СПЕЦИАЛЬНОЕ РАССМОТРЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ Д-РА РИДА, ЧТО ОЩУЩЕНИЯ ПРЕДПОЛАГАЮТ ВЕРУ В НАЛИЧНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ВНЕШНИХ ПРЕДМЕТОВ, И РАССМОТРЕНИЕ ЕГО ВЗГЛЯДА НА ТЕОРИЮ БЕРКЛИ
Ответив на основные возражения нашего автора против г-на Локка или против общепринятой гипотезы относительно ощущений, идей и предметов, я перехожу теперь к рассмотрению того, что он выдвигает далее в поддержку собственной гипотезы.
Теперь вся кий должен бы вообразить уже a priori, что человек, принявший ту же позу и усвоивший тот же TOII, что и д-р Рид на протяжении всего его трактата, когда он как будто бы уничтожил все предшествующие учения о духе и воздвиг новую систему, о которой никогда не слышали и не думали раньше, — что такой человек должен бы привести нечто вроде положительного доказательства в ее защиту. Но вот когда мы достигли конца этих отрицательных аргументов, то оказывается, что Рид не может предложить ничего, кроме собственных, очень самоуверенных утверждений ( повторяемых пои- стйне без конца, как будто бы это могло усилить Ш вес), что дело должно непременно обстоять так, как он его изображает. Хотя я не претендую на какую-либо собственную гипотезу, я мог бы разумно подражать этому примеру и, показав полную неубедительность упомянутых возражений против общепринятой гипотезы, удовлетвориться тем, чтобы оставить дело в его status quo; однако для большего удовлетворения моих читателей я сделаю еще несколько замечаний об инстинктивных принципах. Я выберу для более специального анализа тот принцип, согласно которому наши восприятия необходимо предполагают веру в наличное существование внешних предметов. Нет ни одного положения во всей системе здравого смысла, которое больше нуждалось бы в такой проверке, ибо ничто другое д-р Рид не повторяет так часто, и, по-видимому, он больше всего надеется одержать победу именно при помощи этого принципа. Он воображает, что его способ рассмотрения вопроса является падежным противоядием — и единственным надежным противоядием — против всякого скептицизма нынешнего века. Теперь если исключить все то, что наш автор сказал о нелепости принципов г-на Локка, которые, как я полагаю, в достаточной степени защитил, а равным образом если исключить особенно нелепые и опасные выводы, которые он приписывает теории Беркли и которые, как я сейчас покажу, также необоснованны, то все, что он говорит, сводится к одному пункту, именно к заявлению д-ра Рида, что он не может отделить в собственной душе веру в существование внешних предметов от его ощущений вроде ощущений вкуса, осязания, зрения и т. д. Относительно этого-то я и хотел бы сделать следующие замечания. Во-первых, существует много мнений, относительно которых мы знаем, что они являются приобретенными пли даже опираются на какой-либо предрассудок или па какую-либо ошибку, однако, несмотря на полное убеждение, что они лишены всякой реальной основы, их нельзя искоренить из духа. Опираясь на них, лишенные всякого основания вера и ожидание так тесно СіШЗЬїваюїся с представлением об известных обстоятельствах, что никакая сила духа, которой только мы обладаем, не может отделить их друг от друга. Хотя, например, д-р Рид, несомненно, как и другие философы, верит в то, что земля шарообразна, и, следовательно, знает, что нет такой части ее поверхности, которая могла бы считаться самой верхней, а другая — ниже ее, или что если бы существовала такая верхняя часть, то каждая часть должна была бы стать такой же в свою очередь, однако он всегда смотрит на то место, на котором стоит, как на постоянно самое верхнее и представляет своих антиподов как бы висящими вниз головами. Даже больше, он не может помешать тому, чтобы у него не явилось представление о том, что у таких людей есть предрасположение упасть вниз — в пустое пространство под землей. Он может говорить, как философ, но я уверен, что он представляет и думает, как представляет и думает самый простой, необразованный человек. И хотя во многих случаях наш автор взывает к чувствам простого человека для доказательства истины в противоположность мнению философов, однако, по моему мнению, он едва ли поступит так в этом случае. Но все же он не может в своем воображении отделить идею предрасположения к тому, чтобы упасть, от своей идеи о положении антиподов. Почему же не может быть нечто подобное в отношении к теории Беркли? Так, если мы не можем отделить идеи реального существования внешних предметов от наших ощущений, то, быть может, это, подобно тому как бывает в других случаях, только предрассудок, лишенный всякого реального основания. Поскольку мы не в состоянии провести различие между нашими чувствами в упомянутых двух случаях, то, если один из них является ложным, почему же не может быть таковым и другой. Кроме чувства должен быть какой- нибудь другой род очевидности, чтобы доказать, что это не так. Во-вторых, указанная схема д-ра Рида предполагает чрезвычайную заботливость о некотором роде веры, который совсем ие требуется для соответствующей цели, а именно для жизненного поведения. Ибо бЧёйь высокая степёйь вероятности, которую їрудйб отличить от чувства абсолютной уверенности, может быть