Любое материальное благо в своем воспроизводственном процессе между собственным производством и потреблением неизбежно проходит фазы обмена и распределения. В обществе «отношение производителя к продукту, когда он уже изготовлен, чисто внешнее, и возвращение продукта к субъекту зависит от отношения последнего к другим индивидам.
Он не вступает непосредственно во владение продуктом. Точно так же непосредственное присвоение продукта не составляет его цели, если он производит в обществе. Между произ водителем и продуктом встает распределение, которое при помощи общественных законов определяет его долю в мире продуктов»225. Распределение само есть продукт производства — не только по распределяемому предмету, ибо распределять могут только результаты производства, но и по форме, ибо определенный способ участия в производстве определяет те формы, в которых люди принимают участие в распределении226. Духовные блага, чтобы быть потребленными, как и произведен* ные материальные блага, должны пройти аналогичные звенья своего воспроизводства, заключенные между производством и потребление ем. Речь идет об обращении и распределении. Констатация, однако, этих общих для материальных благ и благ духовных звеньев совсем не должна лишать их специфики. Чтобы эту специфику выявить, в дальнейшем исследовании духовного воспроизводства необходимо осуществить переход от анализа способа его производства к способу распределения. Важно рассмотреть этот способ и но содержанию, и по форме. а) Социальные способы ]кьспределения духовных благ (на примере образования) Характеристика общественных духовных благ была бы неполной, если не рассмотреть социальные способы их распределения. Это тем более необходимо осуществить в условиях утвердившегося рыночного хозяйства в Российской Федерации, экспансии стоимостных форм. Изначально реформы, проводимые в духовной сфере, были нацелены на диверсификацию ее структур. По замыслу, реформы ориентировались /fa оптимальное сочетание общих, особенных и единичных интересов во всем сложном комплексе их представлений и выражений. Однако затянувшиеся реформы в этой сфере кроме некоторых позитивных следствий имеет и негативные результаты. Так, модернизация системы образования привела к введению новых систем образования без глубокой и систематизированной переподготовки учителей, отсутствию должного научно-методического обеспечения при переходе от дидактических систем начальной школы к системам основной введению предметной подготовки в начальных учреждениях, ранней профилизации в системе образования227, нарастанию институциональных проблем в высшем профессиональном образовании228. Обострились кадровые проблемы. До сих пор не решены сложнейшие проблемы финансирования сферы образования. Констатируется снижение качества отечественного образования в целом и его различных ступеней. В этом смысле применительно и к российскому обществу актуальна трактовка социальных функций образования, осуществленная А. Туреном: образование — это аппарат социальной селекции и одновременно воспроизводит иерархическую структуру общества; оно возводит и укрепляет барьер между классами, сдерживая подвижность талантов, а следовательно, реализует функцию социального контроля. Образование, будучи агентом, адаптирующим деятелей к профессиональным и социальным изменениям, осуществляет научению языку высшего класса и нормам господства, тем самым воспроизводя наличные властные отношения229. Этот факт требует более критического отношения к концепции, согласно которой великие люди той или иной эпохи составляют ее генетические исключения. Напротив, не следует ли наличие таких великих в научно-образовательном отношении людей, как, например, Ж. Алферов, доказательством того, что достигнутая стадия социально-экономического развития общества в принципе делает возможным само их существование. Но в то же самое время образовательный застой в движении множества индивидов не означает ли, что им помещали развиться? Что же тогда можно считать исключением: наличие «великих» людей или институционализированное правило свертывания способностей «нормального» человека? Важно поэтому преодолеть и иллюзию теорий человеческого капитала, согласно которым, человеческие способности обладают стоимостью. Ибо в действительности проблему духовных способностей нельзя отрывать от труда, существующих социально-экономических условий и господствующих производственных отношений. Тогда, когда труд выступает отчужденным средством, тогда и духовная деятельность часто для человека может принимать отчужденные формы. Это же самое относится и к понятию образовательных потребностей. В условиях, когда не труд есть первая потребность человека, его первая потребность требует труда и лишь того образования, которое «капитализирует заработок». Этот человек обретает время для собственной жизни в досуге, вне труда и возвышенной духовной деятельности, в том числе и образовательной. Требование современного отечественного либерализма по поводу институционализации рынка в духовной сфере порождено психологией адептов товарного производства, основанного на меновой стоимости, и выражается в той тенденции, которая была отмечена еще в XIX в.: «По мере того как развивалось господство капитала, по мере того как все более и более зависимыми от него становились на деле также и те сферы производства, которые непосредственно не относят ся к созданию материального богатства, — в особенности же когда на службу материальному производству были поставлены положительные (естественные) науки, — [...] сикофанствующие мелкие чиновники от политической экономии стали считать своей обязанностью возвеличивать и оправдывать любую сферу деятельности указанием на то, что она “связана” с производством материального богатства, что она служит средством для него... »230. Существовали даже попытки «оправдать нематериальное производство—или даже вовсе не производство, как, например, труд лакея, — под видом материального производства»231. «Даже высшие виды духовного производства получают признание и становятся извинительными в глазах буржуа только благодаря тому, что их изображают и ложно истолковывают как прямых производителей материального богатства»232. С самого начала институционализации капиталистического производства персонофицированные обладатели меновой стоимости стремились подчинить себе работников духовного труда. Певцы нанимались антрепренерами для того, чтобы «делать на них деньги»; писатели попадали в зависимость от книгоиздателей. И прочие категории — все те, которые обменивали свой труд на доход, становились производительными работниками. Но таковыми они становились лишь для своих нанимателей. В тех условиях К. Маркс отмечал, что «все эти проявления капиталистического производства так незначительны в сравнении со всем производством в целом, что могут быть оставлены совершенно без внимания»233. С тех пор ситуация кардинально меняется: тенденция капитала состоит в том, чтобы полностью подчинить себе все отрасли духовного производства. Эта тенденция наталкивается на барьеры, устанавливаемые самой природой духовного производства, что не может Fie порождать противоречия и не проявляться в определенной враждебности капитала самым различным отраслям этого духовного производства. Чего в этом отношении стоит, например, эффект патентов, который проявляется в том, что патентирование открытия часто приводит к меньшему выпуску нужного обществу продукта, чем при свободном распространении знания234. В тех случаях, когда труд работника духовного производства, например, учителя приобретает специфически капиталистический характер производительного труда, видимо, можно говорить о его рабочей силе: «Так школьный учитель, если позволительно взять пример вне сферы материального производства,— является производительным рабочим, коль скоро он не только обрабатывает детские головы, но и изнуряет себя на работе для обогащения предпринимателя. Вложит ли последний свой капитал в фабрику для обучения или в колбасную фабрику, от этого дело нисколько не меняется. Поэтому понятие производителыюго рабочего включает в себя не только отношение между деятельностью и ее полезным эффектом, между рабочим и продуктом его труда, но также и специфически общественное, исторически возникшее производственное отношение... »235. С этой точки зрения, можно говорить о стоимости рабочей силы учителя, ибо она покупается персонофицированным обладателем капитала, приносит ему прибавочную стоимость, прибыль. Можно также, как свидетельствует опыт частных образовательных учреждений (лицеев, гимназий, высших учебных заведений), утверждать и о стоимости подготовки их учеников. Подобные учреждения, хотя и образовательные, представляют собой капитализированную фабрику по производству прибавочной стоимости. Если же, однако, брать за основу то, что характеризует социально- экономическую определенность образования, ее специфику в составе духовного производства — отношение образовательной деятельности и ее результата, то труд педагога здесь не производительный, а его полезный эффект от «обработки людей людьми» представляет собой образовательное благо. Причем это благо в образовательном труде доставляется непосредственно. Этот обмен образовательной деятельностью обоюдный и не имеет содержания, которое бы основывалось на меновой стоимости, — здесь каждой стороне требуется объективная полезность иной стороны. Стоимость в этих условиях не создается и не обменивается: образовательная деятельность учителя и расходы на образование ученика должны возмещаться из общественных фондов, их образовательной статьи. Вместе с тем издержки на получение образования в одних условиях, как уже показывает опыт современной России, включаются в стоимость рабочей силы, а в других условиях, как свидетельствовал опыт бывшего СССР, в издержки ее производства. Труд учителя входит в издержки производства того фонда, который вообще создает все стоимости, т. е. издержки производства рабочей силы236. Все дело в том, что при господстве капитала, в определение стоимости рабочей силы входит и такой фактор, как издержки на ее развитие, меняющиеся с изменением способа производства. Следовательно, кроме «рабочего времени, овеществленного в жизнедеятельности рабочего, -т.