Строение риторического аргумента

Аргументом (лат. argumentum от глагола arguo — «показываю, выясняю, доказываю» — «довод, доказательство, умозаключение») мы будем называть фрагмент высказывания, содержащий обоснование мысли, приемлемость которой представляется сомнительной.

Обосновать — значит свести сомнительную или спорную для аудитории мысль к приемлемой. Приемлемой может быть мысль, которую аудитория находит истинной или правдоподобной, правильной с точки зрения той или иной нормы, предпочтительной с точки зрения ценностей, целей или интересов аудитории или общества, совместимой с опытом или принятым ранее решением.
Аргумент состоит из: (1) положения и (2) обоснования. Рассмотрим примеры риторических аргументов.
[З.1.] «Но можно ли действительно находить истину? — Должно думать, что можно, если ум без нее не может жить, а он, кажется, живет, и, конечно, не хочет признавать себя лишенным жизни» [295]. Положение (пропозиция) аргумента — формулировка мысли, которая представляется сомнительной: Но можно ли действительно находить истину? — Должно думать, что можно... Обоснование — совокупность доводов, формулировок мыслей, посредством которых ритор стремится сделать положение приемлемым для аудитории: ...если ум не может жить без истины,

а он, кажется, живет, и, конечно, не хочет признавать себя лишенным жизни (доводы).
С точки зрения строения и содержания риторический аргумент включает три составляющих — схему, топ, редукцию, или словесный ряд. Доводы аргумента связываются с положением и между собой посредством схемы — конструкции умозаключения, в котором вывод (суждение, содержащееся в положении) вытекает из посылок — суждений, лежащих в основании доводов; словесного ряда — лексикосемантических и синтаксических связей, которые задают значения терминов — слов и понятий, входящих в положение и в доводы аргумента; топа, который содержится в основании аргумента.
Отношение положения и обоснования в риторической прозе сложнее, чем, например, в научной литературе: достаточно часто встречается прием, который можно назвать переодеванием посылки: главная информация, которую автор сообщает аудитории, содержится не в положении, которое формально сохраняет форму вывода, а в посылках аргумента.
[3.2.] «По пути искоренения преступных выступлений шло правительства до настоящего времени — этим путем пойдет оно и впредь.
Для этого правительству необходимо иметь в своем распоряжении в качестве орудия власти должностных лиц, связанных чувством долга и государственной ответственности. Поэтому проведение ими личных интересов и впредь будет считаться несовместимым с государственной службой.
Начала порядка законности и внутренней дисциплины должны быть внедрены и в школе, и новый строй ее, конечно, не может препятствовать правительству предъявлять соответствующие требования
1
к педагогическому персоналу» .
Большая посылка аргумента — «по пути искоренения преступных выступлений шло правительства до настоящего времени — этим путем пойдет оно и впредь» — представляет собой, по существу, формулировку тезиса речи, она является тезисом и в композиционном отношении, и по форме сентенции — фигуры соответствия с анафорой ключевого слова. Оставаясь посылкой в строе аргумента, это главное положение речи П. А. Столыпина получает подтверждение в виде вывода аргумента — «поэтому проведение ими личных интересов и впредь будет считаться несовместимым с государственной [296] службой» — который нужен для конкретизации общего положения, еще более усиленной высказыванием о школе. Без двух последних фраз [3.2.] тезис мог быть принят как некая общая декларация, но именно они и вызвали острую реакцию зала.
Тесная связь всех элементов риторического аргумента и его смысловая многоплановость не позволяют ограничиваться его аналитическим рассмотрением: риторический аргумент представляет собой единое смысловое целое, составляющие которого на деле не являются самостоятельными частями и могут быть выделены лишь условно.
Схема представляет собой логическую форму данного аргумента — операцию сведения (редукции) положения к одному или нескольким определенным образом связанным посылкам.
Посылки умозаключения связаны между собой посредством среднего члена и с положением (выводом) посредством крайних членов; положение среднего и крайних членов умозаключения определяется законами логики. Посылки аргумента могут быть в свою очередь выводами умозаключений, и в таком случае весь аргумент становится сложным умозаключением — эпихейремой. Посылки простых или сложных умозаключений часто опускаются как очевидные и подразумеваемые и могут быть восстановлены логико-семантическим анализом аргумента. Аргумент с опущенными посылками называется сокращенным — энтимемой. Связи между посылками — явное или неявное включение предиката или субъекта высказывания-посылки в другую посылку или положение-вывод.
