Дифференциация древнегреческой духовной культуры и возникновение философии.

Алкея, Сапфо, Анакреонта, Пиндара и других древнегреческих лириков, стихотворения которых вошли в золотой фонд мировой поэзии.

Другим, еще более близким философии литературным жанром стала трагедия; первые произведения такого рода появились в последней трети 6 в. В следующем, пятом, веке духовным (во многом и политическим) центром Древней Греции стали Афины, где творили Эсхил, Софокл и Еврипид, некоторые произведения которых идут и в современных театрах. Мировоззренчески существенно само появление трагедии — из публичных действий, связанных с культом Диониса. Показательна и роль хора, первоначально — козлоподобных сатиров, спутников этого популярного бога, — как выразителя коллективной мысли. Первые трагедии имели лишь одного актера, взаимодействующего с хором. Эсхил ввел второго, а Софокл — третьего, и диалогическое действие становилось более самостоятельным по отношению к коллективному началу хора. Мифологические сюжеты трагедий ориентированы на современность их творцов. Их мировоззренческое содержание перекликается с философскими концепциями.

Для мировоззрения гражданского общества, утвердившегося в Афинах и других древнегреческих полисах в результате победы в них демократии во второй половине 5 в., еще более характерна комедия («Песнь веселой толпы»), возникшая в начале того же века из песен другого, балаганного, характера тех же сатиров. В первых комедиях Эпихарма (6 — 5 вв.) сатирически представлены некоторые боги и герои. Великий афинский комедиограф Аристофан, представлявший свои пьесы (поел, четверть 5 — нач. 4 в.), наполненные социально- политическим содержанием, лишь эпизодически — и сатирически — вводит фигуры некоторых богов, представляя основное поле действия в них своим широко известным (Сократ, Еврипид) и совершенно рядовым современникам.

Поэтическая форма гекзаметра, которым составлены эпические поэмы Гомера и Гесиода, как и многие более поздние поэмы, использована и некоторыми философами, о которых пойдет речь в дальнейшем.

Но более важным фактором культуры, без которой не могла бы состояться трансформация образов и разрозненных идей мифологического мировоззрения в системность философии, стало появление в духовной жизни древних греков прозаических произведений, ориентированных не на декламацию (требовавшую — особенно при использовании эпических поэм — музыкального сопровождения), а на «обыденное» чтение.

Зачинателями этого эпохального жанра (если не считать фольклорных его форм) можно считать «логографов» (как их назвал великий афинский историк втор. пол. 5 в. Фукидид), «словописцев». Самый значительный из них — Гекатей из Милета, писавший свои географические и исторические сочинения в конце 6 в. Мифологическую тематику Гекатей стремился освободить от определяющего для нее элемента чудес. Он вообще подчеркивал противоречивость и смехотворность «рассказов эллинов» и стремился в противоположность им описывать вещи и события так, как он представлял их верными. Из логографии

вырастает наука история, еще описательно эмпирическая у Геродота и более осмысленная и даже концептуальная у Фукидида.

Для становления и развития философской и вообще теоретической мысли огромное значение приобрело все большее употребление великого слова логос. Его основное значение — слово, речь, а одно из производных — понятие, рассудок, разум. В гомеровском эпосе оно встречается лишь трижды и практически не играет никакой роли для развертывания его повествования. Мировоззренческая суть этих поэм определяется словом миф (mythos), выражающим их смысловое содержание, в то время как слово эпос выражает звуковое воспроизведение того же содержания. Развитие письменной, прозаической культуры, опора на логос в его противоположности «мюфосу» — одно из главных проявлений трансформации мифологического мировоззрения в философское. Немецкий философ В. Нестле свой труд о становлении древнегреческой философии озаглавил «От мифа к логосу» (1940), и эта формула повторена во множестве других трудов по этой неисчерпаемой тематике. Яркая метафорическая иллюстрация процесса перехода от мифа к логосу, от мифологии к философии содержится в одном фрагменте из Гераклита. «Одно-единственное Мудрое (Существо) не желает и желает называться именем Зевса» (32 ДК) — критический момент трансформации мюфоса в логос.

Духовная культура Древней Греции включала в себя и такой принципиальный компонент, как наука, без уяснения особенности которой невозможно ни понимание возникновения философии, ни углубление ее концепций и тем более систем. Само положение о максимальной рационализации мировоззрения, рождающей философию, более всего связано с фактором науки. Но здесь возникают трудности, вытекающие из того широкого понимания науки, которое было сформулировано во введении к этой книге. Мы указали там на эмпирический, фактический слой науки, который более всего определяет ее характер в качестве специального знания, получающего быструю реализацию в практике цивилизаций. И если древнегреческая цивилизация в ряду своих достижений пошла значительно дальше египетской и шумеро-вавилонской — какими бы заимствованиями у них ни ускорялись эти достижения, — то в еще большей мере это произошло в силу обладания весьма богатым опытом древнегреческих полисов с огромным динамизмом их социальности, прогрессом в разделении труда и духовным обогащением человека, с этими факторами неразрывно связанным. Выше отмечено, как они определяли рационалистическую трансформацию мифологии в философию.

Но в любой науке еще более характерную, можно сказать, сущностную роль играет дедуктивно-теоретический слой, с которым многие науковеды и отождествляют всякую науку. Для становления и дальнейшего развития философии как рационализирующегося мировоззрения именно этот слой является первостепенным. Настолько, что позитивистски настроенные историки философии и просветительски 62 ориентированные марксисты, абсолютизируя гносеогенный фактор

философии, склоняются к отождествлению ее с наукой, представляют античную философию как некую пранауку, важнейший результат развития которой состоит в выделении из философии созревавших в ее лоне наук. Действительное их взаимодействие с философией более сложно, однако, все же верно то, что древнегреческая философия длительное время (до Аристотеля включительно) составляла с науками единый комплекс. Можно уже здесь утверждать, что чем точнее наука, чем ближе она к математике или чем непосредственнее ее связь с конкретностью действия (как в медицине), тем скорее она «отпочковывается» от философии, становясь исключительным занятием ученых. Но и это утверждение не категорично, и в дальнейшем нам предстоит убедиться во всей сложности взаимоотношений философии как верознания с науками как концентрацией знания.

Словосочетания с глаголом «любить» (philein), выражавшие склонность или даже страсть к чему-то, встречаются в древнегреческом языке начиная с Гомера. Например, «любовь к еде» (philotrophia), «любовь к напиткам» (philoposia), «любовь к чести» (philotimia), «любовь к труду» (philoponia), «любовь к учению» (philomathia), но эти слова весьма близки к бытовой жизни. Принципиально новый смысл приобрело слово philosophia — «любовь к мудрости».

Этого слова еще нет у самых первых философов, живших в Ионии в 6 в. Согласно античной традиции (Диоген Лаэрций, Цицерон и др.), впервые такое словосочетание употребил Пифагор. Цицерон, излагая воззрения Пифагора и его последователей (Туск, беседы, V, II, 9), писал, что они различали три категории людей, пришедших на общественное соревнование. «Одни природою призваны служить славе, другие — служить наживе, и лишь немногие, отбросив все остальные дела, внимательно всматриваются в природу вещей — они-то и называются "любителями мудрости", то есть философии».

Взаимоотношения философии и наук в 5 в. образно, хотя и довольно цинично, выразил один из основателей движения софистов и преподаватель риторики Горгий. «Оратор Горгий говорил, — сообщается в Ватиканском сборнике сентенций, — что те, кто пренебрегает философией, занимаясь частными науками, похожи на женихов Пенелопы, которые, добиваясь ее, совокупляются с ее служанками» (ДК, 84/76; В 29).

Выше зафиксировано, как в рефлексии «семи мудрецов» формировались сентенции, выходившие за пределы бытовой жизни уже в силу своей императивной всеобщности. И здесь следует иметь в виду, что слово «мудрость» наполнялось в складывавшейся в 6 —5 вв. философии не только моральным содержанием. Оно выражало и сноровку в усложнявшейся практике производства и тем более в моральных качествах (arete), умудренность в различных областях общественно- политической деятельности. Но еще важнее дальнейшее наполнение «мудрости» — углубленность в математические науки: геометрию, арифметику, астрономию, музыку, — как и в другие науки, имевшие тогда непосредственную практическую ориентацию.

Тем самым слово «философия», получившее в 5 —4 вв. и глагольные формы, фиксировало небывалый до тех пор в странах Средиземноморья уровень умственного труда, который у ряда его носителей становится самоцелью, без которой они не мыслят своей жизни. Не излишне напомнить здесь, например, сообщение Геродота (І ЗО) о Солоне, который по завершении своей реформаторской деятельности в Афинах отправился в путешествия, и тщеславный Крез в своей столице установил из различной информации, что знатный афинянин пустился в странствия «из любви к мудрости и чтобы повидать свет». Характеризуя умонастроение первого древнегреческого философа (и одного из «семи мудрецов») Фалеса, Аристотель в своей «Никомаховой этике» (VI 7) написал, что если «мудрость» (sophia) «есть знание и постижение наиболее ценных по своей природе вещей», то Фалеса, как позже и Анаксагора, по праву «называют мудрыми, но не рассудительными (phronimoi)», поскольку они стремятся не к собственной выгоде, а к «исключительно трудному и божественному». Позднеантичные авторы Прокл и Стобей видели важнейшую заслугу Пифагора в том, что он «преобразовал занятия геометрией в свободную дисциплину», «продвинул ее вперед, выводя за пределы <практического> употребления в торговле» (Леб., 466 — 467).

Но, конечно, появление философии не могло быть чисто спонтанным действием духовных сил. Эпохальный «скачок» в развитии интеллектуальной культуры, сконцентрированный в самом слове «философия», заключавшем в себе значительный комплекс первоначального научного знания, стал возможен на определенной социально-экономической и социально-психологической почве, которую мы выше схематически обрисовали.

