Национальные социокультурные стереотипы общения: к определению понятия

Понятие "стереотипа" в работах социологов, этнографов, психологов, этнопсихолингвистов и лингвистов можно отнести как к наиболее часто используемых, так и наиболее дискуссионных. Специалисты каждой из дисциплин стремятся выделить в стереотипе те характеристики, которые прежде всего отражают его роль в их сфере исследования: в связи с этим речь идет о социальных стереотипах, ментальных стереотипах, этнических стереотипах, стереотипах общения, речевых стереотипах и, соответственно, о классификации этих типов. Выше было показано, что в национально-культурной специфике речевого общения представителей этноса проявляются все указанные составляющие, в связи с чем, с одной стороны, необходимо рассмотрение разных подходов к понятию стереотипа, а с другой - выявление тех элементов этого понятия, которые, отражая специфику каждой составляющей, находят свое отражение именно в специфике речевого общения носителей определенного языка.
Впервые использовал в социологии понятие "социальный стереотип" У.Липпман - по его мнению, это упорядоченные, схематичные, детерминированные культурой "картинки мира" в голове человека, которые экономят его усилия при восприятии сложных социальных объектов и защищают его ценностные позиции и права (Ырршапп 22; см.также: Стереотипы 88,14). Показательно, что уже в этом, самом общем определении социального стереотипа могут быть выделены такие его составляющие, как культурологическая ("детерминированные культурой") и психологическая ("экономят усилия"): "дело в том, что реальная окружающая среда слишком объемна, слишком сложна и слишком быстротечна для непосредственного восприятия. Мы не способны реагировать на все ее тонкости, многообразие, представленное в ней множество изменений и сочетаний. И хотя мы вынуждены действовать именно в этой среде, нам приходится ее реконструировать по более простой модели, чтобы справиться с ней" (Ырртапп 22,16-17; цит.по: ван Дейк 89,85). Развитие понятия "социального стереотипа" в социологических исследованиях можно разделить по двум основным направлениям: во-первых, оценка социального стереотипа как этнического предрассудка (предубеждения), т.е. анализ создания и функционирования негативного образа по отношению к иному этносу, иной культуре; обзор соответствующих теорий можно найти в работах Т.ван Дейка, посвященных когнитивным моделям этнических ситуаций, предубеждениям в дискурсе, когнитивным и речевым стратегиям выражения этнических предубеждений (см. ван Дейк 89,161-227,268-304; см.также Кон 66, Оганджанян 89). Мы не останавливаемся подробно на этом направлении, так как, на наш взгляд, позиция самостоятельного выбора изучения другого языка/другой культуры (т.е. ситуация, рассматриваемая в данной работе) свидетельствует о том, что этот стереотип - предубеждения - у данного индивида не является определяющим. Кроме того, в языке и речи они проявляются как стереотепы психологического характера - на уровне обыденного сознания представителей одного этноса в отношении к другому и не содержат, по крайней мере в ситуации исторически сложившихся межэтнических отношений (иначе это может складываться по отношению к новообразовавшимся социально-этническим оппозициям), элементов социальных санкций; во-вторых, проявление социального стереотипа на индивидуальном и групповом уровнях как отражения "я-образа" и “мы-образа"; на этом направлении необходимо остановиться подробнее, так как оно непосредственно связано с выбором речевых форм общения.
В исследованиях последних лет отмечается, что в механизм формирования стереотипов включаются многие когнитивные процессы, в том числе каузальная дистрибуция, т.е. объяснение человеком причин своего и чужого поведения. В работах Г.Тажфела (Та]!е1 81) выделены две функции стереотипов как на индивидуальном, так и групповом уровнях: к индивидуальному относятся когнитивная (схематизации и упрощения) и ценностнозащитная (создание и сохранение положительного г'я-образа"; к групповому - идеологизирующая (формирование и сохранение групповой идеологии, объясняющей и оправдывающей поведение группы) и идентифицирующая (создание и сохранение положительного образа "мы-группым (см.Шихирев 85, 109-111).
Объединение этих типов в общую концептуальную схему представлено в работе В.Дуаза (Эо1зе 78):
к первому уровню относятся индивидуальнопсихологические особенности формирования представлений человека о своей социальной среде; они формируются под влиянием образований второго
69
уровня - представлений, складывающихся в ситуации межличностного взаимодействия; третий уровень - коллективные представления, формирующиеся в межгрупповых отношениях: именно на этом уровне зарождается и функционирует социальный стереотип; четвертый уровень - идеология, которая складывается под влиянием определенных исторических условий развития данного общества (там же, 112).
Проблема использования стереотипов как явлений, упрощающих социальные контакты, имеет самое непосредственное отношение к процессу овладения новым языком/новой культурой с целью общения с представителями другой этносоциальной общности. Социально-психологические стандарты и стереотипы облегчают, упрощают отношения, общение и поведение. Если алгоритмы мыслительных задач “экономят" мышление человка, то алгоритмы общения "экономят" личность, облегчая, а порой и автоматизируя ее функцию выбора (см.Коломинский 72,104). В дидактическое развитие этой мысли можно сказать, что в процессе обучения личности, обладающей собственными "я-образом" и "мы-образом", в содержание обучения должно входить описание социальных стереотипов новой этнической общности. Речь идет прежде всего о стереотипе "мы-образа", так как именно в этот новый образ "погружается" носитель иных социальных стереотипов, и именно на этом уровне могут возникать определенные санкции новой социальной группы. Соотношение нового и старого "я-образов" не имеет такой значимости, так как их различия, с одной стороны, могут нивелироваться личностными параметрами этих образов ("я- образ” одной личности проще подстроить под "я-образ" другой, так как над ними в процессе личностного общения не так довлеет "мы-образ"), а с другой - оторванность в новой социальной среде "я-образа" от привычной поддержки своего "мы-образа" заставляет личность придавать большее значение именно овладению и соответствию новым "мы-образам", чем борьбе в защиту своего "я-образа".
Первостепенная значимость "мы-образа" отражена и в теории этноцентризма - понятии, введенном В.Г.Самнером в связи с анализом групповых категорий "мы" и “они" (Sumner 40). Этноцентризм, как феномен самосознания группы, означает признание культурной модели своей группы за эталон, с которой сравнивается и по отношению к которой оценивается культура другой группы (см.Басин и др.71,169; интересный пример этноцентризма стереотипа см. Бартминский 95,7-9,161-164). Такая социальная идентификация, т.е. самоопределение индивидов в социально-групповом пространстве относительно общностей "своих" и “не своих", заключается в том, что “у социальной группы существует потребность создавать положительно оцениваемые отличия от других групп, чтобы обеспечить своим членам позитивные самооценки, ибо личность склонна определять себя в терминах своей принадлежности к социальной группе. Социальная категоризация и неразрывно связанное с ней социальное сравнение (для достижения позитивного отличия своей группы) сами по себе достаточны для возникновения предубежденности по отношению к другой группе" (Социальная идентификация личности 93г41).
Это понимание стереотипа связано и с выделением специфики социальной перцепции: "Социальная перцепция в этнопсихологическим плане основана на большом количестве стереотипов - установок в восприятии людьми как своей этнической индивидуальности, так и иных общностей и соответствующих чуждых элементов культуры. Общая же функция этнических стереотипов заключается прежде всего в выделении "чужого", "иного", в утверждении особенности "своего", "своей исключительности", "непохожести" и т.п." (Королев 79,39)
На социальную идентификацию и перцепцию накладывается и принадлежность личности к определенной социоэтнической страте, профессиональной группе, конфессиональной среде, возрастной категории и т.п., что рассматривается как стереотип пресуппозиции адресата (см. Канонич 87,23). Вопрос: "Когда у тебя защита?" - будет восприниматься различно в соотношении сред "филологи - нефилологи", "научные работники - производственники"; при учете возростных показателей говорящих (профессия "студент" - защита дипломной работы; профессия "аспирант" - кандидатская диссертация; профессия "научный работник" - кандидатская или докторская диссертации в зависимости от возраста собеседников), причем коннатации реплик “уже?!”, "пора!", "наконец-то!" так же определяется социальными и профессиональными параметрами участников общения.
Социальный стереотип проявляется как в форме стереотипа мышления, так и стереотипа поведения личности. Он возникает
71
на основе спонтанных чувств и эмоций, но определяется все же естественными условиями развития людей, закрепляемыми в коллективном сознании. По мнению Ж.Коллена, стереотип - это механизм взаимодействия по крайней мере двух сознаний, простейшая форма коммуникации, результат взаимного тяготения и культурного напряжения, одновременно характеризующие и степень социализации людей (см. СоПеуп 82,15-78) Ж.Пиррот считает, что стереотип общественного сознания всегда социально организован, функционирует на основе какого-то определенного социального заказа. Смена стереотипов, как и проблема стереотипизации общественного сознания, всегда связана со сменой коллективных убеждений, которые в свою очередь являются результатом коллективных действий, определяющих качественное изменение жизни целого социума (см. РпоНе 82).
