Главо I О СЛОВАХ В СООТНЕСЕНИИ С ПРЕДЛОЖЕНИЯМИ

Поскольку мы намереваемся изложить здесь различные замечания людей относительно своих суждений, а суждения — это предложения, состоящие из разных частей, начать следует с описания этих частей.

Пустое занятие — разбирать, грамматике или логике надлежит их рассматривать; коротко говоря, все, что отвечает цели какого-либо искусства, к нему и относится, независимо от того, составляет ли это знание особенность данного искусства или же им пользуются и другие искусства и науки.

Так вот, коль скоро логика ставит своей целью научить людей правильно мыслить, без сомнения, полезно будет ознакомить читателей с различным употреблением звуков, которыми обозначают идеи и которые в силу приобретенной умом привычки связываются с идеями столь тесно, что одно не мыслится без другого: идея вещи вызывает идею эвука, а идея звука — идею вещи.

По этому поводу в общем можно сказать, что слова суть отчетливые и членораздельные звуки, которые люди сделали знаками, чтобы обозначить то, что происходит у них в уме.

А так как то, что происходит в уме, сводится, как мы уже сказали, к представлению, суждению, умозаключению и упорядочению, то слова служат для обозначения всех перечисленных действий. Для этой цели придумали три главных вида слов, о которых мы и будем здесь говорить: имена, местоимения и глаголы; два последних вида слов заменяют имена, но только различным образом. Это необходимо изложить более подробно.

Имена

Как мы уже сказали, предметы наших мыслей суть либо вещи, либо способы [бытия] вещей. Слова, которые служат для обозначения тех и других, называются именами.

Те, что обозначают вещи, называются именами су- ществительными, например: земля, солнце. Те, что обозначают способы [бытия], одновременно указывая на субъект, которому они присущи, называются именами прилагательными, например: хороший, справедливый, круглый.

Поэтому, когда посредством производимого умом отвлечения способы [бытия] мыслят, не связывая их с каким-то определенным субъектом, то, поскольку при этом они существуют в уме в некотором смысле сами по себе, они выражаются существительным, например: мудрость, белизна, цвет.

И наоборот, когда то, что само по себе есть субстанция и вещь, мыслится в связи с некоторым субъектом, слова, обозначающие его в таком качестве, становятся прилагательными, например: человеческий, плотский. Освобождая подобные прилагательные, образованные от имен субстанций, от связи с субъектом, их снова превращают в существительные; так, образовав от существительного человек прилагательное человечный, от прилагательного человечный затем образуют существительное человечность.

Есть имена, которые считаются в грамматике существительными, но в действительности являются прилагательными, поскольку они обозначают способ [бытия] , или модус, субъекта, например: король, философ, врач. Существительными их считают потому, что они относятся толькф к одному субъекту и этот единственный субъект всегда подразумевается, так что выражать его нет необходимости.

По той же причине и слова красное, белое и т. д. в действительности являются прилагательными ибо в них обозначено отношение [к субъекту]; существительное, к коему они относятся, пе выражено потому, что это общее существительное, заключающее в себе все субъекты этих модусов и являющееся в своей общности единственным. Так, красное — это всякая красная вещь, белое — всякая белая вещь; пли, как говорят в геометрии, это какая угодно красная вещь.

Таким образом, прилагательные имеют, по существу, два значения: отчетливое, а именно значение модуса, или способа [бытия], и смутное, а именно значение субъекта. Но хотя значение модуса более отчетливо, оно, однако, является косвенным, и наоборот, значение субъекта, хотя оно и смутно, является прямым. Слово белое, oandidum, косвенно, хотя и отчетливо, обозначает белизну.

Местоимения

Местоимения употребляют вместо имен, чтобы избежать их докучливого повторения. Однако не следует полагать, будто, занимая место имен, они производят на ум то же самое впечатление. Это совершенно неверно; напротив, они избавляют от скуки повторения лишь потому, что представляют имена только смутным образом. Имена как бы открывают вещи уму, местоимения же представляют их завуалированными, хотя ум и сознает, что они обозначают те же самые вещи, которые обозначены именами. Вот почему вполне допустимо соединять имя и местоимение: Tu Phaedria, Ессе ego Joannes 2,

О различных видах местоимений

Так как люди решили, что называть самих себя по имени часто нет необходимости и что это было бы обременительным, они ввели местоимение первого лица, чтобы ставить его на место имени говорящего: Ego, я.