е. того рабочего времени, которое потребовалось для оплаты продуктов, необходимых для сохранения жизнедеятель ности рабочего, — в его непосредственном бытии овеществлен еще и дальнейший труд, а именно те стоимости, который рабочий потребил, чтобы достичь определенной способности к труду, особого мастерства, — а стоимость этой способности (...) измеряется тем, с какими издержками производства может быть создано подобное мастерство '2V7 в труде...» . Наемный работник своим трудом производит не только эквивалент своих жизненных средств, но также и тех средств, которые становятся средствами его развития как рабочей силы, в том числе и духовных. Последние наемным работником создаются благодаря труду с учетом необходимого рабочего времени, независимо от того, получал ли он, например, частное или государственное (муниципальное) образование. Все дело в том, что во втором случае образование оплачивалось из соответствующих статей резервного фонда, созданного самим наемным трудом. Люди, занятые в сфере духовного производства, включаются и в определенные отношения имущественного характера, имеют друг с другом определенные отношения по поводу присвоения средств производства и распределения материальных жизненных средств и средств своего собственного развития. Возникшее противоречие между социально-экономической определенностью общественных духовных благ и указанным отношением объясняется тем, что в области духовного производства объектом присвоения выступают не просто идеи или духовные ценности (блага), а реальные условия их создания и результаты их практической реализации. Капитал присваивает себе не только производительные силы материального труда, но и всеобщие производительные силы. Поэтому там, где духовный труд входит в процесс воспроизводства капитала и оказывается включенным в состав капитала, он неизбежно подчиняется отношениям эксплуатации. В духовной сфере,—в условиях господства меновой стоимости —не прекращается, а продолжается воспроизводство тех производственных отношений, на которых покоится капитал. Соответственно эти отношения не могут не персонофицироваться в духовном облике представителей различных социальных групп. Законы воспроизводства капиталистических производственных отношений в области распределения духовных благ начинают модифицироваться и приобретать вид социальных законов. Так, среди западных исследователей сформировалось убеждение, что не только частное образование приводит к социальной стратификации238. но и сами по себе образовательные учреждения не в со- стояшш сдерживать расслоение общества. Среди них часто складывается мнение, что скрытая цель образования заключается в том, чтобы подготовить детей к утомительной работе, что система образования подчинена экономической системе239. Больше того, констатируется, что отнюдь не будучи «эгалитарными» и «реформаторскими» школы связаны с «неравенством» и «подавлением». Поэтому в Англии периодически возникают предложения правительства дестимулировать частные школы240, а Верховный суд Калифорнии в 1971 г. постановил, что «право на образование в государственной школе — основополагающий момент, который не может зависеть от благосостояния»241. П. Бурдье и Ж.-К. Пассарон в своей теории воспроизводства пытались анализировать символическую сторону подобного подавления, насилия в терминах культурного капитала и культурного дефицита. Дети представителей среднего класса получают выгоду от социального положения своих родителей (культурный капитал), тогда как дети рабочих ощущают лишь культурный дефицит. Этот культурный дефицит свидетельствует не о том, что культура рабочего класса сама по себе низшая в сравнении с культурой среднего класса, а о том, что она не академична. В соответствии с существующими образовательными процедурами институционализированная экзаменационная система обладает признаками ритуала, особой церемонии, в которой академичность культурного капитала среднего класса легитимируется, а культура рабочего класса воспроизводится как культурный дефицит. В этом смысле вся экзаменационная система и некоторые прочие образовательные процедуры принимают форму символического насилия, в которой власть поддерживается не грубой физической силой, но превосходством в средствах и способах общения, особенно в языке. Символическое насилие над культурой и чувством достоинства рабочего класса и в дальнейшем утверждается благодаря полученной представителями среднего класса способностью манипулировать языком и использовать его в различных формах письма и литературы, в логике и красноречии, что выступает таким же орудием в классовой борьбе, VA ‘2 как и экономическая власть-4*. То, что подобное символическое насилие имеет реальное эконо- мико-образовательное измерение, например в США, свидетельствует мнение известного экономиста В. Леонтьева: «В существующей системе образования происходит увеличение численности исключенных из учебных заведений, снижение средней посещаемости, большое количество учащихся занимается явно ниже своих возможностей; различные тесты показывают более чем скромные результаты. В одном из иссле дований говорится, что 75 процентов фирм снабдили своих служащих собственными обучающими программами по основным предметам, которые не изучались в школе. Фирма АТ$Т, например, ежегодно тратит б млн долл. на обучение около 14 тыс. служащих основным навыкам чтения и основным понятиям математики (...) В другом исследовании было обнаружено, что 35 процентов корпораций обеспечили своим служащим те или иные формы обучения по программе средней школы, а уровень грамотности тех, кому отказали в приеме на работу, может быть еще ниже»243. Эти факты настолько очевидны, что все более и более зреет убеждение: «... при капитализме не требуется от каждого реализовывать свои знания или становиться высококвалифицированным и интеллектуально требовательным; на самом деле, любой из этих признаков “успеха в образовании” бросил бы серьезный вызов распределению занятости, прибыли и власти в капиталистическом обществе; люди должны быть образованы достаточно, чтобы стать обязательными работниками, гражданами и потребителями, но недостаточно, чтобы понять господствующую экономическую и социальную систему или начать бороться с ней»244. В условиях подчинения образования капиталу модифицированный способ его распределения приобрел вид несправедливого распределения ресурсов, которые необходимы для обеспечения образовательной деятельности, и самих образовательных благ. Так, Бирн, Уильямсон и Флетчер в своей книге «Бедность образования» доказали, что различные общественные классы в различных районах городов и в различных частях страны цолучали различные ресурсы240. Это имело отношение ко всему: возрасту учащихся и уровню школ; суммам, потраченным на школьное оборудование и материалы; соотношению преподавателей и учеников; созданию дошкольных классов в детских садах; пособиям на образование для нуждающихся и прочему. .