Субъективная сторона этнического бытия

По Смиту, объективные факторы - численность населения, экономические ресурсы, системы коммуникации и бюрократической централизации - играют важную роль в создании среды для этноса, но сами по себе они мало говорят об отличительных качествах этнической общности.

Как он считает, более продуктивно посмотреть на “субъективные” моменты человеческого взаимодействия. Оставляя в стороне эфемерные, мимолетные явления - коллективные чувства, волю, - необходимо сосредоточиться на более постоянных, которые запечатлеваются в искусстве, языке, науке, юридических кодах и т.д. Речь идет о символах, мифах, памяти и ценностях.
Он доказывает, что “ядро” этничности, как она отражается в исторических записях и обусловливает индивидуальный опыт, заключается именно в этих компонентах культуры. Чтобы объяснить специфические качества и историческую устойчивость отдельных этносов, надо смотреть на природу (форму и содержание) их мифов и символов, историческую память и центральные ценности, механизмы их распространения и передачи будущим поколениям7. Сам этнос Смит определяет как “общность людей, имеющую имя, разделяющую мифы о предках, имеющую совместную историю и культуру, ассоциированную со специфической территорией и обладающую чувством солидарности”8. В этом определении не упоминается ни единая хозяйственная жизнь, ни общая юрисдикция, ни даже владение определенной территорией. Важнее не само обладание участком земли, а тот символический смысл, который земля имеет для связанного с ней народа. Этническая родина - это место, где располагаются священные центры и куда совершаются паломничества (хотя бы просто в памяти и молитвах)
Кум и Мешхед в Иране, Эчмиадзин в Армении и т.д. Ощущается некий симбиоз между человеческим коллективом и его территорией.
В случае утраты родной земли тоска по ней и стремление возвратить ее поддерживает этнические чувства. Для этнического самосознания необходимо и внешнее признание ассоциации данного народа с его территорией, даже если такое признание не влечет за собой немедленных политических последствий. Многие автономистские движения добиваются для представляемого ими населения статуса автохтонного.
Исторический миф указывает на происхождение группы, пути, приведшие к ее современному состоянию, а также толкует ее будущее. Он отвечает на вопросы: “Кто мы? Откуда мы пришли? Что уготовлено для нас судьбой?” Миф объясняет причины сходства членов общности тем, что у всех у них единые предки. Уже сам его сюжет выделяет и называет группу людей, о которой повествует. Форма мифа и его отдельные сюжеты регулярно повторяются у народов мира. Это повествование о происхождении в пространстве и во времени, о прародителях и родословной, о миграции, о “золотом веке”, об упадке или ссылке, которые неизбежно сменятся возрождением. Отдельные мифы обобщаются, сплавляются, систематизируются и в конечном итоге кодифицируются уже национальной интеллигенцией в современную эпоху.
Под общностью культуры Смит понимает не комплекс черт, выделяемых посторонним исследователем. Это культура, неразрывная с повседневным опытом группы и способами интерпретации этого опыта. Особое место в ней занимают этнические символы. Символ указывает на этническую общность, j олицетворяет ее. Конкретное содержание символа может быть | самым разнообразным - от элемента одежды, жеста, до : архитектурного стиля или особенности технологии. Главное, чтобы он недвусмысленным образом мог быть отнесен к коллективу людей, понимаем как самим коллективом, так и взаимодействующими с ним людьми.
Хотя Смит и заявляет, что исследует четверку “миф, символ, память и ценности”, на самом деле он концентрируется лишь на первых двух компонентах и почти не обращается собственно к “памяти” и “ценностям”. Я думаю, что это не случайно. Память этнической общности о прошлом тесно связана с мифом, конечно, в

самом широком его понимании. К нему относятся и обыденные представления об истории, а порой и национальная историография. Поэтому понятие “памяти” оказывается излишним. Оно у Смита скорее образ, чем аналитическое средство. Ценности же не стали специальным предметом изучения, возможно, из-за затруднений с их объективацией, вычленением их из системы поведения. Требует обоснования и возможность самого существования этнических ценностей, общих для всей группы (в таком случае они способны трансформироваться в этнический символ, например, ценность гостеприимства в отдельных культурах).
По-моему, категорий “миф” и “символ” достаточно для определения этнического феномена. Смит сам использует понятие “комплекс мифов и символов”. Именно он, а не отдельные мифы и символы, характеризует своеобразие этнической общности. При подвижности отдельных своих компонентов этот комплекс обладает значительной устойчивостью. Он определяет общий стиль этнической культуры и делает ее узнаваемой, кристаллизуется на протяжении нескольких поколений в священных текстах и языках, религиозных святынях и могилах, стилях одежды, искусства и архитектуры, музыке, поэзии, танце, юридических кодах, городской планировке, формах иерархии (гражданской, военной и религиозной), способах ведения войны и производственных технологиях.