Стереотип мышления понимается многими авторами прежде всего как определенное представление о действительности или ее элементе с позиции “наивного", обыденного сознания (Кон 68,219; Гуслякова 77,62; Семендяева 86,7; Силинский 91,274; Апресян 95,37-41; Толстая 95). В когнитивной лингвистике и этнолингвистике термин стереотип относится прежде всего к содержательной стороне языка и культуры, т.е. понимается как ментальный стереотип, и коррелирует с "наивной картиной мира". Эта последовательность четко прослеживается, например, в работах Е.Бартминского и его школы: языковая картина мира и языковой стереотип соотносятся как целое и часть, при этом языковой стереотип понимается как суждение или несколько суждений, относящихся к определенному объекту внеязыкового мира, "субъективно детерминированное представление предмета, в котором сосуществуют описательные и оценочные признаки и которое является результатом истолкования действительности в рамках социально выработанных познавательных моделей" (Бартминский 95,7; см. также: ВагШипБкл 85, где рассмотрены взгляды польских и других авторов на проблему стереотипа). Языковой стереотип в концепции Е.Бартминского может относиться к любому объекту внешнего мира как его образ, "общественное мнение", а своеобразие понимания языковой картины мира связано не столько с ее отнесением к ментальной категории коллективного сознания, сколько к области языковой семантики (см.Толстая 93,49-50).
При соотнесении стереотипа с наивной картиной мира исследователи отмечают, что соответствие этого представления реальным свойствам объекта картины мира, мотивированность этого представления не являются обязательной составляющей возникновения и функционирования стереотипа. Онм выступают в роли хранителей немотивированных, с точки зрения актуального обыденного сознания, свойств реалий, существенных для определенной лингвокультурной общности или целостных ареалов, связанных единством культуры. Иначе говоря, культурный источник того или иного свойства реалии (суеверия, фольклорная литература, философские, исторические и т.д. традиции) не известен обычным носителям языка. Более того, использование стереотипов происходит автоматически: говорящий, как правило, не только совершенно не задумывается об истории мотивировки, но даже не обращают внимания на то, что некоторые эталонные свойства противоречат эмпирической картине мира. Стереотип рассматривается как суперфиксированное и суперустойчивое даже перед лицом реального опыта, опровергающего его, представление об объекте или категории объектов (явлений, процессов) действительности, содержащееся в сознании отдельных личностей или целых социальных групп (см. Стукаленко 92; Семендяева 86). В сфере мыслительных стереотипов в связи с этим выделяются такие категории как фикции (заведомо противоречивые или ложные предположения), метафоры и прагматические конвенции (выражения, о ложности которых говорящий знает, но которые без оговорок нельзя охарактеризовать как чисто ложные) (см.Клаус 67, 169-171).
Несоответствие стереотипа реальному опыту связано, на наш взгляд, прежде всего с тем, что в сознании возникает не реальное отражение действительности, а ее образ, соответствующий условиям практики реализация этого явления в определенной общности, опосредованный спецификой деятельности в данной общности и характеризующийся двумя взаимодействующими тенденциями: "Своеобразие стереотипа... в том и заключается, что в качестве феномена обыденного сознания он содержит установку на принадлежность к определенной референтной группе, однако содержание так называемых имы-стереотипов", непосредственно соотносящихся с референтными притязаниями индивида, обуславливается в то же время стремлением к дифференциации, поскольку сами социально-психологические референции формируются главным образом на основе более четко рефлексируемых обыденным сознанием представлений о
73
"не-мы-стереотипах"; "содержание стереотипа имеет амбивалентную направленность на дифференциацию и интеграцию одновременно (разр. наша - Ю.П.)" (Батыгин 80,98).
С позиции роли стереотипов в коммуникации эта особенность отмечается и Т.М.Николаевой: "В известном смысле клише в коммуникации можно считать "двуликим Янусом", так как они и обращены к собеседнику как "протянутая рука" социальной близости, и в то же время являются некоторым коммуникативным средством отчуждения" (Николаева 95,85).
Такая двойная направленность и позволяет говорить о нескольких типах возникновения такого "квази-образа", который в ряде случаев может стать стереотипом восприятия определенного явления действительности в некоторой языковой общности как типичная ассоциация к этому явлению: при наличии сходных интегральных признаков, т.е. при определенном соответствии нового явления стереотипу "свой" ("мы-образ"), решающим является частный дифференциальный признак, который даже в обиходном сознании может не рассматриваться как обобщающий символ, но стать стереотипной ассоциацией к данному явлению, с помощью которой представители одной языковой общности дифференцируют данный образ от "своего" и "другого чужого". При этом, с языковой точки зрения, чаще всего выбирается та лексическая единица (или совокупность единиц), которая в максимальной степени контрастирует с ее стандартным использованием в речи (включая и заимствование единицы). Ср.: французы похожи на нас, на всех европейцев, но французы- "лягушатники" - "Спросите у первого встречного: "Что едят французы?” Бьюсь об заклад, что, если вам вообще ответят, то ответ будет: “лягушек!". Однако, как это часто бывает с общераспространенными мнениями, это неверно. Статистические опросы показывают, что почти 50% французов никогда в жизни лягушек не пробовали" [‘Чностранец", 18.01.95]; прозвище “фриц" по отношению к представителям фашистской армии во время второй мировой войны связано с частотностью этого имени и частностью общения в это время с немцами, что привело к выделению имени как стереотипной ассоциации с данным этносом; стереотип "лицо кавказской национальности" в современном русском сознании основан на приписывании любому объекту, характеризующемуся прежде всего локальной ассоциацией к "не своим" элементам внешности, общих характеристик, в реальности по-разному проявляющихся у разных национальных представителей, профессиональных и территориальных объединений, но, тем не менее, наличествующих у отдельных представителей; при наличии явно выраженных признаков "не-мы-образа" особое внимание придается выделению признака/признаков интегральных - в том смысле, что выбирается менее отличный от "мы-стереотипа" дифференциальный признак (то, что специфично, но в определенной степени понятно инокультурному реципиенту - см., например, сходную позицию: Сорокин и др. 88,7-10), а не признак, наиболее выразительно отличающий данное явление от привычного. Интересный пример такого типа создания образа, который строится на признаках, максимально соотносимых с привычными, а не на признаках, наиболее ярко характеризующих "не-мы-образ", можно найти у МА.Булгакоьа.
"Впоследствии, когда, откровенно говоря, было уже поздно, разные учреждения представили свои сводки с описанием этого человека. Сличение их не может не вызвать изумления. Так, в первой из них сказано, что человек этот был маленького роста, зубы имел золотые и хромал на правую ногу. Во второй - что человек был росту громадного, коронки имел платиновые, хромал на левую ногу. Третьи лаконично сообщают, что особых примет у человека не было"; - "ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не огромного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой - золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорока с лишним. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый.. Брови черные, но одна выше другой. Словом - иностранец"; - "Немец" - подумал Берлиоз. “Англичанин, - подумал Бездомный," ишь, и не жарко ему в перчатках". [Булгаков, 15-18]. новое явление, к тому же выраженное новой языковой единицей, может реализовываться в рамках наименее отличных от привычного правил, связанных со стереотипами ментального характера: стереотипом "необходимости реакции на мнение свыше" и стереотипом "нежелания нарушения привычных действий". Ср.:
"Неплохо, - согласился ответработник. - Но где плюрализм? Михаил Сергеевич говорил о плюрализме..." - "Плюрализм... -
75
задумчиво повторил Горынин. - А поподробнее он ничего про плюрализм не говорил?" - "Нет. Его дело - идею бросить. А мы должны ее до людей довести!" - "Хорошо, - кивнул Сергей Леонидович. - Проводим четыре разных актива. На каждом обсуждаем по одному письму. Потом организовываем согласительную комиссию, вырабатываем обращение..." - "Совсем другое дело, - улыбнулся Журавленко и нацепил очки"' - "Какой же это плюрализм? - вмешался я..." [Ю.Поляков. 104] непонятное языковое явление может быть стереотипно отнесено к разряду "не-своего" = иностранного даже при использовании родного языка, если его единицы неизвестны реципиенту. Ср.:
"Извиняюсь, как говорится..." вымолвил, поперхнувшись сигаретным дымом, мужик. - Обознался, кажись." - "Бур-ла-ла, синус, косинус, вас не просимус. Когда кажись - тогда крестись"... Буркало спортивно затрусил дальше, слыша позади: "Иностранец, мать его..." [А.Ткаченко. 74]; стереотип "не-своего", включающий определенный набор дифференциальных признаков в сознании его носителя, может распространять на новое явление некоторые из этих признаков как интегральные, “подтягивающие1' это явление к известному. Ср.:
"Вы упомянули, что она ленинградка. Почему вы так считаете? Манера держаться, сэр. Я увидел породу, я увидел русскую патрицианку. Вот какой она мне видится. Петербург" . [Д. ле Карре. Русский отдел]. при отсутствии необходимых интегральных и дифференциальных признаков, которые позволяли бы определять явление как "свое" или "не свое", для создания необходимого образа само отсутствие их рассматривается как дифференциальный признак "не своего"; практической основой для создания стереотипа этого класса может служить любая ассоциация, которая сможет занять это "пустое место" для характеристики данного явления как "не своего", или для приписывания этому явлению оценки "своего", причем ее соответствие реальности обычно нерелевантно: в концепции Е.Бартминского особо подчеркивается, что доминирующим в стереотипе может быть практически любой, а не только логически главный признак. Не случайно источниками их обычно являются некоторые прецедентные для данной этнической общности тексты, которые в определенной степени как бы "гарантируют" реальность ассоциации (о источниках возникноведения таких "не- мы-образов", реализующихся в стереотипах, см.также: Павловская 94,19-23): создание дифференциального признака явления, в принципе не известного носителю данного языка и данной культуры, может быть связано с соотнесением стереотипа с любой ассоциацией, зафиксированной с прецедентных (стереотипных) текстах его собственной культуры. Ср.:
"При упоминании Бразилии у большинства из нас возникают две стойкие ассоциации, в своем постоянстве сравнимые разве что с рефлексом собаки Павлова - “там все ходят в белых штанах" "и в лесах полно диких обезьян". Верящих в это придется разочаровать: обезьян немного, по крайней мере в окрестностях Рио, а те, что есть, далеко не дикие, хотя почему-то очень наглые и злые. Белые же штаны в Рио никто не носит, как впрочем, и серые, и красные. Ходят здесь все больше вообще без штанов - в шортах, плавках, купальниках - климат позволяет" ["Комсомольская правда", 02.12.94] - ср.: "Это вырезка из "Малой советской энциклопедии". Вот что тут написано про Рио-де- Жанейро: "1360 тысяч жителей..." - так - изначительное число мулатов... у обширной бухты Атлантического океана..." Вот, вот! “Главные улицы города по богатству магазинов и великолепию зданий не уступают первым городам мира". Представляете себе, Шура? Не уступают! Мулаты, бухта, экспорт кофе... Вы сами видите, что происходит. Полтора миллиона человек и все поголовно в белых штанах..." [Ильф, Петров, Золотой теленок] - эта ассоциация как бы "гарантируется" предыдущим текстом из энциклопедии, хотя в него и не входит, а ее явное качество "не своего образа", зафиксированное в прецедентном тексте, создает устойчивый стереотип; дифференциальный признак, присущий одному из "неизвестных" явлений, может переноситься на другое, сходное в сознании носителя стереотипа явление, т.е. расширять сферу своего действия: "Многочисленные нации и народы, населяющие Южную и Центральную Америку, никак не укладываются в тот стереотип "латиноамериканца" - импульсивного, с богатой мимикой и бурной жестикуляцией, - который сложился у европейца. Подобный тип коммуникативного поведения характерен, в основном, для жителей Центральной Америки, особенно в районах с сильным этническим африканским элементом. Этому типу резко противопоставлен другой, который
77
можно было бы условно назвать "южноамериканским" и который характеризуется такими чертами, как спокойный, умеренный темп речи, сдержанность или почти полное отсутствие жестикуляции, сопровождающей речь, более чем скромная мимика" (Этнопсихолингвистика 88,134); мКогда я снова прокручиваю запись, меня всякий раз поражает, что Ландау называет Уолтера "сэр", а Неда просто Недом. Но это вовсе не был знак уважения, а, скорее, это объяснялось некоторой брезгливостью, которую вызывал Уолтер. В конце-то концов, Ландау был женолюб, а Уолтер - наоборот" [Д. ле Карре. Русский отдел] - в этой ситуации общения выбранная манера, определившаяся на основании незначительного различия во взглядах, потребовала выделения "не своего" способом, который в другой ситуации свидетельствовал бы об обратном отношении.
Рассмотренные особенности выбора тех признаков, которые мотивируют возникновение той или иной стереотипной ассоциации с образом действительности в ментально-лингвальном комплексе носителя определенного языка/определенной культуры, позволяет оценить ее как локальную ассоциацию, которая представляет собой относительно изолированную связь, является простейшим элементом всякого знания, еще не входящего в систему знаний (в силу отсутствия широкого набора других связей-ассоциаций), или выпавшего из этой системы (в силу потери некогда имевшегося набора других связей- ассоциаций) (см.Самарин 62;219,243). Именно ассоциативную природу стереотипа подчеркивает и В.А.Рыжков: "Стереотипом является единица языка, вызывающая на психовербальном уровне в сознании представителей определенной национальнокультурной общности некоторый минимум сходных ассоциативных реакций по ряду семантических признаков оценочного характера" (Рыжков 83,13).
Эти рассуждения позволяют не согласиться с мнением ряда исследователей, что главную роль в формировании стереотипа играет частота встречаемости определенных объектов, явлений в жизни людей, нередко выражающаяся в более продолжительных контактах именно с данными объектами, что и приводит к их стереотипизации (см..например Стукаленко 92,12). Это только одна из причин возникновения и закрепления в сознании представителей определенного этноса ментальных стереотипов: наличие как дифференцирующего, так и интегрирующего процесса в системе выделения "своего” и "не своего" образа указывает больше не на частотность взаимных контактов, а на наличие в сознании представителей любой общности потребности каждому явлению, вне зависимости от уровня и качества непосредственного взаимодействия с ним, дать определенный "ярлык". Любое новое явление необходимо означить, найти ему место в уже сложившейся картине мира, включить его в структуру ментально-лингвального комплекса. Причем факт этого включения определяется принадлежностью к данному этносу, т.е. приобретается в процессе социализации личности или в процессе ее жизнедеятельности (о том, что немцы расчетливые, знают раньше, чем вступают в какой-либо контакт с немцами - даже через произведения художественной литературы), а использование стереотипа - личностным отношением к нему (стереотипу) или к данному явлению человека, приданием ему “личностного смысла" (термин А.Н.Леонтьева). Совокупность ментальных стереотипов этноса известна каждому его представителю, а использование конкретного как раз и связано с условиями контакта с объектом или явлением, которые реализуются через данный стереотип, причем поиск этого места может производиться как путем соотнесения со своим, уже означенным, так и "от противного".
Показательным может быть использование, например, стереотипов англичанина и русского в романе бельгийского писателя: первый стереотип, хотя и вкладывается в сознание русского, соотносится автором с известной ему реальностью и оценивается как "слишком выраженная, а потому избыточная" реализация стереотипа; два вторых, которые знает автор, но которые не соотносит с реальностью, направлены на подчеркивание "русской специфики", однако использованы они с нарушением по крайней мере социально-статусных параметров их использования. Ср.: "В туннеле было довольно много народу, но тем не менее уже через минуту он заметил, что его преследует по крайней мере один человек, в бежевом плаще и клетчатой шляпе, над чем Трегубов мысленно посмеялся: эта клетчатая шляпа должна была выгялдеть очень английской и не бросаться в глаза. Субъект, который был, вероятнее всего, американцем, настолько выглядел с ног до головы англичанином, что именно этим бросался в глаза"; пМаршал, одетый в традиционное крестьянское платье - длинную полотняную рубаху навыпуск, перепоясанную кожаным ремешком, и штаны, заправленные в мягкие кожаные сапоги, был
79
крупного телосложения, но не тучен" - стереотип "русского, который проявляет свою сущность на отдыхе", и который для русского “не вяжется" с образом маршала; "Они заказали кофе. Когда его подали, они добавили в чаииси молоко и сахар и принялись медленно пить, причем Рябов следил за тем, чтобы у него не оттопыривался по русской привычке мизинец" [Ж. Герартс. Операция “Сигма“1 - стереотип зарубежного восприятия “русской манеры пить чай“, который никак не мог волновать образованного человека, давно живущего за рубежом.
Стереотипы имеют безусловное сходство с традициями, мифами, ритуальной символикой, укорененными общественным сознанием обычаями и нравами (см., например, позицию
В.С.Елистратова: “существует система стереотипов восприятия народной культуры, которая не является мертвым набором слов и представлений. Эта система живет по законам синтетического, сложного образа, а поскольку речь идет о коллективном национальном образе, то мы вправе говорить (разумеется, условно, в рабочем порядке) “о мифе“ (Елистратов 94,6-7; выд.авт.-Ю.П.). Однако, по нашему мнению, стереотипы отличаются от перечисленных выше явлений по своей психологической основе. Традиции и обычаи характеризует их объективированная значимость, открытость для других; стереотипы же остаются на уровне скрытых субъективных умонастроений, которые индивид и общество чаще всего от “чужих“ намеренно скрывают. Стереотипы обладают подвижной, внутренне мобильной психологической структурой, а их устойчивость связана не только с внешними условиями, но и зависит от конкретных носителей - общества, коллектива, личности.
Психологи исследуют стереотип прежде всего как механизм восприятия, в социальной психологии акцент делается на исследование цепочки ассоциативных связей, устанавливаемых между человеческим восприятием и другими социальными уровнями сознания, включая память, интуицию и воображение (см. Montrelay 86). Механизм образования стереотипа рассматривается на базе изучения проблем человеческого восприятия как специфической особенности познания мира человеком, определяющей и способы социальной и межкультурной коммуникации (см.Bruter 85-86).