Эта неравномерность распределения образовательных ресурсов и средств связана с соответствующей неравномерностью распределения более общих ресурсов жилья и транспорта, медицинских учреждений п создания благоприятных условий окружающей среды, занятости. Классовая подоплёка подобного распределения образования и прочих общественных благ достаточно очевидна246. Она обусловлена тем, что школы в известной степени моделируют общественное разделение труда, причем таким образом, чтобы отношения обучения и образования воспроизводили отношения капиталистического производства и социального неравенства. * Успешное реформирование духовной сферы требует более фунда ментальной перестройки экономики и власти, утвердившихся производственных отношений. Это реформирование возможно лишь на основе закона движения потребительных форм, который одновременно и закон обращения и распределения духовных благ. Распределять духовные блага в соответствии с их потребительной силой совсем не означает, более того, исключает распределение по затратам труда. Затраты труда всегда меньше, чем сэкономленный труд. Поскольку мера потребительной силы — это отношение сэкономленного груда к рабочему времени, то на индивидуальном уровне нормой распределения образовательных благ было бы отношение индивидуально сэкономленного труда к труду затраченному. Прибавочный труд человека служил бы основой его индивидуального развития в общественной комбинации экономии времени на основе потребления не только необходимых жизненных средств, но и общественных благ, и образования. На надындивидуальном уровне потребления, в границах которого собственно и стоят совместно удовлетворяемые потребности в общественных духовных благах, распределение будет характеризоваться уже нормой свободного времени. Хотя в современных условиях свободное время не выступает критерием общественного богатства и развития личности, тем не менее его можно и нужно использовать в качестве меры и критерия специфических издержек духовного труда. Это время можно применять для оценки удовлетворения духовных потребностей человека и общества. Важно, чтобы свободное время, требующееся по условиям специфического духовного производства, распределялось, исходя из состава потребляемых духовных благ. Объем и структура свободного времени, отведенного обществом на духовную деятельность, в этом случае определило бы объем и структуру соответствующей инфраструктуры общества. Тем самым затраты свободного времени в условиях незатратного способа распределения духовных благ осуществлялись бы в зависимости от объективных потребностей духовного развития и от потребности в духовных благах. Спектр и масштабы потребностей тем самым определили бы диапазон и размеры, структуру и направленность развития общественных духовных благ. б) Специфика об]Х1щения духовных благ Прежде чем в своем распределении духовные блага в целом обретут способ собственной реализации, они должны пройти фазу обращения. Однако в теориях воспроизводства знания, например, парадигмы (Т. Кун) и эпистемы (М. Фуко), обращение, впрочем, как и стадии про изводства, распределения и потребления, в концептуальные построения не включают. Не в последнюю очередь это связано с тем, что отсутствуют исследования движения социально-экономической формы духовного производства. Поэтому прежде всего возникает вопрос: есть ли обращение духовных благ движение стоимости или оно подчиняется другим законам? Обмен духовными благами оказался вне поля зрения многих экономических теорий, например маржинализма. Хотя, если следовать его методу — анализу субъективных мотивов обмена, то сам обмен духовными благами возможен лишь вследствие их неравноценности. Обмен, согласно этому подходу, происходит там, тогда и постольку, где, когда и поскольку в распоряжении одного хозяйствующего субъекта находится определенное количество благ, имеющих для него меньшую ценность, чем другие наборы благ, которыми распоряжается другой хозяйствующий субъект и который оценивает их ниже, чем первый субъект. Обмен как экономическое отношение возможен только между такими субъектами, которые определяют ценность предлагаемого для обмена блага и получаемого в результате этого обмена неодинаковым, порой даже противоположным образом247. Согласно этой доктрине, ценность блага, находясь в зависимости от его предельной полезности, меняется от субъекта к субъекту. Соответственно и цена не может измерять предельную полезность вообще, но измеряет лишь предельную полезность блага для каждого отдельного потребителя. Сама возможность сопоставления различных благ в условиях обращения и распределения должна означать их однородность, что предполагает и наличие единой объективной меры. Эта мера, а стало быть, и возможность объективного сравнения полезностей в маржинализме отрицается. Иные способы решения проблемы предлагает теория общественного сектора, которая в качестве способов анализа общественных издержек и выгод использует оценку неосязаемых (духовных) благ посредством соизмерения общественных и частных благ, т. е. общественные блага рассматриваются в качестве субститутов благ частных. В основе способа лежит денежная оценка альтернативной стоимости общественных благ (метод денежной оценки альтернативной стоимости общественных благ)248. Этот способ на практике осуществляется с помощью различных оценок: потребительского излишка, экономии времени, жизни, риска, распределительных весов, неравенства 249 И Т. Д. * Метод соизмерения общественных и частных благ предусматривает трактовку альтернативной стоимости как потерянного дохода, т. е. того дохода, который можно заработать в рыночном секторе экономики, не занимаясь нерыночной деятельностью. Примером подобной альтернативной стоимости объявляются потерянные доходы студентов в период их обучения с отрывом от производства. Хотя и признается, что серьезным аргументом оппозиции стоимостной (денежной) оценки общественных благ выступают объективные трудности количественной оценки их внешних эффектов, больше того, что эти внешние эффекты, как в случае, например, открытий в области фундаментальной науки, оценить в денежном эквиваленте практически невозможно, утверждают, что применению альтернативной стоимости соответствующих благ нет замены. При этом метод сопоставления общественных затрат и общественных выгод часто применяют в различных модифицированных формах. Например, стоимостную оценку общественных благ осуществляют по сложившимся ресурсозатратам, а общественную выгоду представляют в виде общепризнанных социальных норм и социальных приоритетов, определение которых должно предшествовать оценке затрат. Не меняет существа дела и стоимостная оценка времени, сэкономленного при решении различного рода общественных проблем. Этот метод основывается на том, что сначала получается представление о денежном эквиваленте сэкономленного времени, а затем эта оценка по мере надобности корректируется точно так же, как, например, согласовываются при анализе не вполне адекватные рыночные цены. Согласно теории общественного сектора, бесплатность общественных благ означает, что равновесие предложения и спроса на них устанавливается не с помощью механизма цен, а путем неценового механизма принятия решений, через механизм включения нерыночной деятельности в рыночный оборот. Это означает, что под базис обращения и распределения духовных благ подводится денежная основа. При этом несовершенство распределения духовных благ связывают в основном с несовершенством рынков капитала . В этом случае исходной моделью обращения общественных духовных благ берется механизм стоимостной равновесности (эквивалентности) в его соответствующем социальном обличьи: улучшение благосостояния одних предполагает известное ухудшение благосостояния других, и наоборот. «В соответствии с основными теоремами экономической теории благосостояния, если такая экономика является экономикой с совершенной конкуренцией и если в ней существует полный набор рынков (...) тогда, полагая, что равновесие существует, она достигает эффективности, по Парето; т. е. никто не может повысить свое благосостояние без того, чтобы не ухудшить благосостояние кого-то другого»251. Как полагают, основная задача — достижение Парето-улучшений при наличии изъянов (провалов, ошибок, неэффективностей) рынка. Парето-улучшение — эго такое изменение в ходе экономических процессов, которое повышает уровень благосостояния хотя бы одного из участников, если при этом не допускается снижения уровня благосостояния ни одного из других участников. Общественный сектор, таким образом, призван функционировать только в зонах изъянов рынка. Причем характер государственного вмешательства должен в каждом случае точно соответствовать специфике конкретных изъянов рынка. В противном случае «провааивает- ся» само государство. Духовное производство есть изнанка рынка, его оборотная сторона. Соответственно и назначение общественного сектора состоит в том, чтобы уменьшать, амортизировать оказываемое обществом «трение» на процесс воспроизводства меновой стоимости и извлечения прибавочной стоимости. Не меновая стоимость, не обмен придают духовным благам характер всеобщих благ. Наоборот, общественный характер духовных благ предопределяет участие каждого члена общества в их потреблении вне механизма стоимостного распределения. В этом смысле важно преодолеть и некоторые иллюзии теории инвестиций в человеческий капитал, которая трактует «человеческие инвестиции» как расходы, направленные на повышение производительных способностей человека. «Инвестиции в человеческий капитал —это любое действие, которое повышает квалификацию и способности и тем самым производительность труда рабочих. Подобно затратам предпринимателей на станки и оборудование, затраты, которые способствуют повышению чьей-либо производительности, .