СРАВНЕНИЕ ТРЕХ ВЗГЛЯДОВ НА ВЛАСТЬ

Достоинства учета принятий решений или одно мерного взгляда очевидны и неоднократно отмеча

лись: благодаря этому подходу, снова говоря словами Мерельмана, плюралисты «изучали актуальное поведение, акцентировали операционные определения и собирали факты» (Merelman 1968а: 451).

Двумерный взгляд открывает некоторую возможность такого выявления, что само по себе уже является значительным шагом вперед, однако он ограничивается изучением ситуаций, когда мобилизация пристрастий может быть обнаружена в случае принятия индивидами решений, которые имеют своим следствием исключение поддающегося наблюдению недовольства (явного или скрытого) из рассмотрения в ходе политического процесса. Я думаю, что это по большей части связано со слабостью и неадекватностью того анализа бедности, расовых и политических проблем в Балтиморе, кото рый предложили Бахрах и Барац. Все, чего они в данном случае достигли, это описание различных решений, принимаемых мэром и ведущими бизнес-структурами, целью которых было не допустить, чтобы только еще созревающие требования черных балтиморцев стали политически опасными проблемами — посредством произведения определенных назначений, создания специальных рабочих групп для смягчения проблем бедности, поддержания определенных программ социального обеспечения и проч., — а также описание того, как черные добились доступа в политическое пространство благодаря открытой борьбе, включая массовые беспорядки. Этот анализ является поверхностным именно потому, что он ограничивается рассмотрением индивидуальных решений, принятых с целью предотвратить превращение потенциально опасных требований в политические. Более глубокий анализ также должен был бы быть направлен на рассмотрение всех тех сложных и едва различимых способов, благодаря которым бездействие руководителей и просто влиятельность институтов — политических, промышленных и образовательных—столь долгое время не допускали черных в политическое пространство Балтимора; и более того, долгое время блокировали даже попытки с их стороны в это пространство пробиться.

Трехмерный взгляд позволяет проводить такого рода анализ. Другими словами, он открывает перспективу серьезного социологического, а не только субъективного объяснения, каким образом политические системы препятствуют тому, чтобы требования становились политическими проблемами, или даже тому, чтобы они просто были заявлены. И здесь мы сталкиваемся с классическим возражением плюралистов: как мы это можем изучать, а тем более объяснять? Полсби пишет:

Говорят, что отсутствие события может быть более значимым для политического процесса, чем те события, которые имеют политическое значение. Такого рода заявления по-своему убедительны и достойны внимания, однако они создают непреодолимые препятствия для исследования. Мы очень быстро и глубоко увязнем, если согласимся с тем, что не-события гораздо более важны, чем события, и будем выяснять, какие именно не-события следует считать наиболее значимыми для сообщества. Разумеется, не все. Для каждого происходящего события (неважно, как его определять) должно быть бесконечное число альтернатив. И тогда какие не-события следует рассматривать как значимые? Один из удовлетвори тельных ответов на этот вопрос может быть таким: результаты, которые достигнуты не были, но которых желало значительное число акторов в сообществе. Если стремление к этим результатам каким-то образом обнаруживается членами сообщества, тогда есть основания ожидать, что использованный в Нью-Хейвене исследовательский метод даст результаты. Всецело неудовлетворительный ответ: некоторые не-события, избранные внешними наблюдателями без всякой привязки к устремлениям или деятельности членов сообщества. Такой ответ неудовлетворителен, потому что негоже внешним наблюдателям выбирать среди всех возможных, но не достигнутых результатов такие, которые они считают важными, а члены сообщества — нет. Подобный подход ставит под сомнение результаты исследования... (Polsby 1963: 96-97)

Так же и Волфинджер замечает, что «бесконечное многообразие возможных не-решений... указывает на приемлемость этой идеи для разных идеологических перспектив» (Wolfinger 1971а: 1078). Более того, допустим, что мы создали «теорию политических интересов и рационального поведения», описывающую, как люди, будучи предоставленными самим себе, будут вести себя в определенных ситуациях, а затем мы используем эту теорию для того, чтобы подтвердить идею, что если люди не ведут себя соответствующим образом, значит, это следствие осуществления власти. В таком слу чае, говорит Волфинджер, мы не можем сделать выбор между двумя возможностями: или здесь налицо осуществление власти, или неверна теория (р. 1078).

