Телеологическая компонента философии и эстетическая способность человека.

Выше мы не раз встречались с органицистским и механицистским истолкованием природного и человеческого бытия. Проблемы жизни, как отмечено, коснулся и Кант в своей «Истории и теории неба», но признал ее полную неразрешимость средствами механики. Однако уйти от проблемы телеологии философу, стремившемуся к исчерпывающей системности, было невозможно. Уже в КЧР, основное назначение которой состояло в выявлении принципов, благодаря которым человек понимает природу, автор был вынужден обратиться к проблеме телеологии, целесообразности, которую испокон веков люди приписывают природе, а философы стремятся обосновать или опровергнуть. «Высшее формальное единство, — читаем мы в этом произведении, — основывающееся исключительно на понятиях разума, есть целесообразное единство вещей, и спекулятивный интерес разума заставляет рассматривать все устроения мира так, как если бы (als ob) оно возникло из намерения наивысшего разума» (3, 510). Конечно, такой гипотетический разум отнюдь не личный Бог, который в кантианстве представляет высший моральный императив в КПР, но не имеет никакой теоретической роли в объяснении природного бытия и даже фактора жизни. Понятие высшего разума в принципе совпадает с тем интуитивным всепостигающим первообразным интеллектом, который созерцает мировое целое раньше происходящих из него частей и о котором шла речь 665

выше. Хотя телеологическое воззрение на мир неопровержимо, как и недоказуемо, сама идея тотальной целесообразности — необходимое достояние разума и должна найти свое место в системе способностей человека и в выявлении основывающихся на ней его духовных качеств.

Раскрытию этого философского комплекса Кант посвятил «Критику способности суждения». За общетеоретическим введением здесь следуют первая часть, «Критика эстетической способности суждения», и вторая часть, «Критика телеологической способности суждения». Наиболее значимой проблемой всего произведения остается проблема телеологии. Но, поскольку она лежит в основе эстетической компоненты человеческого сознания, определяемой автором как философия вкуса (Geschmack), он трактует ее как чувство удовольствия и неудовольствия. Разумеется, не в физиологическом смысле, когда оно может быть и патологическим, а в смысле морально-эстетическом.

Будучи третьей хронологически, КСС образует в системе Канта середину его основной теоретической триады, соединяющую два ее крайних звена — КЧР и КПР. Если первое исследует собственно познавательную способность, которая на основе априорного принципа закономерности объясняет природу, третье, трактуя способность желания, разъясняет сложнейшее понятие свободы и его применение к моральной деятельности человека, то второе, исходя из чувства удовольствия и неудовольствия и основываясь на принципе целесообразности, телеологии, анализирует фактор искусства, художественного творчества. Оно призвано служить промежуточным, переходным звеном от чисто теоретической способности рассудка, вскрывающей естественную необходимость, к проблеме свободы, без которой нет морально-практической деятельности. Тем самым три «Критики» образуют единое целое, объединяющее три способности человеческой души.

Способность суждения имеет две разновидности. Одна из них «определяющая», а другая «рефлектирующая». Первая выявляется тогда, когда имеются общее правило или закон, под которые надо подвести то или иное особенное явление. Таковы априорные формы и категории рассудка, выявленные в КЧР. Но подведение под них единичных особенностей осуществимо лишь для того, кто обладает индивидуальной одаренностью, незаурядным умом. Рефлектирующая способность суждения, напротив, отправляясь от той или иной более или менее случайной особенности, стремится найти для нее соответствующий неформальный обобщающий принцип. Это отнюдь не один из рассудочных принципов, вскрывающих всеобщие и необходимые законы природы. Рефлектирующая способность имеет дело с разрозненными единичностями, которые требуют какого-то обобщающего понимания.

Таковым и выступает понятие-представление цели как специфическое в отношении природы вообще, в отношении жизни и организма в особенности. Его всеобщность определяется прежде всего стихийно- интуитивной аналогийностью, наиболее типичным проявлением ан- тропосоциоморфичности, что, как выше много раз рассматривалось, 666 выступало главным принципом органистичности. Если определяющая

способность, рассудочное осмысление природно-человеческого бытия, в меру частичной познаваемости вещей самих по себе не только субъ- ектна, но и объектна, то рефлектирующая определенность цели только субъектна. Она укоренена лишь в мышлении и ничего не может выяснить в отношении объектов, тех же вещей самих по себе.

Вместе с тем нельзя считать телеологическую идею совершенно иллюзорной и бесполезной для познания и поведения человека. Эта идея заключает в себе эвристическое содержание, ибо рождает убеждение в целостности природы, в соподчинении в ней многообразных видов и родов, особенно в собственно жизненной ее компоненте. Эта идея подводит и к генетическим представлениям. Как незаурядный ученый и философ, разработавший свою эпистемологию на фундаменте современного ему математического и механистического естествознания, Кант в принципе считал, что фактор жизни, в котором на первый взгляд торжествует целесообразность, должен быть проанализирован и прояснен средствами того же естествознания, как бы ни были они недостаточны (в те времена, конечно). Тем самым в «критический» период своего развития автор КСС отошел от того полного агностицизма в отношении жизни, какой он выказал в «Истории и теории неба».