можно рассматривать как инвестиции, ибо текущие расходы, или издержки, осуществляются с тем расчетом, что эти затраты будут многократно компенсированы возросшим потоком доходов в будущем»252. Смысл этого подхода состоит в том, что затраты труда и усилий по саморазвитию и самосовершенствованию играют решаклцую роль в этом процессе создания человеческого капитала и неизбежно включаются затем в общественные затраты во всем воспроизводственном процессе253. Здесь осуществляется попытка подвести затратную основу иод обращение потребляемых человеком образовательных благ, которые в виде «инвестиций» формируют его «человеческий капитал». Но затраты не потребляются. Потому и пытаются понятие обращения образовательных благ подменить понятием кругооборота челове ческого капитала, сводящемуся по сути к временному обороту рабочей силы (демографический аспект) и к ступеням получения образования, переведенным на язык затрат254. Как расходы рабочего на воспроизводство своей рабочей силы не составляют звена в обращении капитала, так и затраты на получение образования не входят в обращение образование. Поэтому утверждение. что оборот человеческого капитала осуществляется через приведение личных затрат к общественному затратному знаменателю, представляется иллюзией, противоречащей реальной природе образования: и в производительном потреблении, и в потребительном производстве потребляются не затраты на образование, а его полезностные свойства, само образование как полезность, как благо. Это положение можно распространить и на все духовные блага, которые обладаю!' непосредственно общественным характером своего производства. Каждый человек в качестве предпосылки и результата общественного воспроизводства независимо от того, он уже производитель или только готовится стать таковым, обладает от рождения правом на индивидуальное и совместное потребление самых различных духовных общественных благ. Например, сам факт, что миллионы и миллионы детей еще до вступления в трудовую жизнь просвещаются и обучаются в образовательных учреждениях, как и факт, что эти образовательные учреждения в своей совокупности образуют широчайшую образовательную инфраструктуру, обнажают и подчеркивают это право. Участие человека в общественном производстве это право подтверждает. В любом случае участие людей в совместном и индивидуальном потреблении образования не опосредуется меновой стоимостью: в первом случае образование потребляется еще до производства продукта, во втором случае полезностные свойства продукта диктуют необходимость реализации в них полезности образования и его результата, т. е. знания. Рассмотрение духовных общественных благ со стороны их полез- ностной основы предполагает, что их обращение должно осуществляться вне денежной основы. Анализ должен касаться не тех форм обращения, которые определяют движение меновой стоимости, а тех, в которых происходит обмен потребительных стоимостей. Не стоимостная, а не-стоимостная — потребительно-стоимостная, полезностная специфика придает обращению духовных благ прежде всего характер обмена способностей. Например, в процессе школьного образования формируются и развиваются способности ученика, расширяются и способности учителя обучать. Точно так же и в процессе материального производства осуществляется взаимообмен способно стей производителей. Не последнюю роль здесь играет союз труда и результатов образования. Этот обмен способностями представляет собой одновременно обменом трудом и деятельностью, ибо через труд и иные формы деятельности осуществляется обмен способностями. В результате духовной деятельности развиваются и способности к деятельности. Точно так же и в трудовой деятельности осуществляется движение способностей производителя прилагать и реализовывать на практике непрерывно восполняемые духовные ценности. Это обращение духовных благ выступает и как обмен продуктами и иными результатами человеческой деятельности, обусловленный разделением (дифференциацией) труда. Наконец, это обмен самими духовными благами, предназначенными для совместного и индивидуального пользования (потребления). Этот многообразный обмен имеет существенное значение для расширенного обращения духовных благ. Он создает общественный фундамент такого обращения, который обладает качеством социального отношения. Этот непрерывный и разнообразный обмен способностями и деятельностью, продуктами (результатами) деятельности и самими духовными благами обладает важнейшим социальным содержанием, проявляющимся в том своем назначении, каковой выступает общественная функция обслуживания совместных и индивидуальных потребностей, общих и индивидуальных целей, предполагающих участие индивидов в общественном производстве. Непосредственная цель духовного воспроизводства в границах свободного времени общества — наиболее полное удовлетворение многообразных духовных потребностей человека. Это придает социальный смысл всему обращению духовных благ. Подобно тому как .духовная деятельность не опосредуется меновой стоимостью, а предполагает непосредственную подчиненность духовного производства удовлетворению разных духовных потребностей членов общества, обращение духовных благ основывается на принципах движения сэкономленного труда. Не подчиняясь движению меновой стоимости, обмен духовными благами в процессе их потребления как способе удовлетворения духовных потребностей обретает внутреннюю меру собственного движения. При этом общество на перспективу должно рассчитывать, сколько факторов материального производства и жизненных средств надо ему тратить для обеспечения духовного воспроизводства. Важно, однако, помнить, что пропорции, количество, величина обращающихся духовных благ заложена не в овеществленном в продуктах материального производства труде, а проистекает из экономии труда, обусловлен ной производительной силой труда и реализованной в потребительной силе общества. Не случайно поэтому Ж. Эллюль, провозглашая политико-техническую революцию, связывает воедино полную перестройку производственных мощностей, отказ от тех факторов жизни, которые подавляют экономику (например, военных арсеналов), диверсификацию занятий и всестороннее развертывание способностей, резкое сокращение рабочего времени и экономию человеческого времени255. По его мнению, в том, что касается общественно обязательного труда, никаких разговоров о 35-часовой рабочей неделе уже не может быть. Подобные разговоры совершенно устарели. «Правы авторы, говорящие о двух часах ежедневной работы. Вот первейшая цель, причем уже сейчас осуществимая, несмотря на вопли реакционеров. В том, что касается производства основных благ, это стало уже возможным благодаря росту автоматизации и информатизации...»256. Это положение согласуется и с оценкой К. Марксом мнения авторов «The Source and Remedy of the National Difficulties» (London, 1821): «Нация по-настоящему богата лишь тогда, когда вместо 12 часов работают б часов. Богатство (реальное богатство) “представляет собой не распоряжение прибавочным рабочим временем, а такое время, которым можно свободно располагать за пределами времени, затрачиваемого на непосредственное производство, — свободное время для каждого индивида и всего общества’»257. Правда, одного лишь широкого внедрения автоматизации и информатизации еще недостаточно. Как заключает Ж. Эллюль, «обязательно придется поставить основополагающие вопросы: вопросы смысла жизни и новой культуры, вопрос о такой системе организации, которая не была бы ни принудительной, ни архаической, открывая поле для нового размаха творческой способности»258. Автор, однако, вопрос об общественной форме, которую приобретают диверсификация занятий и всестороннее развертывание способностей, не ставит. Для него это проблема всего лишь политико-технической революции. Не затрагивает Ж. Эллюль и другого вопроса: экономия человеческого времени проистекает из сокращения затрат рабочего времени или же, напротив, она имеет другую субстанцию? Этот вопрос может иметь и превращенную форму своей постановки: что же собственно представляет собой социально-экономический базис обращения тех благ, произведенных благодаря росту автоматизации и информатизации, которые обеспечивают развертывание способностей человека и диверсификацию его занятий? Если это!' базис непосредственно относится к сокращению (экономии) затрат, то освобождение труда путем преодоления его отчужде ния («сокращение отчужденного труда») может быть сведено всего лишь к созданию «четвертичного сектора» экономики, включающего в себя все немеханизированные виды труда или неунифицируемые виды производства259. В этом случае обращение благ, обеспечивающих развертывание способностей, субстанциально от носится Ж. Эллюлем к стоимости. Но тогда и само рассмотрение обращения духовных благ приходится либо помещать в «прокрустово ложе» стоимости, либо лишать статуса объективности сам механизм их обращения. Если мера продукта, который обращается как стоимость, — количество овеществленного труда, задействованное в этом обращении, то мерой продукта как потребительной стоимости служит нечто принципиально другое — количество потребности в этом специфическом продукте260. Точно так же мерой обращения духовных благ выступает количество духовных потребностей. Поэтому общее, точнее — совокупное, духовное потребление выступает в качестве той меры, которой может быть определена величина обращающихся духовных благ.