Автор хорошо показывает это на примере Ирана, пережившего не просто смену государств на своей территории, но и смену религий - этого ядра духовного опыта. Иранская культура сохранила свою определенность, скорее приспосабливая к себе политические нововведения, чем трансформируясь под их влиянием.
Понятие стиля (формы) допускает уже собственно культурологический анализ - он запечатлен, овеществлен в предметах, может быть прослежен на протяжении длительного периода. Но в этом и его слабость с точки зрения анализа этнических явлений. Стиль может идентифицироваться с определенным регионом, но он еще ничего не говорит об этническом составе населения этого региона. Описание преемственности культурных стилей не позволяет сделать вывод об устойчивости этнического самосознания, а именно такова задача Э.Смита. Мифы и символы принадлежат одновременно миру культуры и сфере самосознания, в них заключено

объективированное сознание. Указывая на группу и объясняя ее историю, они предполагают, что группа выделяет себя из своего окружения. То же самое нельзя сказать о стиле - это уже собственно явление культуры. Оно может вообще не соотноситься с сознанием, характеризовать несколько имеющих совершенно отличное сознание групп или, наоборот, принадлежать лишь части общности, которая считает себя единой. В определенном смысле здесь Смит отступает от своего определения культуры как значимой для самих ее носителей. Положение, что культурные формы могут быть идентифицированы с этносом, проблематично с точки зрения современной культурной антропологии.
Предупреждая эту критику, Смит вводит понятие “этническая категория” для обозначения группы людей с явно выраженными культурными особенностями, но о чьем самосознании мы не можем ничего однозначно сказать. Если возможно доказать, что этническая категория ощущает себя как нечто целое и демонстрирует чувство солидарности хотя бы в экстремальных ситуациях, то перед нами - уже этническая общность. Не берясь утверждать, что этнические общности всегда существовали в человеческой истории или что они были главной формой социально-культурной организации, английский историк стремится показать, что этничность оставалась возможной моделью такой организации с начала третьего тысячелетия до нашей эры вплоть до наших дней.
Древним и средневековым этносам свойственны этноцентризм (ощущение своей культурной уникальности и чувство превосходства по отношению к другим народам) и этницизм - форма коллективной активности в защиту этноса. Примечательно то упорство, с каким покоренные народы продолжают придерживаться своих богов и обычаев. Движения этнического сопротивления и обновления рождаются в ответ на угрозу извне или опасность деградации культуры изнутри. Они преследуют цель возвратить утраченную территорию (например, стремление изгнать англичан и их бургундских союзников из Франции, каталонская Реконкиста и т.д.), восстановить прерванную генеалогическую линию или добиться культурного обновления. В последнем случае движение не ограничивается правящим домом или знатью и может затрагивать всю общину, как сопротивление древних евреев процессу эллинизации, выразившееся в восстании Маккавеев.

Движение этницизма активизируется благодаря “мифомотору” - конституирующему мифу общности. Термин “мифомотор” был введен де Виньясом и разработан Дж. Армстронгом9. Мифомотор бывает как династическим, связанным с правителем и его окружением, так и общинным, оправдывающим особую миссию всей группы. В первом случае мифомотор является политическим если не по своей форме, то по крайней мере по своим намерениям (миф франков при Меровингах и Каролингах о своем троянском происхождении, оправдывавший правление над романизированным населением). Общинный мифомотор может также иметь политическую форму - гражданский патриотизм древнегреческих городов. Персидское вторжение превратило латентный эллинский этноцентризм в открытое политико-культурное движение. В своем священном мифомоторе армяне видят себя как избранный народ, своих героев представляют как ветхозаветных воинов и как бы разделяют роль Древнего Израиля (интересно, что в последние годы, во время конфронтации с Азербайджаном, этот образ опять ожил, хотя аналогия проводится уже с современным Израилем, находящимся во враждебном мусульманском окружении. - В.К.). Ирландцы после покорения англичанами представляли себя и свою страну как святой остров католицизма в океане протестантизма и материализма. В России произошло смешение династического и общинного мифомотора. Священная власть царя как наследника византийского императора сочеталась с миссией всего православного народа. К этому мифу добавился также военно-автократический, перенятый у Киевской Руси, - оправдание власти постоянной войной против степных народов.
“Без мифомотора группа не может определить себя для своих членов и посторонних и не может производить или направлять коллективное действие10. Подразделение мифомотора на династический и общинный соответствует в теории Э.Смита двум типам этноса в досовременную эпоху. Это центральное положение его концепции “этнических корней нации”.

<< | >>

↑

Источник: А.И. Миллер. Нация и национализм. 1999

Еще по теме Субъективная сторона этнического бытия:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -