Феноменология и социология: эссенциализм и эмпиризм
На основе предшествующего краткого очерка целей н задач феноменологической философии можно провести некоторые различия между нею и социологией. В предыдущей главе исходным пунктом наших рассуждений о соотношении теории и методологии была мысль о том, что социология является эмпирической наукой.
Напротив, феноменология, несмотря на то что Мерло-Понти доказал, что факты и сущности имеют один и тот же источник, не является эмпирической; описания, осуществляемые посредством феноменологической редукции, относятся не к реально существующим объектам, а к сущностям. Чтобы выявить сущностные черты объекта моего сознания, я играю с ним в воображении, подвергаю его воображаемым изменениям, стремясь отделить существенное от поверхностного и преходящего. Сущностные описания имеют дело не с реальными, а с вообра- зкаемыми вещами. Как говорит Шюц, редукция является ?методом, служащим достижению весьма специфической цели — описанию сущностей: ^Феноменологу.. нет дела до самих объектов. Его интересуют их значения, конституированные деятельностью нашего разума» [189, 1, р. Мб]. Таким образом, для феноменолога в отличие от социолога данное опыта представляет собой сгмоданность (self-givenness) объекта в опыте феноменолога '. Социолог же черпает данные из иных источников, нежели его собственный интуитивный опыт. Кроме важных различий в том, что считать данными в рамках той и другой дисциплины, феноменология и социология различаются также своими критериями объективности. Интерес феноменологии к сущностям и неэмпирический характер ее метода не исключают объективности феноменологического описания. Как указывалось выше, феноменолог имеет дело с интенцио- нальными объектами сознания независимо от того, реальны они или идеальны, и если объект воспринимается как один и тот же при повторении опыта, он считается объективным, даже не будучи обязательно реальным, «внешним» объектом. Примером могут служить математические положения. Фактически критерий объективности математических высказываний полностью согласуется с естественной установкой, а математики и пользующиеся математическим языком естествоиспытатели в •своей повседневной научной деятельности не выходят за ее рамки. «Объективность» в феноменологии, следовательно, имеет совсем другой смысл, чем в социологии. Описания сущностных свойств интенциональных объектов сознания, самоочевидных для воспринимающего «я», «объективны» именно в силу самого этого факта. В со- Диологии же ограниченный критерий объективности зиждется на способности социолога продемонстрировать соответствие своей интерпретации данным человеческого опыта. «Адекватность» объяснения достигается, по мне нию Шюца, показом того, что социологическая модель! согласуется с тем, как мыслят действующие лица. Сов циологические данные и интерпретации должны быть вновь возвращены в жизненный мир для подтверждения! Этот вопрос будет подробно рассмотрен далее при ана-1 лизе критерия обоснованности Если феноменология неэмпирична в силу своего особого интереса к сущностям и если ее метод — спецн-1 фически философский метод, то следует с осторожностью подходить к проблеме ее значимости для социологии. Некоторые выводы можно сдечать, проанализировав ряд61 черт выдвинутом Шюцем программы исследования для! социальных наук. Мы постараемся при этом показать, как эмпирической социологии, при всех ее отличиях от феноменологической филосоЛии, удается использовать последнюю в качестве источника собственных теорий и методов. Главная цель социальных наук, согласно Шюцу [189, I, р. 53], состоит в «получении организованного знания о социальной реальности». Социальная реальность при этом определяется как «общая сумма объектов и явлений социокультурного мира, каким он предстает обыденному сознанию людей, живущих среди других людей и связанных с ними многообразными отношениями взаимодействия». Первой методологической задачей социологии является, следовательно, открытие общих принципов организации повседневной жизни. Обсудив различные свойства мира повседневной жизни, сосредоточив внимание главным образом на измерениях естественной установки, Шюц дает более тонкую и развернутую характеристику задач дисциплины, именуемой им «общей социологией». Эти задачи состоят в том, чтобы «реактивировать процессы (сознания), сформировавшие устоявшиеся слои значений... [и] объяснить интенциональную природу перспектив релевантности и горизонтов интепеса... Осуществить это на уровне обыденной интерсубъективности — задача традиционных наук о культуре, прояснение же их специфических методов является частью конститутивной феноменологии естественной установки» [189, I, р. 136—137]. Это и составляет суть социологической задачи и в то же самое время подсказывает формы ее отношений к феноменологической философии. Независимо от того, считать ли Шюца философом феноменологического направления или же прежде всего социологом, несомненно, что его исследования естественной установки открыли новые перспективы для эмпирической социологии. По отношению к гуссерлевской трансцендентальной феноменологии он занимал двойственную позицию: постогнно подчеркивая свою глубокую признательность Гуссерлю и значение идей последнего для разработки его собственной концепции, Шюц тем не менее направлял все свои усилия на изучение естественной установки, то есть той самой области явлений, которую Гуссерль «заключал в скобки» в ходе трансцендентальной редукции. Более того, он достаточно прямо отвергал трансцендентальную феноменологию как основу конкретных наук о культуре.