Таким образом, анализ психологического подхода к рассмотрению стереотипов мышления, которые понимаются как некоторые фиксированные для данной культуры способы представления объекта или класса объектов, устойчивые в ней способы отражения действительности с точки зрения обыденного или "наивного" сознания", позволяет сделать вывод о следующих, присущих им как реальному явлению организации процесса освоения картины мира в языковом сознании личности, характеристиках: В основе создания и функционирования стереотипа лежит локальная ассоциация к образу объекта, принцип выбора которой для создания стереотипа основан на ряде причин: выделении "не своего" признака в совокупном наборе признаков, позволяющего создать соответствующий образ "не- своего" и включить его в свою систему образов, отражающих картину мира, т.е. определить место данного явления в классе аналогичных "своих" явлений; выделение "своего" признака, находящегося "не на своем месте", в совокупном наборе признаков, что определит место данного явления в классе аналогичных "своих" явлений; при отсутствии признака/признаков, которые позволили бы отнести данное явление к "своему" образу действительности, "не своему" приписывается тот признак, который, одновременно дифференцируя явление как "не свое" и интегрируя его в систему "своих образов", будет наиболее ярко отмечен носителем/ носителями системы "своего образа"; Стремление к упрощению процедуры восприятия нового образа объекта действительности и к нахождению места этому образу в уже существующей системе (модели) приводит к приписыванию новому образу уже имеющейся в сознании носителя языка локальной ассоциации к аналогичному объекту, что может, в свою очередь, приводить к приписыванию в сознании личности, группы или социума данному объекту характеристики, которая не содержится в реальном объекте. Ментальные стереотипы являются частью ментальнолингвального комплекса личности как представителя определенного этноса (определенной культуры), а их использование определяется личностными потребностями взаимодействия с данным объектом или явлением.
Аналогично и социальная модель поведения начинает вырабатываться именно тогда, когда возникает потребность (индивидуальная или коллективная) объяснить себя "другому" сделать первый шаг к осознанию "своей" и "чужой" специфики
81
как особенности объективной действительности. Такое осознание возможно лишь в стереотипизированной форме. В процессе социализации личности стереотипы поведения выступают как форма социальной установки, в рамках которой личность может организовывать свое поведение в данном этносе: "Понятие стереотип можно определить как некоторый процесс и результат общения (поведения) и конструирования поведения согласно определенным семиотическим моделям, список которых является закрытым в силу тех или иных семиотико-технологических принципов, принятых в некотором социуме” (Сорокин 78, 134; 85,10).
Однако процесс стереотипизации поведения (общения) подразумевает не только организацию своего, но и стереотипность восприятия другого поведения - как представителя своей семиотической модели, так и другой, т.е. восприятие и оценку поведения представителей другого этноса. "Внешнее поведение общающихся может выполнять функцию тела знака только в том случае, когда оно осуществляется в соответствии с определенными известными общающимся стандартами, нормами" (Общение, текст, высказывание 89,25). Однако в ситуации общения представителей разных культур это знание поведения друг друга, стандартов этого поведения не может быть соотносимо в полной мере - равно как и в полной мере расходиться (что приводит к прекращению общения). Таким образом, стереотип должен иметь, при всей своей жесткости установки и конструкции, возможность определенной адаптации к иному стереотипу, реализуемому в данной ситуации общения. Именно поэтому наибольшую устойчивость и действенность стереотип "обнаруживает тогда, когда его контуры (при всей их четкости) оставляют индивиду определенный простор для индивидуальной "достройки" общепринятого образа, для проявления активности ищущего выхода психологического напряжения, возникающего в результате расхождения образа, фиксированного в социальной установке и актуально складывающегося" (Психологические проблемы 76,283). Эта взаимосвязь "свободы-несвободы" реализации стереотипа в общении является одной из частных форм проявления данной тенденции в организации структуры языковой личности: тезаурус личности, как способ организации знаний о мире, также имеет тенденцию к стандартизации его структуры, к выравниванию ее у разных членов говорящего на одном языке коллектива, одновременно сохраняя специфику индивидуального овладения им.
Проблема установки, а точнее, экстралингвистической установки, под которой понимаются психологические особенности билингва, связанные с образом жизни, мировоззрением, социальной средой (см.Привалова 95,9), так же рассматривается по отношению к стереотипу прежде всего с позиции выделения "не своего" и отношения к нему. В этом плане этноцентризм на уровне обыденного сознания действительно может рассматриваться как некоторая разновидность этнического предубеждения на уровне "не свой" значит “чужой"; “чужой" - значит "плохой". Однако, как уже отмечалось выше (гл.2,1), в плане реально осуществляемого межэтнического, межкультурного диалога, на наш взгляд, стереотип "иностранец" является определяющей установкой, подразумевающей учет "не своих" форм поведения и восприятия такого поведения - не случайно большинство исследований этнических именно “предубеждений", а не принятия другого поведения, связаны с проблемой взаимоотношения автостереотипа и гетеростереотипа внутри одной культуры, когда речь идет о “не своем" поведении члена “своей культуры".
В межкультурном общении именно этот ментальный стереотип, на наш взгляд, и позволяет выдерживать ту степень "свободы- несвободы" стереотипа общения, которая приводит к поддержанию контакта, причем это может эксплицироваться и в речи. Ср.: “Однажды мы с женой гостили на севере Англии в семье преподавателей русского языка. Супруги проходили практику в СССР, неплохо знали наш быт и учили говорить по-русски своего шестилетнего сына. - Ну-ка, Тони, иди сюда. Расскажи нам, как ты себя ведешь, как ты кушаешь? - обратилась к нему моя жена. Эта привычная нам фраза заставила хозяев весело смеяться. - Нас всегда удивляло и даже забавляло, - говорили они, - что в представлении советских родителей хорошо кушать - значит хорошо себя вести. Если ребенок может сам держать ложку, английской матери вряд ли придет в голову обращать внимание на его аппетит. Как и сколько он ест - его дело" [Овчинников, 245-246].
Безусловно, существует и различие в восприятии стереотипа “иностранец“, т.е. гетеростереотипа, что также входит в систему стереотипов данного этноса. Ср.: '‘Англичане не то чтобы чураются иностранцев, но и не проявляют к ним особого интереса. Они относятся к чужеземцам
83
несколько снисходительно, словно к детям в обществе взрослых 11Японцы вовсе не ожидают от иностранца, что он будет вести себя в соответствии с их правилами" [Овчинников,217;105]; восприятие “иностранца" русскими очень изменчиво в диахронии (см., например: Сорокин и др. 88,4-6), а восприятие “русских" в настоящее время изменяется появлением и укреплением стереотипа "новые русские".
Следует, на наш взгляд, разделить понятие стереотипа по крайней мере на внутриэтнокультурный и внешнеэтнокультурный стереотипы коммуникативного поведения. Под первым действительно может пониматься "коммуникативная единица данного этноса, способная, посредством актуальной презентации социально санкционируемых потребностей, оказывать побуждающее типизированное воздействие на сознание личности социализируемого индивида, формируя в нем соответствующую мотивацию" (Рыжков 85,15-16), т.е. как коммуникативный и социально-регулятивный компонент социализации личности. Внешнеэтнокультурный стереотип коммуникативного поведения, связанный с инкультурацией участников общения, может рассматриваться как национально-специфический образ (концепт, модель) коммуникативной стратегии, основанный на учете национально-культурной стереотипизации процесса общения каждой этнической общности, и используемый с целью достижения межкультурного общения. Причем этот процесс имеет двойную направленность: как на учет стереотипов своего коммуникативного поведения с точки зрения возможности их принятия другим участником коммуникации, так и на учет стереотипов коммуникативного поведения партнера с точки зрения возможности принятия его условий коммуникации.
Таким образом, стереотип коммуникативного поведения личности определенной культуры характеризуется наличием двух составляющих - внутриэтнокультурной и внешнеэтнокультурной проявляющихся в дифференционно-интеграционных тенденциях реализации этнокультурного стереотипа поведения.

В принципе речь может идти об этих тенденциях и внутри одной культуры: нарушение стереотипа поведения может приводить к взаимной адаптации к стереотипам друг друга, приданию стереотипа одного из участников общения статуса определяющего данную коммуникативную ситуацию, к санкции одной стороны по отношению к проявлению других стереотипов поведения. Однако все эти тенденции сосуществуют одновременно в процессе общения, поскольку дифференционно-интеграционная тенденция, свойственная проявлению стереотипа поведения, направлена прежде всего на поддержание условий общения (кроме тех случаев, когда дифференциальная тенденция носит ясно провокационный характер и направлена именно на прекращение общения).
