ДЕМОКРАТИЧЕСКИМ ИНДИВИДУАЛИЗМ ИЛИ ЭТНИЧЕСКИЙ КОЛЛЕКТИВИЗМ

Как уже говорилось, своеобразие и характерная черта этнической мобилизации на первом этапе, накануне распада СССР, состояла в том, что она, подобно олимпийским кольцам, оказалась сцепленной с первой волной демократизации.

Еще один парадокс этнической мобилизации обязан своим генезисом именно этой необычной связи. В результате болезненное преувеличение индивидуализма в идеологической упаковке преобладания прав человека над правами группы соединилось с необходимостью признания приоритетности групповых прав своего народа (своей национальности) и верного служения коллективным интересам (интересам своего народа) в ущерб индивидуальным интересам.

Взятый на вооружение реформаторской командой принцип индивидуализма был по логике вещей несовместим с идеологией этнического коллективизма. Непримиримое противоречие этих принципов немедленно дало о себе знать, как только в странах Балтии, в Грузии, Молдавии начали утверждаться этнократические режимы, несовместимые с правами национальных меньшинств.

Вслед за "вызовами"11, "ресурсами"12, "языками"13 "парадоксы" этнической мобилизации и межэтнической интеграции14 приобретают все более существенное значение и привлекают к себе внимание исследователей.

Речь идет о сложном взаимодействии оригинальных концепций национальных движений, устойчивых мифологем и подвижных новейших идеологем этнического самосознания различных народов с той реальной, порой жесткой и драматичной по своим социально-экономическим последствиям, "реформированной" российской действительностью, с той конкретной этнополитической ситуацией 1990-х годов, которая определяется столкновением интересов "большой политики" и локальных, групповых интересов и формирует довольно сложные ситуации - от критических коллизий до трудного, но все же перспективного движения вперед - для формирования гражданско-политического статуса, экономического, культурного, религиозного развития много- и малочисленных народов РФ.

На пути движения вперед, увы, немало подводных камней, преодоление которых не обходится без парадоксов, вызванных отсутствием, например у тюрок Кавказа, надежного идеологического обеспечения современных национальных движений. Без опоры на науку рождаются спорные теории, складываются сомнительные представления о планах на будущее. Так, например, как отмечает С.М. Червонная, этнические мобилизаторы тюркской части населения Карачая и Балкарии формируют внутренне противоречивые представления о лояльности, согласно которым, с одной стороны - "никто не помышляет о выходе из Российской Федерации", а с другой - внедряется и распространяется этнофобия к некоторым соседним народам ("анти- кабардинский" и "античеркесский" синдром)15.

207

Планируемые итоги этнической мобилизации варьируются в широком диапазоне ждущих своего решения задач - от минимальных ("восстановить наши балкарские районы в Кабардино-Балкарии", "дайте нам возможность избрать нашего, карачаевского президента") до максимальных (создать самостоятельные тюркские республики Северного Кавказа, отделенные и от Черкессии, и от Кабарды).

Положительно оценивая возможность реализации права народов на самоопределение в рамках РФ и даже на их объединение, некоторые лидеры тюркских народов и часть творческой интеллигенции возражают против объединения соседних адыгских народов в некую "Великую Черкесию". Особенно настораживают в этой ситуации еще не публикуемые открыто в печати, но уже обсуждаемые, намеками или прямо, перспективы создания Карачаево-Б ал карской республики, тем более сомнительные, что защитникам этой идеи так или иначе приходится опираться на опыт провозглашения Карачаево-Балкарской республики в краткий период немецко-фашистской оккупации этой зоны Северного Кавказа. И, конечно же, игнорировать этот крайне неблагоприятный исторический контекст, очевидно компрометирующий идею карачаево-балкарского государственного объединения, вряд ли возможно.

Тюркские народы Северного Кавказа расселены на перекрестках торговых путей, проложенных здесь с древности. Этническая мобилизация в ее радикальных формах, ведет не только к изоляционизму. К более опасным последствиям может привести сокращение межэтнических контактов и сферы взаимодействия культур. Блестящий знаток ислама и Востока академик

В.В. Бартольд неоднократно подчеркивал, что "прогресс и упадок отдельных народов объясняются не столько их расовыми свойствами и религиозными верованиями, не столько даже окружающей природой, сколько тем местом, которое они в разные периоды своей исторической жизни занимали в этом общении"16.