Соответственно известный тезис К. Маркса о том, что в обществе будущего потребление не только не будет определяться временем, необходимым для производства, а наоборот — само время, нужное для производства того или иного блага, будет определяться степенью его общественной полезности, может быть скорректирован. Речь идет о том, что масштабы свободного времени, необходимого для духовного производства и удовлетворения духовных потребностей, а также время, требующееся для производства материальных средств обеспечения духовной деятельности, будут определяться степенью общественной полезности самого образования, его совокупным потреблением. Исходя из этой полезностной основы, общей формой обращения духовных благ выступает «человек — духовно развитый человек». Человек, потребляя духовные блага, воспроизводит себя духовно как развивающуюся личность. Подобная потребительная форма обращения духовных благ рассматривает развитие человеческих способностей и само человеческое развитие в качестве основной формы общественного богатства. Духовное воспроизводство образования как часть более общего воспроизводственного процесса не входит в обращение стоимости. Обращение духовных благ в контексте воспроизводства самого человека имеет своим социальным содержанием развитие человеческих способностей, движение и взаимообмен функций человека —функций по созиданию продукта и функций по его потреблению как способов собственного воспроизводства и развития261. По-иному выглядят и стадии обращения духовных благ262. Если в условиях обращения меновой стоимости трата прибавочной стоимости обладателем капитала на собственное потребление так же, как и трата наемным рабочим заработной платы, не составляют звена в обращении капитала, то в расширенном воспроизводстве человека, его способностей и функций сам человек должен быть потребителем материальных и духовных благ. Каждый отдельный человек в производство может вступить, осуществив сначала функции потребителя. Поэтому сущность первой стадии заключается в том, что здесь осуществляется акт перехода от потребления к производству. Предпосланные производству жизненные средства и общественные блага, в том числе и духовные, социально «трансформируются» в способности человека, развивая и его собственное социальное качество. Если в условиях обращения капитала индивидуальное потребление не составляет акта обращения, а есть всего лишь предпосылка производительного потребления рабочей силы капиталом, то в обращении духовных благ их индивидуальное и совместное потребление занимает место первого акта обращения. Этот акт сам по себе обнажен до предела. Однако в теориях человеческого капитала движение его «потребительной формы» в процессе кругооборота исключается из анализа. В этой связи характерно следующее признание: «Именно производительная форма служит исходным и конечным пунктом оборота человеческого капитала»263. Поэтому «движение» («кругооборот») производительной формы «человеческого капитала» связывается в основном не с развитием человека, а с процессами создания и реализации средств труда264. Это в общем-то и понятно: сущность капитала состоит в том, чтобы подчинить своей логике наемного работника и как производителя, и как человека. «Фирмы считают прибыльным увеличивать человеческий капитал занятого у них персонала, поскольку такое увеличение ведет к росту выработки. Фирмы, стремящиеся к максимуму прибыли, обеспечивают обучение до тех пор, пока предельные доходы от обучения не будут равны предельным издержкам на обучение. Если предельные доходы от обучения превышают предельные издержки, принимаются меры к расширению обучения; если же верно обратное, обучение свертывается»265. Безусловно, прогресс средств труда, производства и всевозможных промышленных технологий очень важен, однако подчинение человека капиталу даже терминологически влечет за собой исключение индивидуального и совместного потребления жизненных средств и общественных духовных благ из воспроизводственного процесса. Общество же интересует, чтобы человек вошел в стадию производительного потребления не только подготовленным человеком, но и был сам по себе широко социализированным, духовно развитым индивидом. В условиях первой стадии обращения духовных благ решаются такие задачи, которые при обращении стоимости как таковой не выдвигаются. Как, например, потреблением вообще задаются общие количественные пропорции вовлекаемых в дальнейшее обращение средств производства и труда, абстрактного и конкретного, так и потреблением духовных благ определяется та часть свободного времени, которая необходима для духовного производства, а также и количество времени, необходимого для материального обеспечения осуществляемой в установленных границах свободного времени духовной деятельности. Решается, стало быть, вопрос о полном ресурсном обеспечении всего спектра индивидуальных и общественных материальных и духовных потребностей. На стадии производительного потребления вместо жизненных средств и общественных благ участвует уже конкретный (живой) труд работника, потребительная стоимость его рабочей силы. Обращение потребительной силы общества уступает место движению производительной силы труда. Человек из состояния своего функционирования как потребителя переходит в свое функционирование в качестве производителя, он расходует приобретенную в процессе потребления и развития физическую и духовную энергию, использует многообразные способности266. Факторы производства превращаются в продукт, созидаются блага как потребительные стоимости. На этой стадии происходит также и обращение духовных благ. Они участвуют в превращении факторов производства в продукт. На стадии производительного потребления эти блага выступают действительной, хотя и духовной, производительной силой труда. Расходование приобретенной ранее духовной энергии и развитых умственных способностей реализуется и в умственной деятельности непосредственных исполнителей трудовых функций, и в труде инженерно- технических работников, включая научно-производственный персонал, и в технологических процессах, и в различных материальных средствах производства. На этой стадии духовная сила человека становится производительной: идеальное, участвуя в материальном производстве, материализуется, овеществляясь, опредмечиваясь в продукте. Нельзя, однако, полагать, что здесь осуществляется производство стоимости. Особенностью движения духовных благ на этой стадии своего обращения отнюдь не является производство затрат или «капитализированного дохода». Подобные взгляды базируются на том допущении, что человеческие созидательные способности обладают стоимостью, индивидуальной и общественно необходимой, которая слагается из всех трудовых затрат, независимо от того, кто непосредственно их производил267. Наоборот, особенностью движения духовных благ в условиях производительного потребления составляет то, что их полезностные свойства как идеальной (духовной) производительной силы наряду с материальными факторами производства и живым трудом превращаются в такой продукт, который обладает независимым бытием и обретает такую потребительную форму, которая отличается от потребительных форм самих духовных благ, а также и от элементов процесса производства. На заключительной стадии обращения осуществляется движение вновь созданного продукта, обладающего отличной потребительной формой от потребительных форм элементов процесса материального производства и образования. Полезность живого труда, воплощенная в этом продукте, неизбежно модифицируется в полезность этого продукта. Это — приращенная полезность, ибо в ней воплотилась полезность материальных факторов производства и результатов духовного производства. Эта полезность предполагает движение нового полезного труда, приращенного знания, духовных общественных благ. Вновь созданный продукт одной своей частью возвращается в материальное производство, чтобы возобновить его экономический ритм и технологический цикл. Другая же часть его переходит в плоскость потребления: индивидуального потребления жизненных средств и совместного потребления различных духовных общественных благ. Получается, что полезность продукта переносится на новом витке в производительное потребление (материальное производство) и в потребительное производство (совокупный фонд потребления). Первая часть продукта обеспечивает в дальнейшем обращение средств производства, а вторая — обращение способностей и деятельностей, результатов деятельности и самих продуктов, разнообразных благ. В дальнейшем процессе производительного потребления посредством материальной и духовной производительной силы труда вновь создаются потребительные формы, которые уже отличны от потребительной формы ранее созданного продукта. Человек как производитель вновь осуществляет переход, но уже в состояние потребителя. Тем самым обращаются и функции человека по созиданию продукта и его потреблению. Указанные стадии обращения духовных благ представлены в абстрактно-общем виде. В реальной жизни благодаря живой силе труда и свойств духовных благ эти стадии обращения осуществляются и одновременно, и параллельно, но в то же самое время и последовательно: производству предшествует акт потребления жизненных средств и духовных общественных благ. Без реализации человеком своих функций потребителя не могут быть реализованы и его функции производителя. Потребление духовных благ в принципе не может соответствовать тем издержкам, которые в той или иной мере материально обеспечивают его функционирование как общественного блага. Соответственно предложение духовных благ не определяется осуществленными в них инвестициями. К духовному общественному благу применяется совершенно иное мерило, лежащее вне затратной основы и зависящее от объема духовных потребностей. Без отграничения духовного производства от затратной стороны (меновой стоимости) невозможно объяснить приращения в духовном развитии человека. Ведь, если исходить из стоимостной динамики инвестиций в человека, как это делают на примере образования сторонники теорий человеческого капитала, то неизбежно возникает серьезное противоречие: с одной стороны, чем больше затрачено на получение образования, тем выше доходы в будущем, а с другой, существует обратная зависимость между уровнем образования и нормой дохода на него. Тем самым движение и взаимообмен человеческих способностей и потребностей как социальное содержание обращения образовательных благ остается здесь вне научного анализа. Приращения в духовном развитии человека и труда можно объяснить лишь на основе высвобождаемого рабочего времени. Чем больше посредством духовного производства в материальном производстве будет задействовано прошлого груда по сравнению с применяемым живым трудом, тем выше и эффективнее будет духовная производительная сила труда. в) Mejxi распределения в духовной сфере Социально-экономическая определенность общественных духовных благ одновременно содержит в себе и общественную основу собственного распределения между людьми. Распределение, таким образом, выступает и способом распространения духовных благ, и способом их предоставления. В этом плане речь прежде всего должна идти о распределении духовных благ как общественного духовного отношения, как общественной формы собственности. Этот аспект в экономике и социологии образования вообще не раскрыт. Между тем собственность сама должна распределяться: отношения собственности выступают как отношения распределения, а отношения распределения -- это одновременно и отношения собственности268. Духовные блага, прежде чем быть распределенными между людьми, должны быть произведены и институционализированы в форме общественной собственности. Рассмотрим это на примере образования. Разграничение образовательных благ с производством самого образования в теориях человеческого капитала дает возможность разграничить отношения распределения образования от отношения собственности на него. В этих теориях считается, что доля и роль участника в получении образовательных благ обусловлена не его характером как со-собственника образования, а всего лишь количеством произведенных затрат. В общем виде структура затрат на образование представляется в этих теориях в следующем виде: прямые затраты обучающегося и его родителей, которые были понесены в результате получения соответствующего уровня образования; условные расходы, которые представляют собой «потерянные заработки» и которые несет обучающийся человек при получении более высоких ступеней образования; прямые расходы государства на образование; условные расходы государства, которые учитываются в аспекте налогов на «потерянные заработки» человека, получающего более высокий уровень образования269. Таким образом, согласно теориям человеческого капитача, все виды затрат на образование — это расходы двух видов: прямые расходы на получение соответствующего вида образования (как самих обучающихся, членов его семьи, так и государства) и условные расходы («потерянные заработки» и «потерянные налоги от потерянных заработков»). Если сводить затраты на образование к стоимостному принципу, то человек, получая в будущем стоимостной эквивалент своих затрат на образование, никогда бы не смог рассчитывать на приращение в своем образовательном развитии. Полученной в будущем стоимостью он всего лишь возмещал бы свои прошлые затраты на образование. Разграничение отношений распределения с отношением собственности свойственно и теории общественного сектора, которая сводит распределение собственности к распределению правовых полномочий на собственность. Получается, что распределяется не сама собственность на те или иные объекты, а права на них. Независимость влияний в распределении прав собственности на аллокацию ресурсов, т. е. на их рациональное размещение, и структуру производства выставляется в качестве исходного постулата теоремы Р. Коуза. При этом условием теоремы выдвигается четкая спецификация прав собственности и нулевые трансакционные издержки270. Это объясняется часто тем, что бюджетная политика государства, в том числе и в области образования, неизбежно затрагивает границы фактических правомочий частных собственников, хотя формально не меняет их статуса; что с точки зрения экономической теории представляет интерес не столько вопрос о том, кто считается собственником, сколько реальные возможности использовать установленные законом права для осуществления экономически значимых действий271. В качестве критерия влияния на «реальные возможности» реализации прав для осуществления экономических значимых действий выдвигают категорию трансакционных издержек. В самом общем плане под трансакционными издержками понимаются все издержки, которые связаны с обменом и защитой правомочий. В литературе справедливо отмечается, что нет единства в объяснении природы трансакционных издержек272. Например, один из подходов выводит все трансакционные издержки из информационных затрат. Теория общественного выбора связывает возникновение трансакционных издержек с проблемами достижения соглашения ввиду стратегического поведения заинтересованных в общественном благе индивидов и их стремления переложить издержки получения его на окружающих273. Теория соглашений трактует трансакционные издержки в качестве издержек согласования прямо противоположных норм, неизбежно возникающих но мере усложнения деятельности274. В отечественной литературе по экономической социологии распространен подход к трактовке трансакционных издержек как издержек, которые несут предприниматели за «вход» на рынок и функционирование в нем27°. Однако существуют и более обобщающие подходы, которые связывают трансакционные издержки с трением в самой системе. Не случайно поэтому термин «трение» ири определении трансакционных издержек используют и О. Уильямсон, и Я. Корнай, а согласно, например, К. Эрроу, трансакционные издержки — это издержки, связанные с поддержанием экономической системы на ходу, преодолением неизбежных противоречий, создаваемых в результате социально-экономических взаимодействий различных людей, в том числе и обладателей прав собственностью. По существу речь идет о критерии социально-экономической эффективности распределения собственности, «стоимости» отношений распределения и производственных отношений2'6. Поскольку, согласно1 теории общественного сектора, трансакционные издержки распыляют полезность экономически произведенно го продукта, требуются специальные социальные институты, чтобы уменьшить эти экономические потери. Сами же трансакционные издержки подразделяются на издержки ex ante и издержки ex post. К первой группе принято относить издержки: 1) поиска информации (подразумеваются прежде всего затраты на поиск информации и потери от ее несовершенства); издержки ведения переговоров (затраты на ведение переговоров об условиях обмена, о выборе формы сделки); 2) измерения (которые касаются тех затрат, которые осуществляются дая измерения качества товаров и услуг); 3) заключения контракта (отражающие затраты на юридическое или вне легальное оформление сделки). Ко второй группе относят издержки: 1) по спецификации (т. е. по точному определению и защите прав собственности; они включают в себя также и издержки, направленные на пропаганду и идеологические мероприятия по привитию «неписан- jjHbix правил уважения собственности», а также расходы на содержание )судов, арбитража); 1 2) мониторинга и предупреждения оппортунистического поведе ния (затраты на контроль за соблюдением условий сделки и предотвращения такого поведения, которое связано с различного рода отклонениями «от условий контракта»); 3) защиты от третьих лиц (затраты на защиту от претензий третьих лиц (государства, мафии и т. д.)) на часть полезного эффекта, который получают в результате сделки277. Предполагается, что воздействия распределения прав собственности на производство с точки зрения аллокации ресурсов менее всего значимы там и тогда, где и когда права собственности строго определены, доход не учитывается, а трансакционные издержки (по