Пример такого взаимовлияния стереотипов общения можно найти в романе "Альтист Данилов", в котором эта специфика как бы "отягощена" особенностями самих героев: оба они - не жители Земли, но на Земле реализуют необходимые в данных условиях стереотипы поведения и стереотипы их речевого проявления:
"Глаза у Кармадона стали злые и зеленые. Только что он разговаривал с Даниловым как с приятелем, чье упрямство раздражало, но не давало поводов для ссоры. Теперь же Кармадон был холодным исполином, такому - что чувства в жизни мелких тварей. Все же Кармадон пока не буйствовал, держал себя в руках... Ты что, Данилов, - сказал Кармадон, - забыл, кто ты, кто я, забыл о своих обстоятельствах? - Я ни о чем не забыл - угрюмо сказал Данилов. - Стало быть, ты не думаешь о последствиях. - Я обо всем помню... - Ну, смотри... - Хорошо, сказал Кармадон. - Объяснение считаю законченным. Ты не отступишь. Но и я ее не уступлю. - Если так, - тихо сказал Данилов, - то ты... то вы бесчестный соблазнитель. И просто скотина. - Данилов снял с правой руки перчатку, насадил ее на алюминиевое острие лыжной палки и подал перчатку Кармадону. Собственно говоря, это была и не перчатка, а вязаная варежка, но Кармадон, подумав, принял варежку... Данилов боялся теперь, как бы Кармадон не бросил ему перчатку - каково тому было ставить под угрозу не только свое существование, но и свою карьеру! - однако жили все же в Кармадоне понятия о чести, варежку Данилова он взял и положил в карман. - Завтра утром, - произнес Кармадон и указал вверх: - Там. Условия обговорим с помощью секундантов. Теперь разрешите откланяться и покинуть Землю" [Орлов,382-383).
Национальные социокультурные стереотипы речевого общения (поведения) реализуются, как отмечалось выше, по крайней мере двумя сторонами: во-первых, стереотипом организации речевого общения в данной национально-культурной общности, во-вторых, стереотипными языковыми единицами (конструкциями, моделями), используемыми носителями языка для стандартных ситуаций реализации речевого общения. Первая составляющая
85
обычно рассматривается с позиции соотношения стандарта и нормы: "Мысленным стереотипам соответствуют языковые стереотипы в форме нормированных оборотов речи..., языковые стереотипы подключаются как языковые субпрограммы, то есть определенные нормированные обороты речи используются для обозначения определенных нормированных ситуаций" (Клаус 67,163). Стереотипизация (как результат) осознается индивидуумом в форме таких видовых понятий, как стандарт и норма (родовым в этом случае выступает понятие стереотип), причем стандарт является реализацией некоторой модели на социальном и социально-психологическом уровнях, а норма является реализацией такой модели на языковом и психологическом уровнях. Стереотип речевого поведения соотносится также с нормой речевого жанра, понимаемой как стандартизованное представление о правильном речевом поведении при выполнении той или иной социальной роли. Одним из важных показателей образования речевого стереотипа признается частотность, понимаемая как факт социального предпочтения, употребления в речи готовых воспроизводимых единиц языка в их постоянной комбинаторике и постоянном значении (см. Сорокин 85; Гарбовский 90; Матевосян 94).
Традиционно стандарт понимается как некоторое качество, противоположное экспрессии, как нечто типизированное, реализуемое в однотипных ситуациях: это может относиться и к стандарту качества и количества, и к языковому стандарту. "Под стандартом нами понимается любое любое интеллектуализованное средство выражения - независимо от характера и природы - в его противопоставлении средствам с так или иначе выраженной экспрессией... Отличительными чертами стандарта являются воспроизводимость, однозначная семантика и, прежде всего, нейтрально-нормативная окраска" (Костомаров 71,180).
На наш взгляд, однозначность семантики и нейтральнонормативная окраска не являются гарантированными признаками отсутствия экспрессивности, если ее понимать в соотношении маркированности-немаркированность языковой единицы как единицы общения. Р.Якобсон, как известно, выделял два признака как существенные свойства языка: "В целой структурной сети языка обнаруживается иерархическая аранжировка элементов, которая в пределах каждого уровня построения реализуется в соответствии с одним и тем же дихотомическим принципом противоположения маркированных и немаркированных единиц. Во-вторых, постоянное, всеобъемлющее, исполненное глубокого смысла взаимодействие инвариантов и вариантов оказывается существенным, сокровенным свойством языка на всех его уровнях. Эти две дихотомии - маркированность / немаркированность и вариативность / невариативность - нерасторжимо связаны с исходной сутью и назначением языка" (Якобсон 85, 310-311).
Однако сам факт невариативности уже есть некоторая маркированность данной единицы общения. Если же учесть такие отмеченные выше характеристики стереотипа, как его социализующий и установочный характер, то можно, на наш взгляд, отнести стереотип к явлениям маркированным - причем маркированным даже для носителей данного языка. Если построить по уже использованному ранее принципу возможные пары соотесенности двух указанных признаков "маркированность-невариативность", "маркированность- вариативность", "немаркированность-невариативность" и "немаркированность-вариативность" - то стандарт, очевидно, будет относиться к категории "немаркированности- невариативности", а стереотип - к категории "маркированности- невариативности". Это подтверждается, на наш взгляд, и спецификой нарушения проявления стереотипа. Ср.: ”И тут же слышу резкий птичий гомон, поднимается вспугнутая мною туча птиц, а когда птицы, успокоившись, садятся, привыкают ко мне, я хожу и наблюдаю свою любимую птицу - ворону. Напрасно она вызывает в других неприязнь и брезгливость. Ворона самая мужественная и отчаянная птица. Я никогда не видел ворон парами. И живут ли они парами? Но весною, летом, зимой, как тяжелая молния, пересекает птица небо и, тяжело махая крыльями, ищет свою охотничью долю... У нее есть воля к жизни и мужество... Она умна и осторожна. Мне нравится медлительный взмах ее крыльев. Нравится наблюдать, как, не торопясь взлетев, птица четко, по операциям, словно воздушный лайнер шасси, поджимает под себя сильные лапы и как, схватив, никогда не делится добычей" [Есин, 208-209] - данный текст может рассматриваться как немаркированный даже при констатации в нем иного взглада на эту птицу. Однако наличие в русском языковом сознании стереотипа-сравнения "человек как ворона - проворонить, т.е. потерять то, чем можно было бы обладать", т.е. маркированностью понятия "ворона" его закрепленностью в стереотипе в ином значении, приводит к маркированности и данного текста.
Точнее можно сказать, что стереотип маркирован
87
невариативностью его ситуативного речевого использования, т.е. соотношением устойчивости языковых форм выражения ситуации общения, деятельности. Эта маркированность может быть экспрессивной и не экспрессивной, в зависимости от принципа организации самого стереотипа. При выделении "не своего признака" в новом явлении можно говорить об экспрессивной маркированности стереотипа, а при выделении "своего в чужом", или приписывании "чужому своего" экспрессивность может не проявляться, оставляя стереотип маркированным языковым явлением. Аксиологические характеристики объекта, отражающие принципиальную в данном социуме систему ценностей и ценностных ориентиров (см.Береснева и др.94) также относятся к стереотипным для данной культуры явлениям, которые могут расматриваться как на уровне экспрессивности, так и маркированности. Ср.: ”И надо будет обязательно выехать за границу. Войнов уже согласился вывезти меня хотя бы года на три... И ему нужно для работы... Но, конечно, не в Турцию... Что там в Турции!.. Они, турки эти, в гаремах с утра до вечера пьют кофе и душат свободы!.. Есть же и другие страны - Италия, Франция, Англия, наконец, и оттуда Войнов сможет взглянуть на турецкие проблемы" [Орлов, 307] - стереотип "турка и Турции" имеет явную экспрессивную характеристику, а стереотип "хорошо, престижно поехать за границу" такой экспрессивностью не обладает, но отражает определенную ценностную ориентацию.
Таким образом, соотнесение стереотипа со стандартом по невыраженности его экспрессивности не представляется верным: его маркированность имеет иную природу, связанную с маркированностью реализации в языке и речи невариативного ментально-лингвального концепта, присущего представителям определенной этнической культуры. Это справедливо отмечает и В.А.Рыжков: "Единица языка, вызывающая на психо-вербальном уровне в сознании представителя определенной национальнокультурной общности некоторый минимум сходных ассоциативных реакций по ряду семантических признаков оценочного характера, может быть квалифицирована в качестве стереотипа" (Рыжков 88, 14).
Стереотип прежде всего, на наш взгляд, как единица ментально-лингвального комплекса представителя определенного этноса, характеризуется реализацией в стандартных ситуациях общения (деятельности) этого этноса, являясь устойчивой социокультурно маркированной локальной ассоциацией к данной ситуации.
Как и стандарт, понятие нормы прежде всего соотносится с наличием правил, определяющих установленный порядок использования языковых средств: под нормой понимается допустимый в пределах канонизированной литературной правильности диапазон варьирования средств выражения в зависимости от целесообразности и традиции речевых актов в существующей системе функционально-стилевых дифференциаций (см. Костомаров 71,180). Выделяются три основных направления в понимании нормы: регламентирующе-регулирующая функция нормы по отношению к конкретным языковым единицам и речевым фактам из сферы литературного языка; функционально-стилевой аспект нормы, предполагающий рассмотрение и установление известных регламентаций в использовании языковых единиц в рамках того или иного стиля, а также принципы организации композиционно-речевой структуры соответствующих текстов; норма как общий принцип построения литературных текстов и организации языкового материала в них (см.Бельчиков 88,9).