Следует здесь добавить, что в марксистской историографии античной философии огромный прогресс умственного труда с его кульминацией в философии обычно увязывался прежде всего с тем, что возраставшая роль труда рабов в производстве создала возможности для углубления интеллектуальной культуры рабовладельцев. Действительно, некоторые относительно поздние философы, такие как Аристотель, подчеркнули роль труда рабов как условия досуга для интеллектуальных занятий свободного человека. Но, в сущности, не менее, если не более, важен другой фактор цивилизации, определяемый тем, что в ее условиях открываются все большие возможности для выявления интеллектуальных задатков людей — прежде всего, конечно, свободных — в силу неравенства их природной структуры. Политические процессы и перевороты в древнегреческих полисах, торжество во многих из них демократических порядков оттесняли на задний план родовую аристократию (эвпатридов), определявшую социальную жизнь в гомеровской архаике, и выдвигали на первый план аристократию интеллектуальную. Басилевс Гераклит, передав свой титул брату, подчеркнул, что того, кто отличается высокими моральными качествами (и кто, надо думать, приблизился к его учению о логосе), он предпочитает многим тысячам, удовлетворяющихся набиванием брюха подобно скоту. По сообщению Ямвлиха (IV в.), в школе пифагорейцев «не обращали никакого внимания на мнение толпы: правильно судить и придерживаться правильного мнения — удел немногих. Ибо ясно, что правильным мнением обладают знающие, а знающих мало» (Леб., 497).

Гераклит же, по сообщению Ипполита (II —III вв.), утверждал, что «сам он знает все, а другие люди — ничего» (там же, 190). Платон усилил доктрину аристократичности знания, ибо «толпе не присуще быть философом» (Государство, 494 а).

Напомним, что так называемые философские «школы» первого периода, Милетская и Элейская, включают лишь несколько имен, а Гераклит философствовал в одиночестве. Но весьма важен тот факт, что они имели представление о воззрениях друг друга, критически оценивая их и проявляя тем самым сущностную черту философского менталитета. В доплатоновский и доаристотелевский период слово «школа» более всего подходит направлению пифагорейцев, которое существовало с конца 6 до второй половины 4 в. в разных полисах Южной Италии (и в 5 —4 вв. в континентальной Греции) и насчитывало более двухсот приверженцев.

Многочисленность пифагорейцев 5 — 4 вв. сравнительно с другими направлениями этого времени объяснялась не только собственно философским содержанием их учения, неотделимым от его научного аспекта. Устойчивая традиция трактует высшую ступень пифагорейского образования как осуществляемого для наиболее подготовленных из них «математиков». Содержание их образования было более эзоте- ричным («тайным»), чем более догматическое и экзотерическое учение «акусматиков» (послушников), носившее фольклорно-религиозный характер. Религиозно-нравственная и политическая направленность пифагорейских союзов — одно их главных проявлений взаимодействия рождавшейся философии с мифологической традицией.

У пифагорейцев они черпались в особенности из орфических мистерий. В первый период древнегреческой философии ее рождавшиеся понятия тесно переплетались с мифообразами и мифосюжетами. С другой стороны, весьма показательно мировоззрение Ферекида из Сироса. По некоторым поздним свидетельствам, он был учителем Пифагора. Считается, что именно Ферекид первым стал писать в прозаической форме. Мировоззрение гесиодовой «Теогонии», как мы видели, весьма органистично, ибо все боги (за исключением Хаоса, которого трудно отнести к их числу) рождаются, и дальнейший процесс космообразо- вания — вереница все новых порождений. Более упрощенную картину представил Ферекид в своем «Семинедрии», или «Смешении богов» (Theokrasia). Осмысливая их имена, автор трактует трех извечных бо- гов как космологические принципы, фактически лишенные признаков антропоморфности. Первый из них Зас (т. е. Зевс), олицетворяющий небесную сферу, второй — Хтония, олицетворение земных недр и просто земли, после того как Зас подарил ей Гею как свадебный подарок. Еще важнее переосмысление Кроноса в Хроноса (Chronos — время), ибо, поскольку все происходит во времени, именно он из собственного семени (gonos) создает огонь, воздух и воду. Знаменательно также, что одно из свидетельств (Ахилл, II в.) сообщает, что Хаос Гесиода Ферекид трактует как воду.

Но его мифопредставления для 6 в. в известной мере уже анахро- нистичны. Философия, начиная теперь свой путь, критически трансформирует их или даже отвергает, как это делал Ксенофан. Важнейшим этапом сложного взаимодействия философии с мифологией стали воззрения Демокрита, максимально удаленные от мифопредставлений, что отнюдь, конечно, не означало их окончательного крушения, в принципе невозможного. В этом мы убедимся в дальнейшем при рассмотрении различных аспектов философской проблематики.