Первое, что можно сказать в противовес этим очевидно сильным аргументам: здесь мы имеем дело со сдвигом от методологической трудности к сущностному утверждению. Из того, что трудно и даже невозможно показать, что в определенной ситуации имело место осуществление власти, никоим образом не следует, что такого осуществления власти не было. Но — и это более важно — я не думаю, что невозможно выявить такого рода осуществление власти.

Что такое осуществление власти? Что значит осуществлять власть? Более внимательный взгляд обнаруживает, что выражение «осуществление власти» (или «осуществлять власть») содержит в себе по крайней мере два проблематичных момента.

Прежде всего, в обычном употреблении оно несет в себе вдвойне неудачную коннотацию: порой считается, что осуществление власти является одновременно индивидуалистическим и интенциональным, то есть имеется в виду, что это дело индивидов, сознательно действующих ради оказания влияния на других. Некоторые затрудняются говорить об «осуществлении» власти группами, институтами или коллективами, а также о том, что индивиды или коллективы делают это бессознательно. Это интересный пример присутствия в нашем языке индивидуалистических и интенциональ- ных представлений, но само по себе это не значит, что мы должны разделять эти представления. Далее я предлагаю отказаться от таких представлений и говорить об осуществлении власти либо индивидами, либо группами, институтами и т.п., а также либо сознательно, либо нет. Негативное обоснование такого употребления выражения «осуществлять власть» (the exercise of power) состоит в том, что у нас нет другого подходящего слова (английское exert несколько отличается от exercise); ниже я изложу позитивное обоснование.

Другой проблематичный момент, связанный с выражением «осуществлять власть», состоит в том, что оно скрывает интересную и важную двойственность. Я ссылался выше на определение, данное Далем: А заставляет В делать нечто, чего тот иначе не сделал бы. Однако это слишком простое определение.

Предположим, что А может обычно воздействовать на В. Это значит предположить, что на фоне того, что можно назвать обычной ситуацией, если А совершает ж, он заставляет В сделать нечто, чего тот иначе не сделал бы. Предположим, однако, что то же самое справедливо и по отношению к А1. Он тоже обычно может воздействовать на В: его действие—у — тоже является достаточным для того, чтобы заставить В сделать нечто, чего тот иначе не сделал бы. А теперь предположим, что АиА1 действуют в отношении В одновременно и By соответственно, изменяет свои действия. В данном случае ясно, что действия В оказываются сверхдетерминированными: и А, и А1 воздействуют на В, «осуществляя власть», но результат является таким же, как если бы воздействовал лишь один из них. И здесь бессмысленно спрашивать, кто из них достиг результата, то есть кто добился изменений в действиях В: оба добились. Они оба в каком-то смысле «осуществили власть», то есть власть, достаточную для достижения результата, однако невозможно сказать, что кто-то из них добился результата. Назовем такое «осуществление власти» оперативным.

Сравним этот случай с другим случаем, когда А добился результата: то есть на фоне обычной ситуации А> совершив Ху действительно заставил В сделать то, что тот иначе не сделал бы. Здесь х является вмешивающейся причиной, которая нарушает обычное течение событий, — по сравнению с первым случаем сверхдетерминации, когда гипотетически налицо два достаточных вмешивающихся условия, так что ни об одном нельзя сказать как о причине достижения результата просто в силу присутствия другого: там обычное те чение событий нарушено присутствием другого достаточного вмешивающегося условия. Здесь же, напротив, можно сказать, что вмешательство А было причиной достижения результата. Назовем такое «осуществление власти» эффективным.

(Здесь уместно ввести и другое различие, касающееся того, какого результата достиг А. А хочет, чтобы В сделал нечто определенное, но, осуществляя над ним эффективную власть, он может достигать этого самими разными способами. Только в том случае, когда изменение в действиях В соответствует желаниям А, то есть когда А обеспечивает согласие со стороны В, мы можем собственно говорить о результативном осуществлении власти: здесь «воздействие» становится «контролем». И именно этот случай результативного осуществления власти, то есть обеспечения согласия, является предметом исключительного внимания Бахраха и Бараца. Результативное осуществление власти можно рассматривать как подвид эффективного осуществления власти, хотя можно сказать, что если оперативное осуществление власти имеет своим результатом согласие, мы также имеем дело с [недетерминированной] формой ее результативного осуществления).

Теперь мы можем обратиться к анализу того, что же именно позволяет нам обнаружить осуществление власти.

