенденция обнаружила свою силу в отсталых странах, как с точки зрения технико-экономического развития, так и с позиции формирования демократических институтов и общего уровня культуры. Эти страны только в XX в. вошли и все еще продолжают входить на путь индустриализации и научно технического прогресса, находясь под влиянием неудовлетворенных непролетарских интересов, в основном крестьянских и национальных. Поляризация социализма показала, что классический марксизм, доминирующий в социалистическом движении до первой мировой войны, потерял свою роль в качестве практической идейной силы, дробился на множество течений, испытывающих сильнейшее влияние со стороны других мировоззрений. Или же, как это произошло в Советском Союзе, марксизм соединился с ленинизмом и приобрел статус государственной идеологии, что еще более способствовало его распаду.

С данной точки зрения современная ситуация, несмотря на все изменения, включая «перестройку», есть следствие драмы, разыгравшейся летом 1914 г. Не мешает рассмотреть ее внутренние источники, обусловившие поляризацию мнений и распад марксизма как теории под влиянием политики партии, созданной Лениным.