Р. Коузу, это — «издержки рыночных трансакций») равны нулю. Этот идеально-абстрактный принцип — основная предпосылка теоремы Р. Коуза: в условиях совершенной конкуренции частные и социальные издержки будут равны. С помощью этого допущения обозначается исходная точка отсчета для анализа возрастания роли распределения прав собственности и повышения трансакционных издержек, их воздействия на производство общественного блага. Для теории общественного сектора одна из основных проблем — проблема выявления внешних положительных и отрицательных эффектов (экстерналий) и их интернализации (трансформации) во вну тренние2'8. Объяснение существует довольно обычное: рыночный механизм работает эффективно тогда, когда эффект экономических благ в результате их внешнего воздействия может быть взят под контроль участником экономического соглашения по повод}' производства того или иного блага, например, общественного, а внешний эффект будет им интернализирован. Трансформация отрицательных эффектов предусматривает добавление к имеющимся индивидуальным издержкам, которые несут те или иные участники соглашения, предельных внешних издержек; прямым следствием выступает рост цены блага, порождающего этот эффект. При трансформации положительного внешнего эффекта к имеющейся предельной индивидуальной полезности добавляют предельную внешнюю полезность. Отсюда и следствие: внешние эффекты могут быть интернализированы при переговорах при том условии, что права собственности четко определены и могут обмениваться279. Соответственно ситуация анализируется в терминах оптимальной аллокации ресурсов. Точка оптимума аллокации ресурсов достигается тогда, когда установлены определенные правила поведения в общественном соглашении, определены права собственности. Обмен правами собственности влечет за собой трансакционные издержки, которые можно снизить либо с помощью собственно государства (централизованным путем), либо с помощью созданных ассоциаций, групп содействия, добровольных обществ и т. д. В обоих случаях трансакционные издержки минимизируются с помощью общественного сектора. Но обращают на себя внимание следующие важные обстоятельства, которые необходимо учитывать. Во-первых, экономисты пытаются объяснить наличие несовпадений между частными и социальными издержками, исходя из предположения, что частные и социальные издержки всегда равны. Потому, как отмечает Р. Коуз, едва ли удивительно. что они зачастую приходят к неверным выводам:280 если при нулевых издержках фирмы будут вынуждены действовать как конку- ре гные фирмы, то «возможно и достаточно сказать, что при нулевых трансакционных издержках частные и социальные издержки окажутся равны»281. Во-вторых, нельзя говорить об эквивалентности частных и социальных издержек, ибо, с точки зрения Р. Коуза, социальные издержки «представляют собой наивысшую ценность, которую могут принести факторы производства при альтернативном их использовании»282. В-третьих, если происходит интенсивное перераспределение правомочий, самой собственности, то издержки увеличиваются. Это оказывает сильное влияние нё, аллокацию ресурсов и структуру функционирующего производства, на его эффективность. Важнейшая задача общественного сектора в этом случае состоит в том, чтобы минимизировать, снизить, сократить трансакционные издержки, поручив это тем институтам общества, которые специально для этого и созданы, и относятся либо к общественному сектору, либо к централизованной системе государственного управления. В-четвертых, при анализе духовного производства нельзя исходить из равенства его затрат и результатов. Как показал М. Алле, потенциально высвобождаемый труд —это потенциальный излишек и служит критерием эффективности экономики. Это тот самый ресурс, который по мере и технического перевооружения, и лучшего использования имеющихся ресурсов становится излишним. Наличие высвобождаемого труда в эконохмике — это потеря, определяемая через максимальное количество того блага, которое можно было бы высвободить, сохраняя все индексы предпочтения на прежнем уровне. Точно так же и высвобождаемые блага, будучи нереализованными, — это потеря для экономики и общества. Такая потеря и есть наибольший распределяемый (потенциальный) излишек. Его наличие имеет причиной недоиспользование задействованных средств и ресурсов, а также неэффективное функционирование самой экономической системы. Оптимум при распределении имеющегося излишка достигается, согласно М. Алле, лишь тогда, когда улучшение благосостояния одних OQO приводит к улучшению положения всех* . В отечественной литературе отмечается, что анализ отношений распределения собственности с помощью способов минимизации затрат — важнейшее достижение теории общественного сектора. Эти способы позволяют в известной мере количественно определить деятельность структур управления, самого общественного сектора. Вме- ‘>84 сте с тем отмечается и односторонность такого подхода-04 и то, что не до конца определен смысл трансакционных издержек. В этой теории превалируют затраты, оставляющие в тени результаты, в которые должны превращаться издержки. Сами трансакционные издержки приравниваются к нулю не просто при установлении исходной точки их отсчета, но и вследствие их минимизации. В этом случае «они теряют свою аналитическую функцию»285. В отличие от теорий человеческого капитала, в которых под единую затратную основу производительного труда подводятся прямые расходы на образование и «потерянные налоги от потерянных заработков» (неправомерное расширение производительного труда), в теории общественного сектора производственная функция управления с затратами производительного труда полностью относятся к затратам непроизводительного труда. Но занятые в духовном производстве, непроизводственном секторе, не образуют собственного фонда жизненных средств, который обеспечивает их существование и функционирование в качестве работников этого сектора. Этот фонд создается в материальном производстве и, будучи частью продукта этого производства, расходуется в виде, издержек по трансакциям. Такие трансакционные издержки по функционированию духовного производства представляют собой превращенную форму продукта материального производства. Когда же издержки по трансакциям обмениваются на часть стоимости продукта материального производства, их влияние на аллокацию ресурсов объясняется с позиций закона стоимости. Соответственно результаты затрат духовной деятельности замыкаются на производство прибавочной стоимости. Духовное развитие человека, формирование его способностей, расширенное воспроизводство общества и человека, таким образом, выносится из сферы целей и результатов функционирования общественного сектора. Несколько с иных позиций, но также законом стоимости объясняют затраты на духовное производство и представители теории человеческого капитала. Например, в структуру затрат на высшее образование включают затраты прямых вложений (все прямые инвестиции на получение высшего образования, выражаемые в реальной денежной форме); и «затраты труда, к которым относят все вложения живого труда (затраты самой трудовой деятельности) индивида в процессе непосредственного обучения и приобретения знаний высшего образования), которые за весь период обучения имеют условную денежную форму выражения», а реальную форму денег приобретают лишь после получения высшего образования и устройства на работу286. Подобный подход сопровождается теми оговорками, что до сих пор не существует практически применимых методов для непосредственного измерения действительного вклада живого труда обучающихся в формирование своего собственного образовательно-квалификационного потенциала; что поскольку еще нет показателей, непосредственно измеряющих величину учетного труда и его затрат (кроме затрат учебного времени), то они могут быть измерены условными денежными единицами; что затраты учебного труда имеют условное (расчетное) денежное выражение лишь на период учебы в вузе, а после получения высшего образования и устройства на работу молодежи эти затраты получают реальное денежное выражение и дают реальную денежную отдачу287. Исходя из этого, эффективность распределения образовательных благ обосновывается с позиций частной собственности. Собственные затраты духовной деятельности — свободное время (образовательное время — применительно к образованию) — в этой теории нодобны производственным издержкам, которые в будущем через дисконтирование возобновляются. Однако, по сути дела, это ничего больше, чем затрачено, не дает. Для частного инвестора, как полагают сторонники теорий человеческого капитала, взвешивание затрат и выгод означает инвестирование до тех пор, пока норма прибыли выше частной ставки дисконта. Для экономики в целом это означает, что нужно осуществлять инвестирование до тех пор, пока социальные результаты, очищенные от всех затрат, будут больше социальной ставки дисконта, которая отражает степень предпочтения обществом своих расходов, например на образование, сейчас, а не в будущем. Если социальная отдача от инвестиций в человеческий капитал