достигнута п без этого. И если нельзя отрицать, что божественное существо позволяет нам управляться некоторым родом веры, значительно низшим, чем математическая достоверность в делах бесконечно более важных (в этом, однако, я не обращаюсь к д-ру Освальду), то абсолютно невероятно, что это божественное существо внедрило в нас специальный инстинктивный принцип только ради того, чтобы дать нам полную уверенность относительно такой вещи, которая но сравнению с более важными вещами является пустячной. В-третьнх, в схеме нашего автора обнаруживается впоследствии еще одно неприятное, присущее ей обстоятельство в связи с предположением, что божественное существо так создало нас, что мы должны неизбежно верить в то, что, по собственному признанию автора, может не быть истинным. Ибо, говорит он (стр. 85), «нп один человек не может при помощи какого-либо убедительного аргумента доказать, что все паши ощущения не могли бы быть такими, какие они есть, хотя бы не существовало ни одного тела и ни одного телесного качества». Относительно этого я должен сказать, что это так не похоже на истину, что никто рассматривающий данный случай с этим не согласится; ибо Это совершенно отлично от тех обманов, которые неизбежно возникают в связи с общими законами и которым подвержены все люди, но от которых можно освободиться, соответствующим образом употребляя свои способности. Поэтому мне кажется, что, как бы сильно ни верил автор в истинность и важность своей системы, он признает, что она опирается не на абсолютную, а на относительную истину, вытекающую из его построения, которое (в противоположность тому, что достигнуто его последователями д-ром Битти и д-ром Освальдом) существенным образом отличается от того вида очевидности, при помощи которого мы убеждаемся, что дважды два — четыре, и который совершенно не зависит от какого бы то ни было произвольного построения. Я удивляюсь тому, что доктор Рид не обратил tilt малейшего внимания на то, что вся его система должна сразу пасть при малейшем допущении того, что бог мог считать людей подлежащими некоторым обманам для их же собственного блага. Мой дух не содрогается при этом, если я вижу, что это необходимое следствие самых совершенных общих законов. Не видим ли мы, что множество людей живет и умирает, веря, что солнце движется вокруг земли, а также веря и в некоторые другие вещи, относительно которых они вводятся в обман благодаря свидетельству своих чувств? И пусть д-р Рид приведет надежное основание, в силу коего то же самое существо, которое позволяет людям верить в движение солнца вокруг земли, не позволило бы им верить, что имеется солнце, хотя в действительности его и не было бы.
В то же время своей непосредственной силой, без помощи какого-либо реального солнца, высшее существо могло бы награждать людей всеми благами, доставляемыми светом и теплом, которые они ложно приписывали бы этому светилу. Я допускаю, что это столь же невероятно, как считает всякий другой, но такое предположение, конечно, не является непосредственно абсурдным II невозможным, а об этом-то только мы и спорим. В-четвертых, я удивляюсь, что наш автор не сделал никакой попытки объяснения явлений снов, грез и видений в соответствии со своей гипотезой. Нельзя отрицать, что во всех этих случаях люди воображают, что они окружены объектами, не имеющими реального существования, и, однако, их ощущения трудно отличить от ощущений бодрствующих людей. Таким образом, если ощущения, как таковые, необходимо влекут за собой веру в наличное существование объектов, то эта вера наблюдается в снах, грезах и видениях, как это и есть на самом деле. И если в этих случаях имеет место заблуждение, то, конечно, вполне возможноу что такое же заблуждение может встречаться и в других случаях. Несмотря на эти очевидные затруднения, которые присущи схеме автора и которые всякий, кроме наиболее смелого ума, считал бы непреодолимыми, ничто но может превзойти той самоуверенности, с которой он выражает свое полное убеждение в истинности этой схемы, исходя из невозможности верить в противоположное, или той высокомерной и бесцеремонной манеры рассмотрения всех возражений против своей системы. «Я знаю, — говорит он (стр. 291), — что эта вера, которой я обладаю в процессе восприятия, подвергается самым сильным нападкам со стороны скептицизма, но они не производят на меня большого впечатления. Скептик спрашивает меня: почему вы верите в существование внешнего предмета, который вы воспринимаете? Эта вера, сэр, не мое изобретение. Она вышла из мастерской природы, она носит ее печать и надпись, и если это неправильно, то в этом не моя вина. Я даже принимаю это па веру без всякого подозрения. Рассудок, говорит скептик, есть единственный судья истины, и вы должны отказаться от всякого мнения и от всякой веры, которая не опирается на рассудок. Хорошо, сэр, но почему я должен верить в эту способность рассудка больше, чем в способность к восприятиям? Обе эти способности вышли из одной мастерской и сделаны одним и тем же художником. И если он отпускает мне один вид подложных изделий, то что же помешает ему отпустить мне и другой? Быть может, скептик скорее согласится выразить недоверие разуму, чем оказать