Этническая мобилизация тюркских народов Кавказа, пережившая пиковые взлеты и экстремальные ситуации на рубеже 1980-90-х годов и не исчерпавшая своих резервов на всем протяжении последнего десятилетия, пульсирует в поле медленно и трудно формирующейся общероссийской национальной политики, включается в научный дискурс, выступая в различных регионах в качестве конструктивного партнера и опоры российских государственных интересов (в частности, на Кавказе) или, напротив, в роли фрондирующего оппонента, как деструктивная сила.

Важнейшей составной частью теории, идеологии и пропагандистской деятельности этнической мобилизации является расширение социально-генетической памяти народа за счет удревнения его истории17. «Мы стараемся активно пропагандировать те версии этногенеза карачаевцев, - откровенно признается один из лидеров национального движения "Джамагат", - которые утверждают древнее происхождение нашего народа на той земле, которую

• мы считаем исторической родиной. И не приходится удивляться, что при таком селективном подходе к различным "версиям" этногенеза, наиболее подходящими оказываются не те концепции, что подкреплены строгими научными данными, а те, которые ведут как можно дальше вглубь веков. При таком подходе, оказывается, удается заглянуть в такие древнейшие слои балкарского народа, которые относятся "к третьему тысячелетию до н. э.»18.

Селективный подход в сочетании с поисками протопредков в глубине тысячелетий иногда способен сыграть злую шутку с авторами подобных изысканий.

Распределение нынешних симпатий по тем или иным народам, эпохам, событиям, героическим личностям приводит к малоприятным казусам. Так, например, разгром Алании воспринимается нынешней карачаевской интеллигенцией и этническими лидерами "с болью", в то время, как "осознание нашей причастности к золотоордынской историко-культурной традиции становится источником определенной национальной гордости и самоутверждения"19. Здесь, однако, возникает вопрос, как можно гордиться причастностью к завоевателям Золотой Орды, если именно их войска в начале XIII в. разгромили в битве на реке Калке прямых предков карачаевского народа - половцев? Монгольское завоевание на самом деле обернулось для половцев не только огромным бедствием, но и разрушило их общественные системы, изменило традиционное распределение пастбищ, подорвало хозяйственно-экономические основы их жизнедеятельности и в конечном счете - привело к истощению их идентичности20. Половцы оказались в составе Золотой Орды не как "один и тот же народ" с монголами, а напротив, фигурировали в списках завоеванных монголами народов наряду с аланами и черкесами, а также с некоторыми другими народами Поволжья и Древнерусского государства.

Ограничимся лишь одним свидетельством, исчерпывающе характеризующим взаимоотношения между монголами и половцами на примере битвы на Калке в 1222-1223 гг., окончившейся поражением объединенных сил русских и половцев от войск Джебе и Субедея.

Упомянутая в рассказе у Ибн ал-Асира и Рашид ад-Дина идеологема: "Мы и вы - один народ" - это всего лишь дипломатический прием монгольских завоевателей. Аналогичным образом, по принципу "разделяй и властвуй", монголы пытались (и ни без успеха) поступить и перед битвой на Калке с тем, чтобы расчленить объединенные силы русских и половцев. Поведение половцев до этой битвы и после поражения доказывает, что для половцев монголы были не "одним народом", а злейшими врагами, более опасными и непримиримыми, чем народы Северного Кавказа и Киевской Руси. Половцы вынуждены, были спасаться не от алан и русских, а от монгольских завоевателей.

Творцы идеологии мобилизованной этничности пытаются не только удревнить историю и религию своего народа, но и присвоить своему народу как можно больше культурных героев, золотых эпох, замечательных событий, культурных черт и научных достижений. И в этом смысле этнические мобилизаторы мало чем отлича-

209

ются от создателей национальных историй в европейских странах. Так, например, "американцы, - по словам американского историка Г.С. Коммаджера, - снабдили себя большим историческим прошлым, в котором были одни герои и победы, - прошлым, служившим прологом Восходящей Славы Америки"22.

Тюркские народы Северного Кавказа и частично Поволжья порой пытаются отнести время обретения ислама на несколько веков глубже, по сравнению с реальным временем исламизации. У ряда финно-угорских народов создатели идеологии "национального возрождения" идут другим путем и, отказываясь от позднеприобре- тенного православия, возвращаются к дохристианскому язычеству. Прорыв сквозь толщу православия означает восстановление исконной конфессиональной идентичности.

