Все метафизики, защищавшие учение о каком-либо особом нематериальном начале, утверждали, что дух и тело не могут иметь ни одного общего свойства. Когда, далее, перед ними ставили вопрос, как же дух и тело могут воздействовать друг на друга и как они могут быть так внутренне связаны, что постоянно и неизбежно испытывают взаимное влияние, то они признавали, что это — трудность и тайна, которых мы не можем понять.
Но если бы этот вопрос был рассмотрен с должным вниманием, то то, что характеризуется как трудность, было бы сочтено невозможностью. Это все равно что тайна превращения во время литургии хлеба и вина в тело и кровь Христа или учение о троице, когда мыслится в одно и то же время один бог и три его лица. С точки зрения здравого смысла это не трудности или тайны, но прямые противоречия, поскольку [признается, что] одна и та же вещь в одно и то же время и существует и не существует. Пусть тот, кто хочет, напрягает свое воображение как ему угодно, я все же заявляю, что и такому человеку не удастся понять возможность взаимного воздействия [вещей] без некоторого общего свойства, при помощи которого вещи, действующие на другие и сами испытывающие воздействие от них, могли бы иметь между собой связь. Твердая субстанция может действовать на другую твердую субстанцию и испытывать воздействие от нее. Такое взаимодействие возможно и между мягкими субстанциями, ибо мягкость в действительности есть только меньшая степень твердости. Но разумеется, совершенно невозможно, чтобы испытывала воздействие или сама подвергалась воздействию субстанция, которая не может оказывать никакого сопротивления вообще, и в особенности это неприменимо к такой субстанции, о которой в связи с особенностями языка нельзя сказать, что она находится в одном и том же месте с другой. Если это не невозможность, то я не знаю, что же это на самом деле. Но допустим, что то, что кажется мне абсолютной невозможностью (т. е. что субстанции, не имеющие общего свойства, могут воздействовать друг иа друга), представляет лишь трудность. Но эта трудность так велика, что превосходит трудность понимания, каким образом принцип ощущения можно совместить с материей. Поэтому, если духу философии больше соот- йетствует из двух трудностей выбирать меньшую, Мьі должны, естественно, отказаться от гипотезы о двух разнородных и несовместимых началах в человеке, связанной с чрезвычайной трудностью ее понимания, и допустить принцип единообразия человеческой природы, вызывающий гораздо меньше затруднений. Огромное затруднение, проистекающее из допущения связи души с телом, появилось вместе с картезианской гипотезой, согласно которой сущностью духа является мышление, а сущностью тела — протяжение32. При этом исключается всякое общее свойство, которое прежде приписывалось им и при помощи которого они могли влиять друг на друга. Очень забавно обозревать различные гипотезы, которые возникли в связи с этим для того, чтобы объяснить, как душа получает идеи при помощи телесных чувств или как происходят движения в теле благодаря хотениям, возникающим в душе. Не допуская прямого воздействия духа на тело и обратно, Декарт предполагал, что воздействие со стороны внешних объектов есть случайная, а не действующая причина ощущения в духе. Поэтому хотение есть только случайная, а не действующая причина движения мышц. В обоих случаях реальная действующая причина есть непосредственное действие божества, совершаемое по определенным правилам, которым оно неизменно следует. Таким образом, всякий раз, когда перед человеком является какой-нибудь предмет, божественное существо производит впечатление на его дух, и всякий раз, когда появляется хотение, то же существо производит соответствующее движение в его мышечной системе. Мальбранш 33 придал больше тонкости этой гипотезе, высказав предположение, что мы воспринимаем идеи вещей не только при помощи воздействия божества, но и в самом божественном духе, ибо все идеи сначала существуют в божественном духе и там воспринимаются нами. Общий обзор его системы вместе с доводами, на которых она основана, произведен лордом Бо- лингброком34 42. «Мы не можем воспринять ни одной вещи, которая внутренне не была бы соединена с душой. Но если нет соответствия между душой и материальными вещами, то последние не могут быть соединены с душой или восприниматься ею. В действительности паши души соединены с телами, и этот способ соединения необходим для восприятия, но есть другой способ, который не связан с такой необходимостью. Бог, являющийся субстанцией, и только умопостигаемой субстанцией, внутренне соединен с нашими душами своим присутствием. Он есть место духов, как пространство есть место тел. Так как он должен иметь в себе идеи всех созданных им существ, то мы можем видеть все эти идеи в боге, как ему угодно показать их нам». Знаменитый математик и метафизик