Чтобы избавить себя от необходимости называть того, с кем говорят, они сочли удобным обозначить его словом, получившим название местоимения второго лица: ты или вы.

А чтобы не повторять имена других людей и предметов, о которых ведут речь, придумали местоимения третьего лица: ille, ilia, illud 3. Среди них есть местоимения, как бы перстом указывающие на ту вещь, о которой идет речь; поэтому их называют указательными: hie, iste, этот, тот.

Есть также местоимение, называемое возвратным, поскольку оно обозначает отношение вещи к себе самой. Это местоимение sui, sibi, себя: Катон убил себя,

Общим для всех местоимений является то, что они, как мы уже сказали, смутно обозначают имя, которое они заменяют. Но у местоимений среднего рода illud, hoc, когда они употребляются в абсолютном смысле, т. е. когда имя не выражено, есть одна особенность. Местоимения других родов — hie, haec, ille, ilia могут относиться и почти всегда относятся к отчетливым идеям, которые они, однако, обозначают лишь смутно: ilium expirantem flammas, т. е. ilium Ajacem; His ego nec metas rerum, nec tempora ponam, т. e. Romanis4. Местоимение среднего рода, наоборот, всегда относится к общему и смутному имени: hoc erat in votis, т. e. haec res, hoc negotium erat in votis; hoc erat alma parens5 и т. д. Таким образом, местоимению средпего рода присуща двоякая смутность, а именно смутность самого местоимения, значение которого всегда расплывчато, и смутность слова negotium, вещь, которое является столь же общим и столь же смутным.

Об относительном местоимении

Есть еще другое местоимение, называемое относительным: qui, quae, quod, что, кто, который, каковой, каковая.

У относительного местоимения есть и общее с другими местоимениями, и своя особенность.

Общее заключается в том, что оно замещает имя и вызывает смутную идею этого имени.

Особенность же — в том, что предложение, в которое опо входит, может быть частью субъекта ИЛИ атрибута другого предложения, образуя одно из тех добавочных, или придаточпых, предложений, о которых ниже будет сказано более подробно: Бог, который благ; мир, который зрим.

Я предполагаю, что, когда речь пдет о предложениях, читателям понятны термины «субъект» и «атрибут», хотя они пока еще не разъяснены; ведь они настолько распространенны, что их обычно понимают и не изучавшие логики.

Исходя из сказанного, можпо решить вопрос, каков точцыц смысл слова что, когда опо следует за глаго- лом и кажется ни к чему не относящимся: Иоанн ответил, что он не Христос7. Пилат сказал, что он не видит в Иисусе Христе никакой вины*.

Некоторые делают из него наречие, так же как и из слова quod, которое латиняне иногда понимают в том же смысле, какой имеет нагае французское что, хотя это бывает редко: Non tibi objicio quod hominem spoliasti,— говорит Цицерон9.

Но в действительности слово что, quod, является пе чем иным, как относительным местоимепием, ибо оно сохраняет его смысл.

Так, в предложении Иоанн ответил, что он не Христос это что сохраняет назначение связывать другое предложение — [он] не Христос с атрибутом, заключенным в слове ответил, которое означает fuit res- pondens 10.

Другое назначение относительного местоимепия, состоящее в том, чтобы заменять имя и относиться к пему, здесь, действительно, далеко но так очевидно; поэтому некоторые ученые утверждают, будто слово что в подобных случаях не пмеет такого назначения. И все же можпо сказать, что опо его также сохраняет. Ибо, говоря Иоанн ответил, подразумевают, что он дал ответ, п что относится именно к этой смутной идее ответа. Точно так же, когда Цицерон говорит: Non tibi objicio quod hominem spoliasti,—quod относится к^ смутной идее чего-то, в чем обвиняют, вызываемой словом objicio. И это нечто, в чем обвиняют, мыслимое сначала смутно, затем определяется посредством гіридаточпого предложения, присоединяемого с помощью quod: quod hominem spoliasti.