Утверждая, что фундаментом для них станет гуссерлевская концепция «жизненного мира», Шюц писал: «Эмпирические социальные науки найдут свое истинное основание не в трансцендентальной феноменологии, а в конститутивной феноменологии естественной установки. Знаменательный вклад Гуссерля в социальные науки состоит не в его безуспешной попытке решить проблему конституирования трансцендентальной интерсубъективности в редуцированной эгологической сфере, не в его непроясненном понятии эмпатии как основы понимания, наконец, не в его истолковании социальных общностей и обществ как субъективностей высшего порядка, природа которых может быть описана эйдетически, а, скорее, в богатстве его исследований, имеющих отношение к Lebenswelt62 и подлежащих развертыванию в философскую антропологию» [189, I, р. 149]. Главное, на чем следует остановиться в шюцевских формулировках задач «общей социологии» и его соображениях по поводу трансцендентальной феноменологии,— это проведенное им различение «конкретных социальных наук» (социология, антропология, экономика, психология), конститутивной феноменологии естественной установки и трансцендентальной феноменологии. Несомненно, что он рассматривает эти три дисциплины как три различные, но друг друга дополняющие области исследования. Однако, хотя на словах он отдает пальму пер венства гуссерлевской трансцендентальной феноменологии, его собственные исследования явно свидетельствуют о стремлении переориентировать феноменологию на изучение жизненного мира и естественной установки. Именно конститутивная феноменология естественной установки, по его мнению, дает ясное философское основание конкретным социальным наукам. В этом смысле он ставит под вопрос непосредственную важность значительной части трудов Гуссерля для наук о культуре. Конститутивную феноменолигию естественной установки, которая должна служить методологическим средством наук о культуре, то есть способствовать прояснению понятий, методов и предпосылок этих наук, не следует смешивать с чистой феноменологией, ибо, разделяя некоторые цели и технические приемы последней, она сосредоточивает сьое внимание не на чистом сознании, или трансцендентальной субъективности, а на процессе конститунрования естественной установки и его последствиях для социального исследования. И наконец, задачей конкретных социальных наук яьляется изучение обыденной интерсубъективности — жизненного мира; эти науки более всего приближаются к уровню социологического исследования в его обычном понимании. Однако, как следует из разработанной Шюцем программы социологическою анализа, методологическое прояснение, предпринятое в рамках конститутивной феноменологии естественной установки, должно было повлечь за собой предметную и методологическую переориентацию конкретного социологического исследования. Феноменологическая критика должна была коренным образом изменить проблемы и методы традиционной социологии. Складывается впечатление, что фундаментальные исследования в области чистой феноменологии Шюц считает значимыми в первую очередь для философии, а следовательно, для всех наук вообще, тогда как связующим звеном между философией и конкретными науками о культуре должна была, по его мнению, стать конститутивная феноменология естественной установки. Конститутивная феноменология естественной установки, которая должна использоваться для прояснения задач социологии, существенно отличается как от гуссерлевской феноменологии, так и от более поздних ее версий, принадлежащих таким философам, как Мерлс Понти. Ошибочно думать, что социология может или должна заимствовать методы, терминологию и проблематику чистой феноменологии. Философия сознательно обращается к философским проблемам, используя при этом специфические методы и терминологию, социология же имеет свои собственные социологические проблемы, разрабатывает свои методы и понятия. Шюц отчетливо это понимает и отвергает попытки механического соединения того и другого. «Следует ясно понять, что связь феноменологии и социальных наук нельзя показать, применив феноменологические методы к анализу конкретных проблем социологии или экономики, таких, как социальная адаптация или теория международной торговли. Я убежден, однако, что в будущем изучение методов социапьных наук и их фундаментальных теорий с необходимостью приведет к проблемам, принадлежащим к области феноменологического исследования» [189, I, р. 116]. ?Проблема, следовательно, состоит в выяснении того, как конститутивная феноменология естественной установки воздействует на социологию и как она способствует переориентации социологического анализа. Прежде всего необходимо различать роль феноменологии естественной установки, во-первых, при изучении методологических процедур социологии и, во-вторых, при социологическом исследовании частных предметных областей, таких, например, как расовые отношения или социальное отклонение. Феноменология имеет разное значение для этих двух взаимодополнительных сфер социологии. Это не означает, однако, что на практике эти сферы разделимы; социолог, исследующий данную предметную область, не может оставаться безучастным к методологическим проблемам — к имплицитным или эксплицитным процедурным правилам, которым он следует при выработке объяснения. Фактически в каждом исследовании предметные и методологические проблемы нераздельны и равно проблематичны.