Все три направления связаны, во-первых, с наличием социокультурно обусловленных регламентация реализации речевых фактов и их структур, а, во-вторых, с выбором некоторой точки отсчета, определяющей наличие в речи (тексте) соотнесенности с ней или отступление от нее. Поэтому можно согласиться с тем, что "как социальное явление норма отражает узуально закрепленные принципы отбора языковых форм в соответствии с принятыми в данном социуме правилами их употребления в типизированных и социально детерминированных коммуникативно-прагматических ситуациях общения" (Азнаурова 90,207).
Выше мы показывали, что в организации общения именно социокультурные стереотипы играют ту же роль регламентирующих элементов, соблюдение или нарушение которых меняет социальные, этические, установочные, языковые и др. параметры общения. Таким образом, если опираться на позицию Н.Д.Арутюновой на то, что поле нормативности граничит с концептами обыденности, предсказуемости, привычности (см.Арутюнова 88,299), то стереотип для данной социокультурной общности действительно соотносим с понятием нормы: его
89
реализация прогнозируема участниками общения и является пресуппозицией этого общения. Ср.: “Раздался стук. Били в дверь металлическим телом. Данилов приоткрыл дверь, не освобождая цепочки, и увидел парня в мазаном ватнике с чемоданчиком в правой руке и гаечным ключом в левой. Вам кого? -спросил Данилов. - Мосгаз," простуженно ответил парень... - А что так поздно? - спросил Данилов. - И почему именно ко мне? - Мы всех обходим, - сказал парень из Мосгаза. - Есть необходимость предотвратить аварию. Данилов снял цепочку и открыл дверь. Данилову было любопытно, как поведет себя парень. К тому же он и вправду мог прийти из Мосгаза. Утром вышел по поводу аварии и теперь вот идет. В коммунальных делах Данилов был жизнью ученый, а потому и приветливый" [Орлов, 314-315] - в данном речевом общении реализуются стереотипы определенного социального статуса и обиходного поведения и соответствующие им (в сознании носителя языка) нормы речевого общения; "А ты откуда? - дружелюбно спросил Теткин. -Тоже из семерки? - Нет, я из двенадцатого ящика Инженер Джапаридзе. Будем знакомы: Теткин, из КБ Перехватова. А почему вы Джапаридзе? - Вы имеете в виду мою белокурую внешность? Чисто случайно. Меня отчим усыновил, природный грузин. От рождения я, в сущности, Лютиков, а не Джапаридзе. А как там с условиями? Где? - В этой вашей Лихаревке. - Ничего. Жить можно. Я колбасы твердого копчения захватил. - Правильно захватили" [Грекова, 409] - в данном варианте реализованы стереотипы общения представителей определенной профессии, стереотип "командировки в провинцию" ("может не быть продуктов в магазине, и условий хранения продуктов"), стереотип национального образа, соответственно реализованные нормативной для данных стереотипов организацией речевого общения; "Люда Величко родилась и росла в провинции, в одном из среднерусских неперспективных городков. Одна фабрика, лесопильный завод, вязальная мастерская, комбинат бытового обслуживания. В так называемом центре - несколько каменных зданий. Полуразрушенная церковь со срезанным куполом, превращенная, как водится, в склад; вокруг нее кладбище с железными крестами и бумажными розами. Ленивая, медленная река с мутной черной водой, отравленной фабричными стоками... Люда нигде не бывала, кроме своего городка, а остальной мир представляла себе по книгам и кинофильмам. Из всего этого составился у нее в воображении образ какой-то другой, нездешней, яркой жизни. Были там ограды, перевитые плющом и розами, беседки, павильоны, лестницы, мягкими уступами спускающиеся к реке,., смеющиеся, белозубые, ярко одетые люди" [Грекова, 29] отражение стереотипа "русской провинции", позволяющее носителям культуры представить и уровень развития героини.
Специфика нормативности стереотипа как его обыденности для сознания носителей языка и культуры приводит к тому, что сам стереотип остается на уровне ментального знания, а его проявление опосредуется выбором речевых средств. Следует отметить, что неправильный выбор речевых средств может и иг сказываться на восприятии стереотипа, так как к нормативности принадлежит именно он, а не нормативность его речевой реализации - на это, говоря о языковых шаблонах и идиомах как повторяющейся последовательности, конвенциональной или идиосинкратической, знаков словесного поведения, точно указывал еще Д.Х.Хаймс: "их текст не остается неизменным в разных случаях использования, но общая последовательность изложения более или менее постоянна и большая часть словесного материала извлекается из обычных источников" (Хаймс 75а,82) Ср.: "Во времена "Войны и мира" - Какой войны? Первой империалистической? - Я чуть не засмеялась, но он был очень серьезен. Я видела в зеркале его строгое озабоченное лицо. - Виталий, разве вы никогда не читали "Войны и мира"? - А чье это произведение? - Льва Толстого. - Постойте. - Он снова вынул записную книжку и стал ее листать. - Ага. Вот оно, записано: Лев Толстой, "Война и мир". Это произведение у меня в плане проставлено. Я над своим общим развитием работаю по плану. - А разве вы в школе "Войну и мир" не проходили? - Мне школу не удалось закончить. Жизнь предъявляла свои требования. Отец у меня сильно пьющий и мачеха слишком религиозная. Чтобы не сидеть у них на шее, мне не удалось закончить свое образование, и я, в сущности, имею неполных семь классов, но окончание образования входит в мой план. Пока не удается заняться этим вплотную из-за квартирного вопроса, но все же я повышаю свой уровень, читаю разные произведения согласно плана" /Грекова, 505] - общение с молодым мастером в парикмахерской нарушается отсутствием у него стереотипа "Войны и мира" как элемента школьного обучения, но не нарушается, а поддерживается
91
нессответствием уровня его культуры И выбором ЯЗЫКОВЫХ средств выражения; "Его соратник по команде Цинев считался в свое время одним из самых талантливых студентов на факультете прикладных наук Московского университета. Он был биохимиком. Из-за высокого коэффициента интеллекта - 148 - Первое Главное управление КГБ отобрало его для обучения... Почти никто не знал о том, что ему покровительствовал председатель коллегии Министерства иностранных дел, занимавший ключевую позицию в Первом Главном управлении, член Политбюро" [Ж.Герартс. Операция “Сигма"] - использование других стереотипов (структуры обучения, оценки интеллекта) приводит к тому, что для читателя нарушается понимание текста, тогда как использованные языковые элементы ему понятны; с другой стороны, нарушение русского стереотипа (субординация МИД, КГБ и Политбюро) приводит к комическому эффекту.
Принципиально важным представляется и соотношение нормированности-ненормированности в реализации стереотипа общения, при этом стилистически заданное отклонение от нормы может быть воспринято лишь при наличии нормативностереотипного фона в языковом сознании (см.Баранова 94,17). Ср-: „ "На железном ящике он сидит из принципа, с тех пор как однажды со время заседания кафедры под ним рухнуло кресло. Семен Петрович, вообще человек горячий, очень уж пылко с кем- то спорил, привел неотразимый довод, трах! - и готово. "Нельзя так переживать!" - упрекала его делопроизводительница кафедры Лидия Михайловна... Остальные отпускали плоские шутки, конечно, насчет Александра Македонского, по традиции упоминаемою каждый раз, когда речь идет о ломании стульев.1[Грекова, 4-5] - "Направляясь к входной двери, Скворцов с удивлением увидел, как из окна вывалился стул, ударился о землю, перевернулся и рассыпался. Вскоре за ним последовал второй стул, затем третий... Скворцов вошел в кабинет [полковника] Шумаева в тот самый момент, когда хозяин, размахнувшись, выбрасывал в окно четвертый стул..." Сергей, опомнись, - сказал Скворцов. - Конечно, Александр Македонский был великий человек, но зачем же стулья ломать? - При чем тут Александр Македонский? - сердито спросил Шумаев. Чашкин улыбнулся. - Стыдно, Сергей, не знать классиков. А вот лейтенант Чашкин, тот знает, судя по лицу. Ну-ка, скажите ему, Чашкин, откуда это? Чашкин

покраснел и сказал: - Из "Чапаева". - Не совсем так, - Поморщился Скворцов, - но по смыслу правильно" [Грекова, 463-464] - в первом примере стереотип "ломание стульев = Александр Македонский" используется нормативно, поэтому шутка оценивается как плоская, традиционная; во втором примере происходит нарушение реализации стереотипа - один участник коммуникации не знает его (что вызывает улыбку), затем второй указывает не на сам стереотип, а на пример его вторичного использования - это вызывает у него самого смущение от незнания источника и приводит к реакции спрашивающего); "Вот именно! Труд, труд и еще раз труд! А не эти, как их, вздохи на скамейке и не прогулки при луне. Мы, педагоги, должны бороться за свое святое право на двойку. Нас гнут, а мы не гнемся, Нас толкают, а мы упираемся. Итак, да здравствует двойка! - Двойка, птица-двойка, кто тебя выдумал? - спросил Маркин, но смехом поддержан не был" [Грекова, 10] - в этом примере, содержащем ряд стереотипов разного характера (стереотип нежелательности двойки в системе образования, языковые стереотипы-цитаты), все они, используемые нормативно, не требуют реакции, однако ненормативная транформация стереотипа "Русь - птица-тройка", в которой реализуется противопоставление "лошади - двойка/тройка = оценка - двойка/тройка" приводит к необходимости специального оговаривания отсутствия реакции.
