3. Сленгизмы в двуязычной родственной и неродственной этносреде
Известное дело, «психологическая потребность молодого поколения в экспрессии, силе, напоре, энергетике актуальна всегда и в каждую эпоху находит свое собственное вербальное выражение» [Журавлев 2009: 154].
Так сталось и со сленгизмом фирма (в значении «крепко, надежно»): время потушило в нем былую яркость, и на его месте не преминули появиться его синонимы: железно, атомно, а в наши дни и круто. Что и говорить, молодежным сленгизмам противопоказано качество стертого пятака, постоянное обновление лексики есть суть самой жизни молодежного сленга. Но в двуязычной молодежной среде сленгизмы ведут себя неодинаково. Так, в условиях близкородственного двуязычия (например, белорусско-русского), «в мо- лодежно-жаргонной лексике используются не только переосмысленные русские общеупотребительные лексемы, но, в силу интерференции, в нее проникают и белорусские слова, как литературные, так и диалектные (пеунік — учитель пения; качка, вавёрка.ровар —двой ка; хлапец — парень; пілаваць — уходить; шканды- баць — идти; скакацъ —танцевать; ёлуп(ень) —глупец; мыза — лицо; шкарпэтка — рот и т. п.), которые, естественно, относятся также к узким жаргонизмам» [Лапова 1990: 43]. При этом, «если некоторые узкие жаргонизмы, возникнув в одном коллективе, постепенно могут расширять сферу употребления, то жаргонизмы, порожденные интерференцией, как правило, ограничиваются узкими рамками использования» [там же]. Но по-иному создаются сленгизмы в условиях неродственного двуязычия. Так, длительное историческое сосуществование в Поволжском регионе двух дружественных народов — русского и марийского — наложило взаимный отпечаток на их речевые, культурные и бытовые отношения: процесс интерференции затронул и молодежную неформальную речь. И вот уже марийское существительное керемет («чёрт, нечистая сила») отозвалось в русской речи жаргонными дериватами кереме- тина («нехороший человек») и кереметэл (с тем же значением), созданного на основе контаминации марийского керемет и английского metal.
А марийское словосочетание пеги сай («очень хорошо», «отменно») модифицировалось в шутливое русское предикативное наречие пешсайно (с тем же значением). Именно в русско-марийской молодежной среде было создано своеобразно спародированное наречие тудемын-сюдемын («туда-сюда»); таков и жаргонный субстантив кушто-пашаште («неопрятный, безвкусно одетый человек»). Места увеселения молодежи (вечеринки, дискотеки) тоже получили свои вторые наименования: могай-пати и шокшо-пати (в значении «деревенская дискотека») как результат иронической контаминации слов — марийских могай («какой»), шокгио («горячо, жарко») и английского party («вечеринка»). А иногда в вокабуляре русскоязычного населения оказываются, казалось бы, случайные, но необычные на слух слова, растиражированные региональными средствами массовой информации. Именно к таким следует отнести «Шокгио» — название некогда популярного сатирического тележурнала — местного варианта центрального «Фитиля» (с уже упоминавшимся значением «горячо, жарко») и название другого марийского сатирического журнала — «Пачемыш» (по-марийски пачемыш —«оса»). В результате народного переосмысления данных наименований появились интержаргонные фраземы типа вставить шокгио кому-либо («устроить разнос, выволочку по какому-либо поводу») и молодежного присловья Пачемыш я знай? (в значении «почему я должен знать?» и «откуда я знаю?») [Липатов, Журавлев 2009]. И еще несколько новых сленгизмов, вошедших в Региональный словарь русской субстандартной лексики: кереметистый — «нехороший, вредный (о человеке)», паренге-фри — «жареная картошка» (марийск. парен- ге — «картошка»), подружок-пеледыш — «молодой паренек из хиппи» (хиппи — как известно, «дети цветов», а марийск. пеледыш — «цветок») [Журавлев 2009: 152].