В этом углублении в шахту древности, бесспорно, есть рациональное зерно, свой смысл и своя историко-культурная логика. "Интерес и уважение к прошлому, - как показал анализ исторической науки и деятельности исторических центров в США, - свойственны любому народу, чей коллективный прожитый опыт - необходимое условие его существования и дальнейшего развития"23. Не случайно национальные историки в бывших союзных республиках, а ныне в независимых государствах переписывают истории своих народов по сценариям, отвечающим задачам идейно-политического обоснования процессов формирования национальных госу-

24

дарств .

Для того чтобы чувствовать себя уверенно в настоящем и строить будущее, необходимо опираться на культурный фундамент, возведенный в прошлом. Нужна высокая культура преемственности поколений, наполненная глубокой традицией формирования и функционирования собственной идентичности. И чем богаче раскопки, чем больше мы находим элементов триады - этничность, религия и государственность, тем легче обосновывать свои национальные приоритеты. Но наши недостатки - продолжение наших достоинств.

Археологические раскопки в идеологических завалах прошлых времен бесспорно согревают душу и даже зовут вперед. Но, к сожалению, они редко указывают путь в будущее и еще реже определяют цели, к достижению которых надо стремиться. Для конструктивного создания будущего, видимо, надо идти не с душой, оглядывающейся назад, а с головой, наполненной вдохновляющими идеями и целесообразными проектами.

"Национальное сознание, - как веровал П.Б. Струве, автор ряда работ о переломных периодах истории России, - обязано оценивать и судить вещи и факты прошлого, сопоставлять их с настоящим и творчески освещать ими будущее. В этом главное призвание национального сознания и всех его деятелей"25.

Между тем, судя по многочисленным программным документам национальных движений, мало отличающихся друг от друга, у идеологов этнической мобилизации, хорошо вооруженных мифами и легендами прошлого, ощущается острейший дефицит знания настоящего и весьма туманное представление о будущем.

Для того чтобы идеология и практика этнической мобилизации были привлекательными, как товар, для широких масс, а деятельность лидеров мобилизации полезной и продуктивной подобно сногсшибательному лозунгу "Голосуй, или проиграешь!", надо, видимо, не ограничиваться только про

• пагандой сопричастности, но и призывать широкие социальные слои к сотворчеству. Однако, как показали этносоциологические исследования, именно социальная и демографическая базы оказались наиболее слабым звеном этнической мобилизации. Этнической и конфессиональной символики, извлеченной из пронафталиненных сундуков, оказалось явно недостаточно

для того, чтобы этническая идентичность и этническая мобилизация подпитывались и подкреплялись осознанием общих целей и задач, готовностью их добиться, в том числе путем принесения в жертву этническому коллективизму таких либеральных ценностей, как индивидуализм.

Хирургическое вмешательство в хронологические таблицы не проходит бесследно. Преследуемая при этом цель - удревнение одних, преимущественно позитивных, и "омоложения" других дат сказывается негативно не только на межнациональных отношениях, но и подрывает хрупкую стабильность, которую никак не могут укрепить нынешние власти. Сокращение времени пребывания народов Северного Кавказа в составе России подогревает этническое самосознание и одновременно тормозит формированйе общегражданского самосознания, без которого нет пути к заявленному гражданскому обществу.

Парадокс удревнения национальной истории и сокращения пребывания якобы не в своей государственности состоит в том, что священная энергия памяти канализируется в сторону решения не вопросов культурного развития своего народа, а собственных политических задач.

В программных документах национальных движений заложена огромная разрушительная сила, направленная на преодоление исторических несправедливостей. Однако в них мало планов на будущее. В редкой программе можно найти призывы, прозвучавшие в начале XX в.: "Подняться над этнографическими основаниями народного единства!". Идеологи этнической мобилизации не только не забегают вперед, но, похоже, даже не заглядывают в будущее. Между тем, развивающаяся этничность предполагает преемственность не только между прошлым и настоящим, но и между настоящим и будущим.

Парадокс нынешней ситуации заключается в том, что обретенная в результате реформ свобода нации оборачивается свободой от нации, в том числе "свободой" от присущего нации стремления к истинности и правдивости.