Схему [3.1] можно записать в виде формулы:
~А —> ~В\ В А если из не-А следует не-В; и имеет место В; то, следовательно, имеет место А : если истина не существует (~А), то ум не может жить ( r\j В); ум живет (В); следовательно, истина существует (А).
Общее место, или топ, — положение, которое признается истинным или правильным и на основе которого конкретное обоснование представляется убедительным. Риторический аргумент может быть убедительным в пределах топики, которая принимается аудиторией.
Топ содержится или подразумевается обычно в большей конечной посылке умозаключения, т. е. в посылке, которая представляется очевидной и не доказывается. Если мы имеем дело со сложным умозаключением, то топы будут содержаться в посылках, которые обосновывают посылки первого уровня, непосредственно связанные с положением-выводом. Однако топ может содержать любая посылка, а сам по себе риторический аргумент в плане смыслового единства посылок может быть однородным в различной мере и в различном смысле. Первый топ приведенного аргумента [3.1]: ум живет истиной. Это положение не доказывается и не следует откуда бы то ни было, но представляется аудитории приемлемым.
Топ представляет собой положение, которое рассматривается как правильное или истинное всем обществом, большинством, лицами, компетентными в предмете обсуждения, и является основанием убедительности аргументов при обсуждении проблем и принятии решений.
Топ является ценностным суждением. Понятия, которые его составляют (истина, жизнь, единство) рассматриваются как положительные или отрицательные ценности и принимаются в качестве цели или смысла человеческих помыслов и поступков. Топы рассматриваются как критерии приемлемости умозаключения даже независимо от его логической правильности, согласие принять доводы основано на принятии топов:
«Топосы (буквально „места”) — это те или иные факты жизни и мысли, которые способны сделать наш силлогизм вполне убедительным, несмотря на его материальную нелепость или просто непонятность.
Допустим, что кто-нибудь совершил какое-нибудь преступление, за которое по закону полагается определенное наказание. Иван убил Петра, а за убийство требуется наказание смертной казнью. Следовательно, заключает силлогистика, Иван должен подвергнуться смертной казни. Но вот оказывается, что на суде, при разбирательстве дела Ивана, выясняется, что Иван страдает нарушением умственной деятельности. Тогда рушится все рассуждение, и суд вместо казни Ивана отправляет его в больницу или дает такое легкое наказание, которое ничего не имеет общего с тем, что требуется по закону. Топосом в данном случае является факт умалишенного состояния Ивана. И защитнику на суде действительно ничего не стоит убедить суд нарушить тот абсолютный силлогизм, который требуется по закону и фактически часто применяется в жизни. И делает он это только при помощи подробного доказательства сумасшествия Ивана. А ведь если бы наказание механически следовало за

законом, то тогда и суда никакого не потребовалось бы, а все было бы
ясно и без всякого суда» 1.
Но на самом деле истинность или правильность топа, на основе которого строится аргумент, далеко не всегда представляется очевидной и бесспорной. Поэтому при построении и анализе аргументации важно понимать, какие именно общие места лежат в ее основании. Непосредственные посылки умозаключения, приводящие к выводу, в свою очередь могут требовать обоснования, поэтому топ содержится, как в приведенном примере А. Ф. Лосева, в конечной посылке, к которой сводится умозаключение, — не в посылке об умалишенном состоянии Ивана, а в положении, что умалишенный находится в состоянии невменяемости ему уголовной ответственности.
Положение аргумента можно привести к различным топам и тем самым включить в несколько смысловых рядов, в рамках каждого из которых оно будет осмысливаться по-своему, так как условия его истинности и содержательной оценки будут различными. Искусство аргументации во многом определяется умением приводить положения аргументов к нужным топам.
Топ может быть выражен в различных формах — изречения: «Назвался груздем — полезай в кузов», догматического положения: «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся», правовой нормы: «Клевета есть распространение заведомо ложных позорящих другое лицо измышлений, — наказывается лишением свободы на срок до одного года...», философской максимы: «Творение указывает на Творца», научного положения: «Мыслимые в понятии существенные признаки предмета составляют содержание понятия» и т.

п.
При различных способах выражения топ остается отношением двух значимых категорий, совместно образующих сложное именование, каждый член которого может быть субъектом и предикатом ценностного суждения: «жаждущие правды/блаженство», «ложь/позор», « творение/Творец», « признак/сущность».
Словесный ряд (редукция) — лексико-синтаксическое строение аргумента, образующее его смысловое единство.
Доводы аргумента — посылки, взятые в полноте логической формы, языкового и предметного содержания высказываний, в которых они оформлены. Содержание положения («Но можно ли действительно находить истину? — Должно думать, что можно»), выраженное в вы-
1 Лосев А. Ф. История античной эстетики. Аристотель и поздняя классика. М., 1975.
С.715.
оказывании с его лексическим составом, синтаксическим и семантическим строем, риторической конструкцией (в примере — фигурой ответствования) сводится (редуцируется) к значению доводов. При этом значения терминов положения включаются в значения терминов посылок.
Эти включения выражены словами определенным образом. Это могут быть просто повторы слов, но могут быть и синонимические обороты или перифразы, например:
[3.3.] «Есть злые люди, обладающие огромным состоянием; все злые люди несчастны; следовательно, есть несчастные, обладающие огромным состоянием»[297]. (Курсивом выделен средний член, повторяющийся в посылках.)
Здесь термин злые включен в термин несчастные и в термин обладающие огромным состоянием, которые в свою очередь включены в термин несчастные. Получается, что в определенном аспекте все три термина аргумента тождественны в значении: злые = несчастные = обладающие огромным состоянием.
Между словами и оборотами устанавливаются не только логические, но и семантические связи, которые сами по себе могут быть убедительными или неубедительными. Так, в античном и дохристианском сознании западноевропейских народов понятие богатства было тесно связано с понятием счастья: еще в старофранцузском языке раннего времени слово германского происхождения riche — «богатый» означало также «доблестный, благородный, счастливый», а само слово bonheur — «счастье» восходит к народно-латинскому bona aura — «хорошее, благоприятное гадание, шанс, удача». Во французском языке XVII в. слово riche уже означает только «обладающий большим состоянием, богатый». Слово же «состояние» в смысле богатства, по-французски fortune, — одновременно означает удачу, судьбу. Вместе с тем в христианском сознании понятие «богатый» имеет скорее отрицательное этическое значение, а понятие «счастливый» все более связывается с духовным благополучием человека: французское слово bienheureux — «блаженный» означает святого человека, а слово malheureux — «несчастного» в любом смысле. Итак, получается цепочка: несчастный (malheureux) — злой (mechant) — обладающий огромным состоянием (удачей, «везением» — fortune) — [богатый (riche)]. Но эта цепочка содержит сложный символический

