Позиция современности, как было нами показано, несет с собой некое историческое предпонимание. Будем, однако, точны: перед нами не просто современность, а глобализирующаяся современность. Спрашивается, проясняет ли этот глобалистский гул истории данную методологическую позицию, добавляет ли он понимания в указанное пред- понимание.
Вряд ли, ситуация скорее запутывается, чем проясняется. Глобализация, через которую идет к нам будущее, многих настораживает и даже пугает. Для них она — непременный и уже зримый (реально переживаемый, беспокоящий) компонент того «шока от будущего» (future shock), о котором в свое время (1970) писал Э. Тоффлер. И в самом деле, вместо реализации самых светлых желаний и надежд — полная неопределенность, идентификационная сумятица, негарантированность всего и вся, включая личную безопасность, саму жизнь. Глобализация поэтому воспринимается сегодня как глобальный вызов. И он действительно налицо. Но прежде чем продолжить разговор о «вызовном» характере глобализации, необходимо ответить на вопрос, что же это за явление, или феномен, как любят выражаться профессионалы. О глобализации многое уже сказано и написано302, но ясности в ее понимании как не было, так и нет. Более того, множащиеся точки зрения явно утяжеляют проблему. Проблему комплексную, междисциплинарную и оттого такую «упрямую». Начнем с того, что природы (сущности) глобализации не понять без ответа на вопрос о ее происхождении, о времени начала данного процесса. Однозначности относительно этого начала нет — дискуссии продолжаются. Вот что, например, говорят нам историки, собранные профессором А. Г. Хопкинсом (тоже, кстати, историком) из Техасского университета (Остин, США) под проект «Глобализация в мировой истории» (2002). Глобализация, оказывается, — «старая новость» и далеко не только западная. В ее историческом бытии авторы различают архаическую, прототипную (proto), модерную и постколониаль- ную ступени303. Архаическая глобализация охватывает собой доиндус- триальную эпоху, глобализационные сети (networks) в ней создавали короли и воители, искавшие богатства и славы в чужих землях, религиозные странники и пилигримы, открывавшие знаки божественного («своего Бога») присутствия в дальних странах и пределах, торговцы и разные искатели приключений. Протоглобализация приходится на время между XVI и XVIII веками (Европа, Азия, частично Африка), отмеченное распадом старых и созданием новых государственных систем, дальнейшим ростом финансов, услуг и материального производства. Модерная глобализация (период после XVIII в.) связана с возникновением суверенных национальных государств (часто разраставшихся до империй), с индустриализацией и колонизацией. Что касается пост- колониальной глобализации, то это ее современная форма, условно датируемая с середины XX столетия. Она включает в себя появление надтерриториальных (supra-territorial) организаций, новых форм региональной кооперации и транснациональной интеграции. Подобные периодизации процесса глобализации можно встретить и в нашей, отечественной литературе. Так, М. А. Пешков выделяет три этапа в эволюции глобальной общности: «протоглобализация — от неолитической революции до осевого времени; зарождение глобальной общности — от осевого времени до эпохи Просвещения и индустриальной революции; формирование глобальной общности — последние 200 лет до конца нашего [XX] века»304.
Выходит, ничего принципиально нового в глобализации нет, история земного шара — globus-a по латыни, всегда была немного глобальной (вспоминается шуточное: немного беременной). Ну, сгустились краски, уплотнились события, рельефнее стали очертания. Преемственность, кумулятивная связь с прошлым не только не порушена, напротив, глобализация высвечивает ее еще более ярко и убедительно. В расширительной, исторически «размазанной» интерпретации глобализации, на наш взгляд, смешиваются два далеко не совпадающие процесса — глобализация и интеграция. Действительно, процессы исторической интеграции или, выражаясь словами В..И. Вернадского, нарастания «вселенскости, спаянности всех человеческих обществ» шли всегда. По разным линиям-направлениям и в разных формах. По линии этноисторической: род — племя — народность — нация; по линии социокультурной: дикость — варварство — цивилизация; по линии материально-производственной: собирающее хозяйство — производящая экономика — экономика товарно-рыночная. И так далее — ограничений на примеры нет. Во всех таких линиях проступала (и сохранялась во времени) некая общеисторическая последовательность и в этом смысле универсальность. Но до определенного времени преобладали все же локальность и региональность, иначе говоря — цивилизационная обособленность, если не изолированность. Поистине планетарные масштабы интеграция впервые набрала только в осевое время — между VIII и II вв. до н. э., когда в основных культурных центрах тогдашнего мира, в Китае, Индии, Греции (Эгейском мире) произошли фундаментальные (аналогичные, но независимые друг от друга) изменения, заложившие основы последующего развития всего человечества. Осевое время можно рассматривать как первую волну планетарной интеграции человечества. Вторая интеграционная волна «накрыла» земное пространство уже в Новое время, в эпоху модернизации, инициированной, как известно, Западом и приведшей к созданию единого мирового рынка. С последней четверти XX века можно вести отсчет третьей волны планетарного единения человечества — собственно глабализации. Глобализация — радикально новое, поистине уникальное явление. Такого раньше никогда не было — только некие аналоги, подобия, предпосылки. Говоря об уникальности глобализации, мы имеем в виду не просто некую единственность или неповторимость, а совершенно новое качество, исторически более высокий (в смысле — глубокий) порядок сущности — сущности общественного, или общечеловеческого развития. Историческое обоснование уникальности глобализации, вкратце изложенное выше, на этот, более глубокий порядок или уровень сущности, только намекает. В полную же меру он раскрывает свое содержание в онтологических координатах соответствующего методологического обоснования. Его мы и постараемся сейчас представить.