Таким образом, в развитие понятия стереотипа можно отметить, что он является нормативной социокультурной единицей речевого общения представителей определенного этноса.
Стандарт и норма реализуются в речи единицами, которые, следуя логике рассуждения, сами являют собой некоторую устойчивую конструкцию, используемую в стабильной ситуации речевого общения, некоторый инвариант речевого поведения, включающий "стереотипные выражения, которые в языковом сознании говорящих на русском языке осознаются в качестве универсальных, неизменных для использования в повторяющихся коммуникативных актах" (Шкатова и др. 332). Стереотип языковых форм также рассматривается многими исследователями и соотносится прежде всего с понятиями штампа и клише в языке и речи. Понятия "штампа" и "клише" обсуждалось в лингвистической литературе неоднократно (см. Розенталь 68, Костомаров 71, Ларина 75, Сорокин 78, Дридзе 80,84 и др.). Общее мнение специалистов сводится к тому, что языковое клише - явление лингвистическое, это готовая языковая формулировка, критерием выделения которой служит регулярность ее появления в определенных повторяющихся ситуациях, а речевой штамп - явление психологическое, то языковое клише, которое потеряло свою информационную нагрузку вследствие излишне частотного повторения в речи (см.Дридзе 80,139; 84,130).
Это различие, в несколько ином плане, отмечает и М.А.Кронгауз: понимая под термином "языковое клише" фразеологизмы, частотные сочетания, а также более сложные семантические единства: стандартные реплики, лозунги, популярные цитаты и многое другое - он указывает, что "языковые клише последнего рода принадлежат в большей степени к дискурсу, чем к языку, и отражают присутствие социальных факторов в речи и сознании. Такие клише - всегда цитация, отсылка к чему-то общеизвестному и общезначимому, и, соответственно, экономия слов, мыслей и чувств" (Кронгауз 95,57- 58). Такую двойную отнесенность клише отмечает и С.Е.Никитина: "Термин "клише" я отношу к сфере языка и речи. Стереотипные суждения о предмете, каждый раз воспроизводимые в одной и той же языковой форме, становятся речевым клише [разр.наша Ю.П.] (Никитина 95,81). При этом отмечается - и это особенно важно в плане данного исследования - что языковые (точнее, речевые) клише должны рассматриваться как элементы, выполняющие в общении "функцию "культурного кода", знание, которое дает возможность субъекту идентифицировать себя с данной лингво-культурной общностью" (Кабакова 95,59; см.также тезисы Неклюдова, Сандомирской, Телии, Халеевой в - Речевые и ментальные стереотипы 95). В связи с этим, на наш взгляд, иначе может интерпретироваться и такое понятие, как "штамп сознания" - языковое клише, "в основе которого лежит семантическая ассоциация, распавшаяся в сознании интерпретатора (реципиента) в силу ее неподкрепленности", "языковое клише, ставшее штампом сознания, представляет собой чисто формальную ассоциацию, которая для той или иной конкретной личности как бы лишена семантики, т.е. лишена какой-либо соотнесенности с денотатом или десигнатом" (Дридзе 80,144; 84,134).
Штамп сознания действительно может рассматриваться как явление психологического характера, т.е. явление, связанное с социокультурными традициями и правилами его употребления в речи, фактом "обязательности" его репродуцирования в силу именно потребности сигнализации принадлежности к данной социокультурной действительности, данной группе, принадлежности к определенному уровню культуры, культурной страте, сигналом-подтверждением получения культурного сигнала, т.е. для поддержания общения. Ср.: "Чего добру пропадать? Кому отепление? Скорей признавайтесь, а то сам возьму. - Ну да бери уж. - Не в порядке эгоизма...- бормотал Теткин, заворачиваясь в чехол. - А токмо волею пославшей тя жены. Знаем, - отвечал Скворцов" [Грекова, 414];„ "Густая пыль завладела всем. Это продолжалось несколько минут, после чего наступил как бы рассвет - в видимости и дыхании. - Ну как вы, живы? - спросил Скворцов. Ничего, только на зубах скрипит. - Да, здешняя лессовая пыль - дело серьезное. Долго не оседает, и вообще... Кстати, какое у вас представление об аде? Она почти сразу поняла: - "И только пыль, пыль, пыль от шагающих сапог"? - Правильно! - обрадовался он. - Вы, значит, знаете эту песенку? - Кто ее не знает?" [Грекова,481].
Использование этих штампов может характеризовать как пользователя - члена определенной социокультурной общности, так и создавать определенную характеристику самой общности или отдельной страты: в приводимых ниже примерах языковые штампы, действительно не ассоциируемые в языковом сознании носителей языка с определенным денотатом или десигнатом, в своей совокупности четко выявляют эти денотат и десигнат Ср.: ”Сквозь общий гул неожиданно донеслось: • Говорит Москва! Говорит Москва! Вы слушаете "Пионерскую зорьку"... У микрофона - волосатый человек Евтихеев... Его слова звучат достойной отповедью ястребам из Пентагона... Я огляделся. Таинственные речи исходили от молодца в зеленой бобочке...Он почти кричал: - А я говорю - нет! Нет - говорю я зарвавшимся империалистических хищникам! Нет - вторят мне труженики уральского целлюлозно-бумажного комбината... Нет счастья в жизни, дорогие радиослушатели! Это говорю вам я - единственный уцелевший панфиловец... И то же самое говорил Заратустра... Кто-то из угла вяло произнес: - Валера накутавши... Валера живо откликнулся: - Право на отдых гарантировано Конституцией... Как в лучших домах Парижа и Брюсселя... Так зачем же превращать науку в служанку богословия!?. Будьте на Уровне предначертаний Двадцатого съезда!.. Слушайте
Пионерскую зорьку"... Текст читает Гмыря... - Кто? -
95
переспросили из угла. - Барон Клейнмихель, душечка!.. Он мог сойти за душевнобольного, если бы не торжествующая улыбка и не выражение привычного каждодневного шутовства. Какая-то хитроватая сметливая наглость звучала в его безумных монологах. В этой тошнотворной смеси газетных шапок, лозунгов, неведомых цитат..." [Довлатов, 332-333]; 41 Дело было вечером, делать было нечего. Вдруг Люда из восьмой квартиры сказала: - А у нас огонь погас. Это раз. Грузовик привез дрова. Это два. А в-четвертых - наша мама отправляется в полет. Потому, что наша мама называется пилот!.. - Капитан воздушного корабля, - уточнил рыжий Юра Ватрушкин, строго глядя сквозь круглые очки, сидевшие на веснушчатом носу. - Летчики - хозяева пятого океана, одним словом," покорители голубых трасс. - Мама - летчик? что ж такого? - возразил кто- то из ребят. - Вот у Коли, например, мама - милиционер! - Охрана общественного порядка - дело государственной важности, - опять вмешался Юра Ватрушкин. - Милиционеры - часовые нашего покоя, люди доброго мужества. - А у меня мама - геолог," робко сказала первоклассница Вика, почему-то обращаясь к Ватрушкину. - И папа тоже. - Первооткрыватели недр, - прокомментировал Ватрушкин, - колумбы подземных богатств. Всегда в поиске. Разведчики черного золота... - А у тебя папа кто? - спросила Люда из восьмой квартиры у рыжего Ватрушкина. - У меня? Труженик пера, - ответил Юра, поправляя очки. - Он газетчик, очерки пишет о наших современниках.... Ну ладно, засиделся я с вами. У меня еще уроки не сделаны. А будущее начинается сегодня. Мы за него в ответе. Пока!" ["Лит.газета'\1970, N44] -
По аналогичному принципу построены и подборки языковых единиц, отражающих штампы сознания определенного времени, определенной культуры или ее страты, которые представляются как квинтэссенция определенной социокультурной сферы общения: от знаменитого "Торжественного комплекта" Остапа Бендера в романе "Золотой теленок" до "Золотого минимума начинающего гения" сегодняшнего дня, которым может довольствоваться в общении "молодой талантливый писатель" из повести Ю.Полякова "Козленок в молоке" - "вестимо, обоюдно, ментально, амбивалентно, трансцендентально, говно; скорее да, чем нет; скорее нет, чем да; вы меня об этом спрашиваете? отнюдь; гении - волы; не варите козленка в молоке его матери [Поляков, 11,100].
Не случайно поэтому Т.И.Дридзе отмечает, что по результатам эксперимента с проверкой осознания смысловых стереотипов - "штампов сознания" - можно сделать вывод о том, что "некоторое языковое клише - штамп сознания и дисфункционально для одних информантов, и вместе с тем не штамп и функционально для других" (Дридзе 84,130).