образ, в котором наряду с утверждением усматривается противопоставление случайной материальной удачи духовному благополучию человека[298], — своего рода языковую картину мысли, образующей аргумент.
В примере [3.1] слова отобраны и соединены между собой так, чтобы создать единый смысловой образ предмета и придать мысли особую убедительность. Во-первых, значения одних слов (жизнь, живет, ум) в контексте фразы включаются в значения других слов (истина). Это семантическая редукция — операция приведения значений слов, содержащихся в положении, к значениям слов, содержащихся в посылках. Во-вторых, в примере [3.1] само синтаксическое строение и членение фразы образуется соединением нескольких фигур речи. Положение содержит фигуру диалогизма (вопросо-ответа), соединенную с фигурой окружения («можно ... можно»), которая вводит фигуру отличения (плоце) — повтор слова или формы в различных значениях: «можно» в значении «возможно» и «может» в значении «в состоянии» (значит, если познание возможно, то мы в состоянии познавать), а вслед за ней — фигуру градации, т. е. нарастания интенсивности значения («живет и не хочет признавать себя лишенным жизни»). В-третьих, все эти фигуры создают образ диалогических отношений: вопрос задается как бы от лица аудитории, а ответ дается в подчеркнуто безличной форме как бы от нормы мышления («должно думать»); далее модальные вводные слова «кажется» и «конечно» явно принадлежат говорящему, который обращается к оценке и согласию слушающего. В таком строении фразы проявляются образы «общества», «аудитории» и «говорящего», которые обнаруживают правильность рассуждения, чем и создается убедительный пафос фразы. В-четвертых, для понимания содержания и значения конкретного аргумента важна семантика ключевых слов лексической цепочки от положения (вывода) обычно к большей посылке.
Действительно, что значит «истина» в контексте данной речи святителя Филарета? «Истина» и «жизнь» здесь адресуют получателя не только к обычному значению этого слова, но и к евангельскому контексту: «И Слово стало плотию, и обитало с нами, полное благодати и истины; и мы видели славу Его, как Единородного от Отца» [Ин 1.14]. Слово «истина» означает не только соответствие высказывания действительности: выражение «находить истину» означает в первую очередь «находить Истину как таковую», т. е. Бога, и во вторую очередь «находить всякую научную, философскую, правовую и т. д. истину, поскольку она является частным выражением истины абсолютной». Эта философско-богословская амбивалентность слова в контексте адресует к некоей инстанции, естественному разуму человека, которая в свою очередь утверждена контекстом Св. Писания (Рим. 1, 20-24). Таким образом, обосновывающая посылка в примере [3.1] обращена к естественному разуму человека и к Св. Писанию как к утверждающей ее приемлемость инстанции, а не только к факту логического парадокса лжеца, вытекающему из суждения «Истину найти нельзя».
Соотношение схемы, топа и словесного ряда аргумента. В реальной риторической аргументации построение словесного ряда имеет определяющее значение: аудитория ораторской речи, гомилетики, публицистики, массовой информации и даже философской прозы далеко не всегда в состоянии восстановить и тем более проанализировать схему аргумента, выявить источник его посылок — убедительны слова. Далеко не все риторические аргументы соответствуют нормам логики; более того, именно логически неправильные аргументы часто представляются наиболее убедительными.
Однако убедительность неправильных аргументов — иллюзия. Дело в том, что риторический аргумент включается в систему аргументации конкретного произведения. В этой системе он объединяется в одно смысловое целое с другими аргументами и занимает в последовательной цепи аргументов определенное место. Так, аргумент о «хорошем человеке» завершает ряд аргументов защиты и в качестве завершающего выступает как наиболее убедительный и на деле оказывается самым сильным для аудитории. Но ему предшествуют доказательные аргументы, логически безупречные или принудительные с точки зрения топики права (подобные примеру с лестницей). Эти доказательные аргументы, может быть, суховаты и педантичны, в отличие от красочного рассказа о хорошем человеке, и сами по себе могли бы оказаться недостаточным основанием для вынесения оправдательного вердикта, потому что присяжные, даже убежденные в невиновности обвиняемого, не могут вынести решение только на том основании, что он хороший человек. Но они-то и составляют ту жесткую основу, на которой становится возможной особая эмоциональная убедительность рассказа о хорошем человеке.
Разумеется, все в конечном счете определяется строением этоса и этической компетенцией аудитории. Если аудитория достаточно компетентна, внимательна и требовательна к ритору, она будет ожидать от него основательных, по крайней мере правдоподобных, доводов, а присоединение к убедительным аргументам будет зависеть от степени согласия с доказательными. Если же аудитория готова согласится с предложениями ритора во имя чего бы то ни было, она удовлетворится любыми софизмами. Плохая риторика развращает, а хорошая — воспитывает аудиторию.
В составе риторического произведения аргументация образует систему, в которой в единое целое связаны топика, обращенная к иерархически организованным инстанциям, логические и квазилогические формы аргументов и охватывающая все произведение словесно-образная картина проблемы, в которую как составные части включаются словесные ряды отдельных аргументов.

<< | >>

↑

Источник: Волков А.А.. Теория риторической аргументации. 2009

Еще по теме Строение риторического аргумента:

- История русского языка - Лингвистика - Перевод и переводоведение (Английский язык) - Прикладная лингвистика - Риторика - Русский язык - Социолингвистика -