Я не вижу причин, почему эти утверждения не могут быть в принципе подтверждены, хотя и не считаю это легким делом. Для того чтобы это сделать, нужно, конечно, пойти гораздо глубже по сравнению с теми вариантами анализа власти, которые существуют в современной политической науке и социологии. К счастью, книга Мэтью Кренсона «He-политика загрязнения воздуха: исследование непринятия решений в городах» (Crenson 1971) представляет собой хороший пример того, как можно двигаться к выполнению поставленной задачи. Теоретический подход этой книги, можно сказать, занимает пограничное положение между двумерным и трехмерным взглядами на власть, и, по моему мнению, это серьезная попытка эмпирически применить первый взгляд наряду с некоторыми элементами второго. А потому эта книга представляет собой теоретический прорыв в эмпирическом изучении властных отношений.

В книге содержится явная попытка найти способ объяснения «вещей, которые не происходят», исходя из идеи, что «подлинным объектом исследования является не политическая деятельность, а политическое бездействие» (p. vii, 26). Автор спрашивает, почему в одних американских городах вопрос о загрязнении воздуха был поставлен раньше и решался эффективнее, чем в других. Другими словами, его целью является «выявить. .. почему многие города в Соединенных Штатах не сделали политический вопрос о загрязнении воздуха насущной проблемой» (p. vii) и тем самым пролить свет на характер местных политических систем — в особенности с точки зрения их «прозрачности». Сначала он показывает, что различия в отношении к вопросу загрязнения можно свести к разнице в уровне загрязнения или к социальным характеристикам населения города. Затем он подробно исследует два города в Индиане, которые расположены рядом, одинаково загрязнены и имеют схожее по своим характеристикам население. Один из них, Восточный Чикаго, занялся очищением своего воздуха в 1949 году, тогда как другой, Гэри, только в 1962 году. Говоря кратко, объяснение Кренсоном разницы состоит в следующем: Гэри—город с одной до- минирующей компанией (US Steel) и с хорошо организованной партийной структурой, тогда как в Восточном Чикаго в тот момент, когда был введен контроль за загрязнением воздуха, было несколько сталелитейных компаний и не было сильной партийной структуры.

Автор показывает (приводя убедительные детали), что компания US Steel которая построила город и была ответственна за его процветание, долгое время эффективно препятствовала тому, чтобы вопрос о загрязнении воздуха просто возник, используя свою репутацию для предотвращения вполне ожидаемых реакций; затем в течение ряда лет она сопротивлялась попыткам поднять этот вопрос и оказала решающее влияние на содержание тех мер против загрязнения, которые в конце концов были приняты. Более того, компания делала все это за пределами политического пространства. «Для власти сама ее репутация, без всякой под- держки посредством действий власти», была «достаточна, чтобы препятствовать возникновению вопроса о загрязнении воздуха» (р. 124); и когда этот вопрос наконец возник (в значительной мере из-за угрозы вмешательства со стороны федеральной власти или власти штата), «US Steel оказала влияние на содержание мер против загрязнения, не предпринимая никаких специальных действий, и таким образом проигнорировала мнение плюралистов, согласно которому политическая власть принадлежит политическим акторам» (р. 69- 70). Как считает Кренсон, US Steel оказывала влияние «из тех точек, которые находятся за пределами наблюдаемого политического поведения... Хотя корпорация редко непосредственно вмешивалась в дискуссии по вопросу о загрязнении окружающей среды, которую вели те, кто определяет городскую политику, она тем не менее смогла воздействовать на масштаб и направление этой дискуссии» (р. 107). Он пишет:

Активисты, выступавшие за антиполлюционные меры в Гэри, долго не могли заставить US Steel занять ясную позицию. Один из них, вспоминая те мрачные времена, когда велась дискуссия по поводу загрязнения воздуха, говорил об уклончивости крупнейшей индустриальной корпорации города как о решающем факторе, не позволившем на раннем этапе дискуссии ввести соответствующие меры контроля за загрязнением. Представители компании, говорил он, лишь сочувственно кивали «и соглашались с тем, что загрязнение ужасное, и гладили вас по голове. Но они никогда ничего не делали. И ТОЛЬКО если бы началась борьба, что-нибудь могло бы сдвинуться с места!». То, чего US Steel не делала, было, возможно, более важным для всей истории с загрязнением в Гэри, чем то, что она делала (р. 76-77).