Лейбниц, как и картезианцы, сознавал невозможность какой-либо особой связи или взаимного влияния материи и духа, но он объяснял соответствие между ними другим, хотя и не более удовлетворительным, способом. Именно, он создал систему, которая получила название предустановленной гармонии35. Допуская необходимое и физическое действие всех причин, духовных и телесных, он предполагает, что весь поток хотений, от рождения человека до его смерти, должен протекать в его духе в том же самом порядке, как если бы дух не был связан с телом. С другой стороны, все движения и другие изменения в теле (которое является, собственно, автоматом) должны совершаться в том же самом порядке, как если бы тело не было связано с душой. Но божественное существо предустановило, чтобы хотения одной [души] и движение другого [тела] строго соответствовали друг другу, так, как если бы они были причиной и действием. Так как ни одна из упомянутых гипотез не давала полного удовлетворения, то новейшие защитники учения о нематериальности [души] удовольствовались предложением, согласно которому существует некоторое неизвестное реальное влияние души на тело и обратно, но эта связь является тайной для нас. И это не первая нелепость и невозможность, которые было удобно защищать, пользуясь упомянутым термином Ученейший Бозобр36 признает эту трудность даже относительно самого божества, но он не помогает нам ее разрешить. «Если,— утверждает он 43,— субстанция первого двигателя абсолютно нематериальна, без протяженности и величины (grandeur), то нельзя понять, как она сообщает движение материи, ибо такая субстанция не может действовать на материю, так же как и материя не может действовать на нее. Поэтому мы должны обратиться к теории христианства, согласно которой бог действует на материю только актом своей воли». Но если субстанция духа не может действовать на материю, то каким же образом одно лишь хотение, являющееся тоже только действием духа, может оказывать воздействие на материю? Г-н Бэкстер, приписывающий так много деятельности божества и так мало материи, как и можно было ожидать, особенно смущен этой трудностью. По его мнению, все такие свойства материи, как притяжение, отталкивание и сцепление, суть непосредственное действие божественного существа. Следовательно, поскольку мы воспринимаем все материальные вещи при помощи этих сил, становится ясным, что в действительности материя является совершенно лишней, ибо если она существует, то все ее действия выливаются в чистую самостоятельную деятельность божества. Такой философ только будет поставлен в затруднение, если ему придется отвечать епископу Беркли, который допускал, что божественное существо само предъявляет идеи всех вещей нашим умам и что ничего материального не существует. Следующая выдержка, по моему мнению, является очень слабой попыткой доказать реальную пользу материи при воздействии на дух. «Философы, — говорит он 44, — допускающие, что объекты наших идей существуют, утверждают, по моему мнению без нужды, что высший дух вызывает идеи этих вещей в нас, ибо объекты могут сами совершать это, или это может происходить иначе, чем путем указан- іюґо содействия. Материя, насколько я знаю, не можеї действовать сама по себе, так как она действует только в связи с сопротивлением. Но если сопротивление между материей наших тел и другой материей достаточно для того, чтобы вызвать идею об их сопротивлении в наших душах, то нет необходимости предполагать, что бог порождает эту идею и что сопротивление само не оказывает действия. И если мы не допускаем, что материя наших тел воздействует на наш дух непосредственно и сама собой, то соединения между ними в значительной мере и не требуется». Что это может означать в итоге, как не то, что, если материя существует, она должна быть чем-то полезна, хотя общая гипотеза Бэкстера, в соответствии с которой он утверждает, что материя не может действовать сама по себе, оставляет так мало места для нее, что об этом можно было бы и не говорить. Достойно сожаления, что столь вредная вещь, как материя, в изображении данного автора все-таки привлечена сюда, как будто без помощи высшей силы ей даже нельзя было причинять этот вред. Г-н Бэкстер, по-видимому, полагал, что связь между душой и телом существует только в состоянии бодрствования. Хотя во время сна душа, но его словам45, «всегда активна и восприимчива, но все же, очевидно, она перестает действовать и воспринимать при помощи тела». В действительности это какое-то бестелесное состояние. Жаль, что мы не имеем очевидных доказательств того, что происходит в этом состоянии. Мы только знаем, что в момент воссоединения души с телом, при пробуждении от сна, все, что происходило в этом промежуточном состоянии, оказывается забытым. Что касается того, что происходит при сновидениях, то этот философ полагает, что здесь активность принадлежит не душе, а другим интеллектуальным действующим силам, которые занимают средоточие ощущений, как только душа покидает его.
На вопрос, почему душа оставляет средоточие ощущений, он отвечает, что «вследствие затраты жизненных духов необходимо хранить предшествующие впечатления в полной ясности и вызывать новые впечатления» и «что утомление от этой продолжительной работы невыносимо». Но если утомляется не душа, а только тело, то разве происходит не одна и та же затрата жизненных духов, в случае если в средоточии ощущений действует собственно душа человека или какой-либо другой дух? Одно и то же количество мысли должно сопровождаться одной и той же затратой жизненных духов. Автор «Истинной философии» указывает очень своеобразный способ для разрешения этой большой трудности относительно того, как душа действует на тело. Я приведу выдержку, не делая замечаний относительно ее. «Без сомнения,—утверждает он46,—душа приводит в движение тело не мыслью, равно как не при помощи мысли душа обогащает физические тела цветами и протяжением, и не мыслью она действует на материю и приводит ее в движение. Она совершает все это и многое другое своей собственной энергией. Создавая душу, высшее существо желало, чтобы она в превосходной степени обладала свойствами материи, но не обладала ее несовершенствами». Другие мыслители считают, что они доказывают необходимость взаимного действия души и тела, предполагая, что может существовать нечто похожее на общие свойства между ними, хотя таким допущением они. очевидно, уничтожают различие между этими двумя субстанциями. Это именно случилось с автором «Писем о материализме». «Вы говорите,— замечает он 47,— что материя и дух всегда изображаются так, что они не имеют ни одного общего свойства, при помощи которого они могли бы влиять или воздействовать друг на друга». Это замечание могло бы считаться истинным, по мнению тех философов, которые рассматривают материю как нечто пассивное и косное, лишенное всякой силы, деятельности и энергии. Но такие отрицательные атрибуты едва л и могут исчерпывать природу какого бы то ни было бытия. На самом деле при всяком отношении к этим двум субстанциям свойства их, по крайней мере отчасти, существенно различны, потому что их сущности, но обычному представлению, несходны. Однако отсюда не следует, что они не наделены силами, при помощи которых они могут взаимно действовать и взаимно испытывать воздействие. Существо более высокого порядка может действовать на низшее, находящееся на более низкой ступени лестницы. Оно приобрело более благородные качества, но не освободилось от тех низших качеств, которые могут соединяться и с более высокими формами. В частности, должно ли это иметь место там, где высшее существо составляет часть той же самой общей системы? Таким образом, душа будет способна действовать на материю и, следовательно, на свое собственное тело, что, по-видимому, подтверждает и опыт. «Почему же материя не может так же действовать на дух, по крайней мере более высокая и утонченная часть материи, способом, быть может, необъяснимым, но аналогичным ее низшей природе и низшим силам? Таким же образом тело будет взаимно действовать на душу. Для этого, по-видимому, требуется только, чтобы материя в своих составных элементах обладала активной силой, строго соответствующей их порядку и степени бытия. Сила эта должна находиться в элементах, и последние должны быть просты, ибо ни одна сила не может быть присуща субстанции, постоянно делимой. И если бы элементы ие были активны, то из них никогда не могли бы образоваться и их сложные сочетания, подобно тому как воспринимающий мозг не может произойти из невоспринимающих частиц. Элементы материи, как я понимаю, должны быть просты и активны, активны в различных степенях, в согласии с их лестницей бытия и тем назначением, выполнить которое им установлено бесконечной мудростью. Человеческое тело, составленное из этих элементов, и в особенности мозг должны рассматриваться как инструмент, построенный с самым точным согласованием частей и наделенный величайшими энергетическими силами, к которым только восприимчиво тело. Таким образом, создается подходящее обиталище для такой простой и высокоактивной субстанции, как душа. Душа, как более высокое существо, должна обладать, кроме того, иными, более высокими свойствами, причем пекоторые из них могут приводиться в действие импульсом более низшей действующей силы — тела, в то время как более выдающиеся из них (хотя и зависящие в своих действиях от предустановленных законов связи) не подчинены непосредственному и прямому воздействию тела. Таким образом, разнообразные духовные силы будут успешно приводиться в действие и человек будет чувствовать, воспринимать, мыслить и рассуждать, поскольку соответствующие деятельные причины будут оказывать на него влияние. Но в теории