To же самое можно отметить в следующих предложениях: Я предполагаю, что вы будете благоразумны; Я вам говорю, что вы неправы. Слово я говорю вызывает сначала смутное представление о чем-то сказанном, и к чему-то сказанному я и отношу что. Я говорю, что означает Я говорю нечто, а именно. И точно так же тот, кто говорит Я предполагаю, выражает смутную идею чего-то предполагаемого. Ибо я предполагаю означает я делаю предположение; к отой идее чего-то предполагаемого я и отношу что. Я предполагаю, что означает Я делаю предположение, а именно«

К местоимениям можно причислить греческий ар-

« « V

тикль о, т], то, когда он ставится не до, а после име-

~ / і ч <Ч< * К I » • ^ /

пи. Тоиго єаті то ocojua цоо то ояєр ицсоу 6І6ОЦЄУОУ,— говорит святой Лука11. Ибо это то, 1е12 представляет уму тело, осоjia, смутным образом. Следовательно, оно выполняет функцию местоимения.

Единственное различие между артиклем в таком употреблении и относительным местоимением состоит в том, что, хотя артикль заменяет собой имя, оп соединяет следующий за ним атрибут с предшествующим именем в одном и том же предложении, а относительное местоимение образует вместе со следующим за ним атрибутом отдель-

4 /

ное предложение, хотя и соединенное с первым: о біботаї, quod datur, т. е. quod est datum 13.

Такое употребление артикля обнаруживает неосновательность замечания одного протестантского священника14 по поводу того, как надо переводить эти слова из Евангелия святого Луки в связи с тем, что в греческом тексте стоит не относительное местоимение, а артикль: Это тело мое, за вас предаваемое, а не «которое за вас

N. 4 і / 1(4 і /V

предается», то илер ujxcov 6i6o|ievov, а не о илер u^cov /

біботаї. Он утверждает, что совершенно необходимо, дабы выразить значение артикля, переводить этот текст так: Сие есть тело мое, тело мое, за вас предаваемое или тело, за вас предаваемое — и что неправильно переводить его словами Сие есть тело мое, которое за вас предается.

Но это утверждение основано лишь на том, что упомянутый автор не вполне уяснил истинную природу относительного местоимения и артикля. Ибо несомненно, что, как относительное местоимение qui, quae, quod, заменяя имя, представляет его только смутным образом,

I « N

так же и артикль о, т), то лишь смутно представляет имя, к которому он относится. И поскольку это смутное представление нужно для того, чтобы не повторять одно и то же имя в отчетливом виде, что было бы докучно, постольку переводить артикль явным повторением одного и того же слова — Сие есть тело мое, тело мое, за вас предаваемое — значит не принимать во внимание пазначенпе артикля, так как он поставлен лишь затем, чтобы избежать этого повторения. А перевод при помощи относительного местоимения — Сие есть тело мое, которое за вас предается сохраняет существенное свойство артикля — представлять имя только смутно и не воздействовать на ум дважды посредством одного и того же образа. Не удается сохранить лишь другое его свойство, которое может показаться менее существенным: артикль заменяет имя так, что присоединяемое к нему прилагательное не образует нового предложения —

« -S і то и л ер ufjicDv 6i6o]xevov, тогда как относительное местоимение qui, quae, quod делит предложение на более обособленные части п становится субъектом нового

« « v « ~ /

предложения: о ояер upuv біботаї. Таким образом, ни один из двух переводов: Сие есть тело мое, которое за вас предается; Сие есть тело мое, тело мое, за вас предаваемое — не является вполне совершенным, поскольку в одном смутпое значение артикля меняется на отчетливое значение, противоречащее его природе, а в другом, сохраняющем это смутное значение, относительное местоимение делит на два предложения то, что при наличии артикля составляет одно предложение. Но раз мы должны выбирать между этими двумя переводами, мы не вправе, выбрав один, охуждать другой, как это делает упомянутый автор.