превышает отдачу личную, то частная ставка дисконта выше социальной ставки дисконта. Это, в основном, объясняют тем, что займы на кредитование часто непривлекательны для частного кредитора (издержки на погашение ссуды частным лицом на получение своего образования могли бы быть ниже, если кредитование осуществляло само государство), а также еще и тем, что потенциальные обучаемые могут столкнуться с риском отказаться от части своего дохода ради будущего более высокого дохода. Отсюда следует, что на общество в целом риск должен повлиять в меньшей степени, чем на отдельных людей, которые разобщены. Это также означает, что если частная отдача на инвестиции в человеческий капитал ниже социальной отдачи и при этом частная ставка дисконта выше, чем социальная ставка дисконта, то инвестиций будет делаться меньше, чем необходимо для всей экономики (социального оптимума)288. В подобной трактовке духовные блага предстают товаром, а их распределение трактуется как обмен труда прошлого (или нынешнего) на труд будущий; процедура дисконтирования мало что меняет, ибо она приводит все затраты к состоянию эквивалентности, больше того, при подобном положении дел постулируется отделение человека от духовных благ как формы общественной собственности. Обмен затратами, хотя и кажется условием наличия собственности у человека на его «капитал», на деле предполагает отсутствие собственности у него, в том числе и на духовные общественные блага. Другой важный аспект разбираемой теории состоит в том, что фактически повторяется определение стоимости А. Смита с той лишь разницей, что у последнего это определение дается применительно к жизненным средствам, а в теориях человеческого капитала—к общественным благам. Например, стоимость образования определяется затратами на него, а сами эти затраты — полученным образованием. Возникает порочный логический круг, тавтология. Выйти из этого круга можно лишь в том случае, если обратиться к потребительной стоимости как таковой, жизненных средств, общественных благ и самого человека. Их потребительная стоимость не имеет никакого прямого отношения к общественно необходимым затратам труда. Меновая стоимость, например, не объясняет, сколько человеку и обществу необходимо затрачивать живого труда, чтобы удовлетворять свои насущные потребности, т. е. по условиям потребления. Где, когда и поскольку материальное производство замыкается на потребительное производство и воспроизводство самого человека, там, тогда и постольку общество должно обеспечить связь между количеством общественного времени, необходимого для духовного воспроизводства, и размерами общественной потребности, подлежащей удовлетворению с помощью общественных духовных благ. Следовательно, на основе распределения важно установить пропорции между духовными потребностями населения, общества в целом, и инфраструктурой духовного производства. Это установление пропорций в принципе не подчиняется закону стоимости, ибо с помощью последней невозможно реализовать приращения в духовном развитии и самосовершенствовании человека, ибо стоимость предполагает распределение по затратному принципу, всего лишь по стоимости рабочей силы. Духовные блага стоимостью не обладают. Поэтому применительно к ним необходимо использовать такую трактовку распределения, которая учитывала бы условия потребления289. С этих позиций важно прежде всего определить, чем именно определяется величина того живого труда, который обеспечивает индивидуальное и общественное благосостояние и духовное развитие. Подобная задача в законе стоимости не решается. Если воспроизводство духовно развитой рабочей силы по ее стоимости определяется общественно необходимыми затратами труда и времени на производство потребляемых человеком благ, то сами эти затраты определяются уже не стоимостью, а потребительной стоимостью всей суммы жизненных средств и общественных благ. Человек потребляет блага материальные и духовные не как стоимости, а как потребительные стоимости. Именно потребительная стоимость жизненных средств и общественных благ определяет издержки производства духовно развитой рабочей силы. Стало быть, доля человека в потреблении духов ных благ определяется не стоимостью созданной им части продукта, не затраченным на него рабочим временем, а его свойством сохранять живую рабочую силу. В условиях расширенного (духовного) воспроизводства человека, таким образом, экономия рабочего времени оказывается контролером и регулятором распределения не только труда, условий производства, предметов индивидуального потребления (его жизненных средств), но и духовных общественных благ. В отличие от распределения с позиций эквивалентного обмена одного количества труда на другое такое же, который предполагает отчуждение работника от собственности, предпосылкой распределения духовных благ будет совместная собственность на них. Здесь труд учитывается в аспекте условий потребления. Это верно в той мере, в какой затраты на производство потребляемых общественных благ определяются экономией рабочего времени и выражаются свободным временем. Социально-экономическая определенность духовных благ реализуется в потребительной стоимости человека, его живом и конкретном труде, созидательных качествах, в способности творить и создавать такие результаты, которые превышают затраты. Поэтому распределение духовных благ должно изначально исходить из необходимости духовных потребностей человека как результата воспроизводства разнообразных общественных отношений. Этим в конечном итоге и определяются соответствующие критерии эффективности распределения духовных благ. Исходным в распределении духовных благ в таком случае будет выступать не стоимость рабочей силы, а ее потребительная сила. Соответственно этот способ распределения духовных благ исходит из необходимости непосредственного удовлетворения материальных и духовных потребностей человека. Поскольку развитие общественного производства в большей мере стимулируется лишь таким распределением, которое способно обеспечить всем и каждому наиболее полно проявлять свои способности, развивать дарования, прежде всего важно выделить духовные потребности человека в общем объеме и структуре всех социальных потребностей, обеспечивающих производство общества и человека, их воспроизводство, а также должный для этого уровень благосостояния. Поэтому главным направлением социального обоснования способов распределения духовных благ выступает норма свободного времени. Эта норма приобретает свой превращенный вид: отношение свободного времени (которое отводится обществом на осуществление раз нообразной духовной деятельности (на производство духовных благ)), к занятому рабочему времени. Там и в той мере, где и в какой полезность духовных общественных благ реализует эффект от их потребления, труд по условиям потребления этих благ обеспечивает расширенное воспроизводство способностей человека, в том числе и духовных. Необходимый по условиям потребления труд содержит в себе потенциал не только для обеспечения существования обычного человека, но и его свободного духовного развития, расширенного воспроизводства его способностей и дарований. Поскольку затраты на простое воспроизводство духовно развитой рабочей силы человека всегда меньше, чем высвобождаемый ее применением труд, постольку мера потребительной силы труда и определяет способ распределения духовных благ. С помощью этой меры обоснование нормы потребления всего набора жизненных средств и духовных благ позволит рассчитать то количество конкретного труда, которое необходимо для всей потребительной корзины, включающей в себя и духовные блага, а также труда, требующегося для восполнения соответствующих общественных ресурсов по их полезности. Если мера потребительной силы общества — отношение сэкономленного рабочего времени к рабочему времени, затрачиваемому на производство жизненных средств и общественных духовных благ, то человек через сбережение времени не просто содержит себя, но и приобретает общественные, в том числе и духовные, условия своего развития. Нельзя духовные блага выражать стоимостным измерителем вещного богатства. Требуется введение критерия совершенно иного рода-нормы той части свободного времени общества, в которой осуществляется его духовная деятельность, к рабочему времени. Время, которое принадлежит занятым в духовной сфере, в этом смысле предстает величиной времени, осуществляемое на духовное производство общества, а его увеличение -- ростом всей массы данного вида времени. В свою очередь, изменение соответствующей нормы социального времени общества можно косвенно выявлять и в других модифицированных формах: в соотношении (пропорции) работников духовного и производительного труда, в динамике этой пропорции. Важной мерой распределения в духовной сфере может стать и другая специфическая норма социального времени, которая может быть выражена через соотношение образовательного времени общества к той части его рабочего времени, которая обеспечивает жизненный фонд, а также материальные условия деятельности и развития работников духовной сферы.