Сочетание в методологии и теории Канта механистического детерминизма и анализа фактора телеологии дает основание еще раз коснуться этой проблематики, как она была представлена в предшествующем мировоззрении и предшествующей философии, что позволяет уточнить позицию великого философа по этим вопросам.

Выше неоднократно говорилось, что телеология трактовалась как трансцендентная и как имманентная. Первая задавалась Богом-Творцом, который определял и направлял цели в мире природы и человека.

было замечено, примерно так трактовали демокритовский детерминизм и христианские «отцы церкви».

Выше мы не раз встречались с философами, которые идею целесообразности, демонстрируемой организмами и переносимой на всю природу, увязывали с творчеством Бога как верховного и непревзойденного Мастера. Такие философы трактовали всю природу, завершаемую человеком, как грандиозное явление искусства. При всей мифологической фантастичности этот комплекс идей выражал представления о максимальных производительных и творческих возможностях человека. Идея телеологии у Канта такой роли не играет уже потому, что ноуменальное понятие Бога совершенно лишено онтологического содержания и смысла.

Вместе с тем идея целесообразности повернута автором КСС в сторону осмысления художественного творчества, в особо выдающихся произведениях которого, можно сказать, место Бога занимает гений. Наибольшее внимание Кант уделяет изящным искусствам — словесному творчеству, как и живописи и другим их проявлениям.

Анализ особенностей и сути эстетических суждений (определяемых как философия вкуса) в наибольшей мере обосновывает название этого произведения — «Критика способности суждения». Эстетическая способность столь же, если не более, субъектна, сколь способность телеологическая, ибо эстетическое переживание, захватывающее весь дух, выражающее сокровенную природу индивида, может быть и весьма субъективно, но выказывающий ее претендует, чтобы она была признана всеми.

Особенность эстетической склонности состоит в незаинтересованности, отсутствии практического интереса у субъекта эстетического суждения. Если субъект морального суждения стремится к тому, чтобы добро было реализовано, то выражающий ту или иную эстетическую склонность вполне удовлетворен своим восприятием того или иного художественного произведения. К тому же если познавательный подход невозможен без тех или иных понятий и даже их системы, то эстетический совершенно в них не нуждается. Всеобщность эстетического суждения, можно сказать, состоит в отсутствии правил, каких-то устойчивых понятий вкуса. Непосредственное впечатление от произведения или предмета искусства совершенно беспонятийно. При этом дух восхищения ими порождается прежде всего их формой, ибо именно в ней сконцентрирована красота. Но, конечно, в более широком смысле форма, целесообразность художественного произведения, свободного от примитивно-практической цели, неотделима от содержания, особенно в словесном творчестве. Незаинтересованность в восприятии красоты ставит эстетическое суждение между познанием бытия и моральной свободой. В известной триадной формуле человеческого духа — истина, добро и красота — второе и третье понятие в этом контексте следует поменять местами.

Эстетическая концепция Канта заключает в себе немало более частных, хотя и совершенно необходимых для нее проблем. Весьма 668 важное место занимает в ней аналитика прекрасного. Если приятное

коренится в ощущениях и требует практического удовлетворения, то созерцание прекрасного свободно от всякой утилитарной заинтересованности. Чувство прекрасного непосредственно, как представляется многим, однако за ним скрывается сложная, а иногда и весьма длительная работа интеллекта в самых различных направлениях. Например, только выдающиеся математики способны оценить красоту формул и построений. Художественный вкус, будучи в определенной мере природным даром, требует воспитания.

Другое понятие эстетики — понятие возвышенного. Поднимая дух человека, делая его бесстрашным, оно не требует обязательной формы, а может стимулироваться и бесформенностью. Таковы многие явления природы, например, горы, на которые взбираются отчаянные альпинисты, нередко жертвуя своей жизнью.

В КСС имеется и классификация изящных искусств, определяемая способами выражения красоты.

Принципиальную роль в эстетике Канта играет проблема гения как субъекта художественного творчества. Гений с особым напряжением мобилизует свое воображение и рассудок. Он обладает природной, почти инстинктивной и в лучших примерах уникальной способностью творить без правил, не обладая при этом способностью объяснить их другим (чему удивлялся в свои времена и Сократ). Здесь, можно сказать, выявляется ноуменальность художника. Тем более что результаты его творчества становятся правилами для бесчисленных подражателей. Особенно очевидно это в поэзии, в лучших образцах которой содержание неотделимо от формы. Поэзию автор КСС трактует как высшее достижение художественного творчества. Прекрасное в искусстве в принципе выше, чем прекрасное в природе, ибо второе выявляется через первое.

Иначе проявляет себя гений в науке. Здесь, считает Кант, возможен только талант, человек, обладающий крепким рассудком, одаренностью к анализу, трудолюбивый. Однако он может быть весьма успешным лишь в усвоении результатов научного творчества. Для их открытия нужен особый талант, в сущности, тоже гений. Кант признал это после завершения КСС, придя к тому выводу, что всякое открытие принципиально нового требует гениальности. Возможно, феномен Ньютона, великие открытия которого столь успешно использованы в «Истории и теории неба», подтолкнул Канта к такому заключению.