С учетом этого замечания, на наш взгляд, можно сделать вывод
о природе и функции штампа сознания: во-первых, он не есть особая разновидность языкового клише (клише может не быть штампом сознания; штамп сознания может выражаться не языковым клише); во-вторых, он входит в ментально-лингвальный комплекс представителя определенной культуры и реализуется в общении в качестве знака принадлежности (единицы культурного кода) к данной культуре; в-третьих, его оценка и реализуемая в нем оценочность связаны с социокультурными условиями его реализации.
Штамп сознания - составляющая ментально-лингвального комплекса представителя определенной этнокультуры, который может выражаться различными языковыми/речевыми конструкциями или не реализовываться вербально в данной ситуации общения, он соотносится прежде всего с ментальными стереотипами, присущими определенной культуре, и служит социокультурным маркером специфики речевого общения ее представителей. С одной стороны, штамп сознания, выраженный языковым/речевым клише, можно связать прежде всего с отражением оценочных характеристик определенного явления, принятом в данной культуре (ср. знаменитые "они" - “акробаты пера, виртуозы фарса,шакалы ротационных машин" у И.Ильфа и Е.Петрова - и "мы" - "труженики пера, идеологические работники, агитаторы и пропагандисты” и т.п.), а штамп сознания, реализуемый в не клишированной форме, есть нормативная социокультурная единица общения. И в первом, и во втором случаем он подпадает по понятие социокультурного стереотипа общения данной этнокультуры.
Таким образом, стереотип речевого общения может быть реализован и в форме речевого клише (традиционно к этим единицам относятся все виды устойчивых словосочетаний и фраз фразеологизмы, иословицы и поговорки, идиомы, литературные цитаты и т.п.), и в форме вербализованного/невербализованного штампа сознания, выступающего сигналом принадлежности участников общения к одному социокультурному пространству.
97
Обобщая результаты проведенного анализа, можно выделить следующие характеристики национального социокультурного стереотипа речевого общения: Стереотип рассматривается нами как единица ментальнолингвального комплекса представителя определенного этноса, реализуется в стандартных ситуациях общения (деятельности) этого этноса, являясь устойчивой социокультурно маркированной локальной ассоциацией к данной ситуации. Стереотип является нормативной социокультурной единицей речевого общения представителей определенного этноса. Стереотип может проявляться в форме речевого клише или вербализованного/невербализованного штампа сознания.
Таким образом, стереотип речевого общения - социокультурно маркированная единица ментально-лингвального комплекса представителя определенной этнокультуры, реализуемая в речевом общении в виде нормативной локальной ассоциации к стандартной для данной культуры ситуации общения.
Как единица ментально-лингвального комплекса, стереотип должен быть отнесен к одной из его структур, которую сами авторы этого понятия моделируют и как двигательное представление, и как гештальт, и как схему, и как фрейм, и как пропозицию, “поскольку все упомянутые конструкты [исходя из их описания у Ю.Н.Караулова - Ю.П.], используемые в науке в качестве элементов мысли, могут быть легко сведены к информемам разного уровня сложности" (Морковкин и др.94,66). Такое понимание информемы, исходя из сложившейся в литературе системы градации структур мыслительной организации, не представляется убедительным: информему скорее можно рассматривать не как фрейм (структура данных) для представления стереотипных ситуаций или терминалы фрейма- сценария по М.Минскому (Минский 79), не как сценарий или иерархию фреймов (по Р.Шенку и РАбельсону), а как структуру, которая включает стереотипные знания реализации стереотипной ситуации общения в стереотипных вербальных/невербальных формах, (т.е. с учетом трех векторов ментально-лингвального комплекса).
В наибольшей степени этому пониманию соответствуют, на наш взгляд, две предлагаемые структурные организации: модели Т.А.ван Дейка и "лингвистические фреймы".
Модели Т.А.ван Дейка основываются на его расширительном понимании самого фрейма, который он относит к единицам,

организованнЫхМ "вокруг" некоторого концепта. Но в противоположность простому набору ассоциаций, эти единицы содержат основную, типическую и потенциально возможную информацию, которая ассоциируется с тем или иным концептом. Фреймы могут иметь конвенциональную природу и поэтому могут определять и описывать, что в данном обществе является "характерным" или "типичным.
В развитие такого понимания фрейма можно отнести и рассматриваемую Т.А.ван Дейком стереотипность дискурсов, т.е. их тематических репертуаров (выше мы отмечали эту национально-культурную специфику, которая, и по ван Дейку, связана с социокультурными ценностями и нормами). Это расширительное понимание фрейма приводит автора к выводу о том, что предлагаемое им понятие модели может быть преобразовано с целью их максимального обобщения, абстрагирования от конкретной ситуации и отрыва от контекста, во фреймы или сценарии в семантической (социальной) памяти. Однако главным показателем моделей является со-присутствие в них и их реализации личностных знаний носителей языка, аккумулирующих их предшествующий индивидуальный опыт, личностные установки и намерения: "Стереотипные, присущие какой-либо культуре социальные ситуации могут быть представлены в памяти в форме сценариев таким образом, что люди могут взаимодействовать друг с другом или общаться на основе этого общего знания... Кроме сценариев отдельных эпизодов, в нашей семантической памяти существуют фреймовые репрезентации об известных объектах и личностях, так же как и знание о единицах, категориях и правилах языка, дискурса и коммуникации... Наконец, мы обладаем... оценочными представлениями о социальных явлениях, структурах или проблемах... Модель представляет собой когнитивный коррелят такой ситуации: это то, что "происходит в уме" человека, когда он является наблюдателем или участником такой ситуации, когда он слышит или читает о ней. Следовательно, модель включает личное знание, которым люди располагают относительно подобной ситуации..." (ван Дейк, 89; 140-141,69).
Выше мы отмечали, что такая совокупность знаний есть принадлежность определенной культуры, а реализация этой совокупности - проявление личностных характеристик участников общения. Аналогично и стереотипы речевого общения - явление социокультурно обусловленное, реализуемое в рамках данной
99
этнокультуры, а форма этой реализации - личностное проявление участников общения. В связи с этим понятие модели может быть распространено и на стереотипы речевого общения, присущие данному социокультурному коллективу. Можно предположить, что личностная составляющая модели во многом связана с национально-специфическим чувственно-наглядным образом реализации определенной ситуации и национальноспецифической установкой в отношении данной ситуации. Стереотипы образа интерпретируются личностью в зависимости от его реального воплощения. Ср.: например, зафиксированный в ассоциативном эксперименте (см.Бебчук 91) образ автобуса как “грязный, переполненный раздраженными людьми, желтый, "Икарус" или "Пазик" (причем образ, очевидно, максимально “московский") соотносится в реальности с каждым конкретным его проявлением или отклонением, которое вербально эксплицируется :"я сегодня сидел в автобусе"; "сегодня повезло, пришли сразу два и было свободно"; "я сегодня не мог сесть даже во второй автобус" и т.п.); "зима - белый снег, искрящийся на солнце, сугробы, замерзшая река, дети катающиеся на лыжах, коньках, санках с горки, лепящие снежную бабу" вербально реализуется в зависимости от конкретного образа “сегодняшней зимы" : "раньше хоть зима была нормальная"; “опять зима без снега"; "в этом году хоть на коньках можно покататься, а то все время оттепель" и т.п.
"Лингвистический фрейм", по мнению авторов термина, как "некоторый нормативный способ описания ситуаций, типичный для определенного языкового коллектива" (см.Гончаренко и др. 84,14), задает своего рода нормативный сценарий класса текстов, принятый в определенном национально-культурном коллективе носителей языка для описания какого-либо фрагмента внешнего мира. Если соотнести понятие "лингвистического фрейма" с данным выше определением стереотипа речевого общения, то можно отметить, что стереотип действительно есть по сути своей реализации в речевом общении “лингвистический фрейм", а личностная составляющая его реализации позволяет соотнести его с рассмотренным выше пониманием модели, а точнее - с ситуационной моделью порождения и восприятия речевого произведения. “В зависимости от числа ограничений [т.е. от социокультурных параметров, реализуемых в данном обществе в речевом общении его носителей -Ю.П.] носители языка, так сказать, "считывают“ соответствующие пропозиции в имеющихся ситуативных моделях и, таким образом, конструируют семантические представления, или “базу", лежащую в глубинной структуре текста [в широком его понимании - Ю.П.]- (ван Дейк 89,169). Таким образом, на наш взгляд, социокультурный стереотип речевого общения можно рассматривать как лингвистический фрейм, существующий в ментально-лингвальном комплексе представителя определенной этнокультуры, и реализуемый в коммуникации в форме ситуативной модели общения.

<< | >>

↑

Источник: Прохоров Юрий Евгеньевич. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в обучении русскому языку иностранцев. Изд. 5-е. — М.: Издательство ЛКИ. — 224 с.. 2008

Еще по теме Национальные социокультурные стереотипы общения: к определению понятия:

- История русского языка - Лингвистика - Перевод и переводоведение (Английский язык) - Прикладная лингвистика - Риторика - Русский язык - Социолингвистика -