Затем автор переходит от подробного рассмотрения этих двух случаев к сравнительному анализу данных, собранных в ходе интервью с политическими лидерами из 51 города; целью интервью была проверка гипотезы, возникшей в ходе изучения этих частных случаев. Кратко говоря, его вывод заключался в том, что «вопрос о загрязнении воздуха с трудом привлекает достаточное внимание в тех городах, где промышленность обладает особой репутацией в глазах власти» (р. 145), и что «там, где промышленность молчит о загрязнении воздуха, у вопроса о мерах по борьбе с загрязнением шансы на присутствие в повестке резко снижаются» (р. 124). Кроме того, сильная и влиятельная партийная организация также препятствует повышению внимания к вопросу о загрязнении, поскольку требование чистого воздуха вряд ли способно принести особую выгоду американским партийным машинам,—хотя там, где у промышленности высокая репутация, сильная партия увеличивает шансы на сохранение в повестке вопроса о загрязнении, поскольку она будет стремиться приобрести влияние, которым пользуется промышленность. В целом Кренсон убедительно показывает, что вопрос о контроле над загрязнением воздуха является хорошим примером коллективного блага, специфические издержки которого связаны с промышленностью: таким образом, сопротивление последней будет сильным, если его поддержка относительно слаба, поскольку выгода от решения этого вопроса является рассеянной и не привлекает внимания партийных лидеров, озабоченных своим влиянием. Более того, Кренсон обращает внимание на очень интересную вещь (вопреки плюралистам): политические проблемы взаимосвязаны, и таким образом одни коллективные проблемы активизируют другие коллективные проблемы, и наоборот. Так, «продвигая один вопрос из политической повестки, гражданские активисты могут достичь успеха в продвижении других проблем» (р. 170):

там, где бизнес и промышленное развитие являются предметом локальной озабоченности, проблема загрязнения воздуха игнорируется. Выдвижение на первый план одной проблемы приводит к вытеснению другой на второй план, и подобная взаимосвязь ставит под вопрос мнение плюралистов, что различные политические проблемы возникают и утрачивают значимость независимо друг от друга (р. 165).

Общая идея Кренсона состоит в том, что существуют «политически установленные ограничения на область принятия решений», так что «деятельность по принятию решений канализируется и направляется посредством процесса непринятия решений» (р. 178). Иными словами, плюрализм не является «гарантией политической открытости или народного суверенитета»; ни изучение процесса принятия решений, ни существование «видимого многообразия» ничего не скажут нам о «тех группах и проблемах, которые могут быть не допущены в политическую жизнь города» (р. 181).

Я сказал выше, что теоретическая установка анализа Кренсона располагается между двумерным и трехмерным взглядами на власть. С одной стороны, это двумерное изучение непринятия решений в духе Бахраха и Бараца. С другой стороны, он идет дальше той позиции, которая обозначена в их книге, в трех отношениях. Во-первых, он не интерпретирует непринятие решений бихевиоралистски — как то, что обнаруживается только в решениях (отсюда акцент на неделании: «то, чего US Steel не делала...»). Во-вторых, его интерпретация не является индивидуалистской и включает в себя институциональную власть21. В-третьих, он рас- сматривает вопрос о том, каким образом осуществление такой власти имеет следствием то, что определенные требования вообще не возникают: так,

местные политические формы и практики могут даже подавлять способность граждан трансформировать некое рассеянное несогласие в ясно выраженное требование. Короче говоря, в политических институтах существует нечто вроде неартикулированной идеологии, причем даже в тех институтах, которые кажутся наиболее открытыми, гибкими и ничем не связанными. Это идеология в том смысле, что она побуждает к выборочному восприятию и выражению социальных проблем и конфликтов... (р. 23). у

И таким образом «локальные политические институты и политические лидеры могут... в значительной степени контролировать то, о чем люди заботятся и насколько сильно они выражают свою озабоченность» (р. 27): ограничение сферы принятия решений может «останавливать рост политического сознания в местном обществе», препятствуя распространению мнений меньшинства за пределами меньшинства и лишая «меньшинство возможности превратиться в большинство» (р. 180-181).

Анализ Кренсона является впечатляющим, потому что он отвечает двойному требованию, о котором говорилось выше: есть все основания ожидать, что при других равных условиях люди не отравятся (имея в ви- ду, в частности, что контроль за загрязнением не обязательно означает безработицу) — даже если они и не артикулировали это предпочтение; и есть веские доказательства того, что институты, конкретно US Steely в основном посредством уклонения от действий, воспрепятствуют тому, чтобы стремление людей не быть отравленными превратилось в действие (хотя другие факторы, институциональные и идеологические, требуют более полного объяснения). Таким образом, оказываются обоснованными как соответствующая контрфактичность, так и обнаружение механизма власти.