случайных причин (в которой всякая материя предполагается пассивной и безжизненной и даже сама душа, хотя и называется активной, никогда не действует) божество введено только как двигатель, и как действительный деятель, но его деятельность там детерминируется созерцанием различных положений, в которые оно само поставило внешние вещи. Учение о физическом влиянии является, ио моему мнению, единственным философским учением. Здесь две субстанции, действующие друг на друга и испытывающие воздействие друг от друга» 37. Я не думаю, чтобы более проницательные иммате- риалисты считали себя обязанными защищать свои принципы или путем приписывания духу таких низших качеству которые соединимы с более высокими видами материи, или путем наделения материи такой активной силой, которая вообще считается принадлежностью духа. На самом же деле указанная гипотеза совершенно смешивает эти две субстанции и закладывает основы самого грубого материализма. Самая высокая и утонченная часть материи не может существенным образом отличаться от самой грубой материи. Термины высокий и утонченный в применении к материи могут указывать только на объем. Нематериальная душа поэтому должна быть совершенно не способна воздействовать на самую высокую н утонченную, так же как и на самую грубую телесную систему. Равным образом она не может и сама испытывать воздействие со стороны такой системы. Душа, способная к этому взаимодействию с телом, должна иметь в себе нечто грубое и поэтому должна быть низведена с того очень высокого и привилегированного места на лестнице бытия, отведенного ей теми, кто смотрит на нее как на что-то бесконечно высшее, чем материя. Этот автор также утверждает, что активная сила, приписываемая им материи, должна находиться в ее простых элементах, ибо, по его словам, «ни одна сила не может быть присуща материи всегда делимой, и если не будет активности в элементах, ее не будет и в сложных телах, образовавшихся из этих элементов». Но разве данный автор не знает (а это вполне доказуемо), что материя бесконечно делима и что, согласно его собственной уступке, никакая активная сила не может быть присуща ей? Следовательно, этот автор, признавая необходимость физического взаимодействия между духом и телом, должен был полностью отказаться от понятия о двух различных началах и признать идею единообразного состава всего человека. Простые и необразованные люди, рассматривающие дух как тонкую воздушную субстанцию, были бы чрезвычайно смущены, если бы они попытались реально представить себе новейшую идею собственно нематериального бытия; им могло бы показаться, что оно не имеет ничего положительного, а является только отрицанием свойств, хотя бы и прикрытым положительным именем духа. Для них оно могло бы показаться идеен ничто, неспособной служить опорой каких-либо свойств. Однако метафизики утверждают, что мы обладаем такой же ясной идеей о духе, какую мы имеем о материи, причем каждая из этих сущностей есть одинаково неизвестная опора известных свойств: материя — протяжения и плотности, дух — ощущения и мысли. Но поскольку, по признанию этих метафизиков, субстанция нам неизвестна, то также должно быть неизвестно, какие именно свойства должны основываться на ней. Поэтому если только нет реальной несовместимости в самих свойствах, то те из них, которые до сих пор приписывались обоим субстанциям, могут принадлежать каждой из них. На этом основании г-н Локк, защищающий немате- риальиость души и в то же время утверждающий, что материя может иметь дополнительное свойство мышления (хотя бы оно выступало перед нами с противоположными чертами), должен был прийти к заключению, что и в действительности это обстоит именно так: согласно правилам философского рассуждения, мы не должны без нужды умножать причины, и Локк в данном случае не отступает от указанных правил. Я закончу эту главу цитатой из сочинения «Размышление о существовании души и о существовании бога», как она приведена в «Анализе фатализма» 48. «Если,—утверждает автор,— действия, приписываемые духу, могут быть результатом материальных сил, то зачем же мы должны допускать бытие, которое бесполезно, тем более что такое допущение не устраняет всех затруднений? Нетрудно убедиться, что свойства материи не исключают духовных свойств, но нельзя представить себе, как существо, не имеющее никаких свойств, кроме ума, может использовать материю. В самом деле, как может эта субстанция, не имеющая никакого отношения к материи, чувствовать или воспринимать ее? Чтобы видеть вещи, необходимо, чтобы они производили впечатление на нас так, чтобы было некоторое отношение между нами и ими, но чем же может быть это отношение?» Относительно этого места я только замечу, что мы не можем ни в коем случае отказаться от здравой философии, если только не желаем поставить в более выгодное положение атеистов и неверующих.