какое-либо доверие восприятию». Раз, скажет он, вы сами признаете, что объект, воспринимаемый вами, и тот акт вашей души, при помощи которого вы воспринимаете этот объект, суть совершенно различные вещи, то один может существовать без другого. Таким образом, как объект может существовать, не будучи воспринимаем, так и восприятие может существовать без объекта. Ничего нет постыднее для философа, чем быть обманутым или введенным в заблуждение, и поэтому вы должны твердо воздерживаться от вашего согласия и отказаться от веры во внешние предметы, поскольку она может быть только обманом. Со своей стороны я никогда не буду пытаться отказаться от нее, и хотя трезвая часть человечества не очень озабочена тем, чтобы знать какие-либо основания, однако если они могут быть полезны для скептика, то вот они». Далее, поскольку я не причисляю себя к тем, кого Рид называет трезвой частью человеческого рода, я откровенно признаю, что у меня эти основания пробуждают только небольшое любопытство. Первый аргумент — тот, что ие в его власти верить иначе, а это я, кажется мне, в достаточной степени проанализировал выше. Его второй аргумент опирается на те опасные следствия, которые он приписывает гипотезе Беркли и которые он излагает в той насмешливой и высокомерной манере, в какой написана большая часть его философ- ского трактата. «Я думаю, — говорит он (стр. 291), — что неблагоразумно отказываться от этой веры, если бы это было в моей власти. Если бы природа хотела обмануть меня и подвергнуть различным заблуждениям при помощи ложных явлений и если бы я благодаря моей хитрости н глубокой логике открыл бы такой обман, благоразумие посоветовало бы мне в данном случае перенести нанесенное мне оскорбление насколько можно спокойно п не подавать виду обманщице, что я оскорблен, дабы такой обман не повторился со мной в другой форме. Ибо, что же я выиграл бы, если бы раздраженно реагировал на это оскорбление? По крайней мере вы не должны верить в то, что говорит природа. Действительно, это, по-видимому, рационально, если она намерена обмануть меня. Но что же последует из этого? Я решаюсь не верить моим чувствам. Я разбиваю мой нос о столб, стоящий на пути, я попадаю в грязную канаву, и после двадцати таких «мудрых» и «разумных» действий меня забирают и запирают в сумасшедший дом. И вот я признаю, что скорее буду тем легковерным глупцом, которого обманывает природа, чем тем мудрым и разумным философом, который, решаясь отвергнуть [обман], соглашается на все такие испытания». Но все это обилие естественного остроумия и юмора связано с самым грубым непониманием теории Беркли. И действительно, достойно сожаления, что все превос- ходное в своем роде в данном случае также должно быть отброшено, потому что оно неуместно. Это непонимание и злоупотребление похоже на поведение многих теологов, которые обвиняют друг друга в том, что они поддерживают предположенные выводы из соответствующих их мнений. Но это не верные выводы. Беркли не выбросил из своей системы вместе с материей ни ощущения и идеи, пи необходимые связи, которые существуют между ними, ни нашу власть над ними. Он только приписал им различное происхождение. Таким образом, все правила поведения, зависящие от них, являются одинаковыми с теми, которые существуют и по нашим схемам. Различен только наш философский язык. Я говорю: вот столб на моем пути и я должен свернуть в сторону, чтобы не натолкнуться на него. Беркли в таком же положении так же понимает опасность, как и я, хотя он говорит, что перед ним только идея столба. Ибо если он не введет представления о том, что нужно избежать столба, то он знает, что у него появится очень болезненное ощущение, которое может вызвать другие ощущения, пока не последует сама смерть. Я могу улыбаться над таким языком, по Беркли вполне последователей, внутренне вполне согласен сам с собой, и его страхи имеют такое же основание, как мои. Это представление о теории Беркли, являющееся общим для д-ра Рида, д-ра Битти и д-ра Освальда и дающее повод для дурашливого смеха как самим авторам, так и читателям, крайне несправедливо. И если посмотреть на него с философской точки зрения, смех должен быть направлен иротнв самих насмешников. Третье основание, как его называет автор, в силу которого он верит в существование материального мира или в свидетельства его чувств, заключается в том, что, по его мнению, он никогда не был обманут этой верой. «Я нахожу, — говорит он (стр. 293), — что без этой веры я мог бы погибнуть в тысячах случаев. Я нахожу, что без нее я был бы не умнее, чем был в момент своего рождении», и т. д. и т. п. Но все это опирается па то же неправильное понимание, связано с предшествующим аргументом и в действительности не отличается от него. Кроме того, разумная степень очевидности, которая может быть достигнута без этой чрезвычайной, истинктивной, абсолютной и, как говорит наш автор, внушенной веры, столь же полезна для всякой реальной цели.
Еще по теме СПЕЦИАЛЬНОЕ РАССМОТРЕНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ Д-РА РИДА, ЧТО ОЩУЩЕНИЯ ПРЕДПОЛАГАЮТ ВЕРУ В НАЛИЧНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ ВНЕШНИХ ПРЕДМЕТОВ, И РАССМОТРЕНИЕ ЕГО ВЗГЛЯДА НА ТЕОРИЮ БЕРКЛИ: