Обработка демократии

Анализ современных теорий демократического развития применительно к необычному примеру Новгорода показал, что их можно улучшить, сконцентрировавшись на регионах и их культурных символах. В этой связи возникает вопрос: можно ли управлять символами в целях развития демократии вообще?
До сих пор основным акцентом в западной помощи бывшим коммунистическим странам были не символы и даже не содействие развитию демократии.

Это была реализация экономических реформ. Преимущества быстрого перехода к капитализму считались настолько очевидными, что психологические и социальные издержки такой драматической ценностной переориентации рассматривались как второстепенные. В результате философия демократического развития, получившая название «Вашингтонский консенсус», преобладала в отношении Запада к экономическому и демократическому развитию на протяжении большей части 1990-х годов — именно в тот период, когда в Новгороде проходили эти примечательные преобразования.
Сам термин «Вашингтонский консенсус» обозначает набор положений, широко разделявшихся руководством МВФ, Всемирного банка и Департамента казначейства США, о том, что для быстрого развития экономики требуются жесткая финансовая политика, ослабление ограничений, накладываемых на международную торговлю и движение капитала, и приватизация государственной собственности. Реализация этой политики должна начинаться как можно рань

ше, с тем чтобы «экономический здравый смысл» начал преобладать в мышлении новых режимов[775]. С этой целью стимулировалась реализация властями того, что главный экономист Всемирного банка Джозеф Стиглиц окрестил как «институциональный блицкриг» — слом старых регулирующих институтов до того, как их место займут новые[776]. Считалось, что, ожидая формирования новых регулирующих институтов, страны лишь рискуют замедлить темп реформ, нанося ущерб экономической целесообразности — ключу к любым общественным изменениям. Поскольку сами по себе экономические реформы могут быстро создать все стимулы для необходимых политических и правовых преобразований, внимание к местным традициям, обычаям и институтам отождествлялось с попыткой откладывания реформ[777].
В бывшем Советском Союзе, где такой подход быстро получил название «шоковая терапия», атака на социально-экономические институты старого режима к тому же сопровождалась подрывом тех институтов, которые коммунисты могли бы использовать, чтобы вернуться к власти. Заместитель госсекретаря Строуб Тэлботт метко окрестил такой подход «Ельцин — машина для сноса» («Yeltsin-the- wrecking-ball»). Его целью было гарантировать, что, если бы даже коммунисты снова пришли к власти, они уже никогда не смогли бы эффективно управлять страной[778]. К сожалению, оказалось, что это распространяется и на Ельцина.
Вашингтонский консенсус требовал от аналитиков и политиков следования двум принципам: 1) «законы в экономике такие же, как и в науке — один набор законов применим везде»[779]; 2) главенство принципа экономической рациональности автоматически устраняет со
циокультурные препятствия реформам — взгляду, который открыто подкреплялся методикой распределения помощи. На протяжении 1990-х годов меньше 3% от объема помощи России со стороны американского правительства были направлены на собственно поддержку развития демократии[780]. Этот решающий перевес в пользу создания новой экономической системы оправдывали тем, что таким образом якобы стимулировался и политический, и экономический выбор, т.е. свободный рынок и частная собственность не могут не создать спроса на плюралистические политические институты[781].
Несмотря на недовольство ущербом, который Вашингтонский консенсус нанес Латинской Америке и Африке, только после глобального экономического краха 1998 г. этот подход стали жестко критиковать[782]. Выяснилось, что Вашингтонский консенсус не только не содействовал экономической стабильности, но и вызвал самое резкое в мирное время падение уровня жизни в странах Восточной Европы. Стиглиц отмечает, что с 1990 по 1999 г.

уровень промышленного производства в России упал почти на 60%. Для сравнения, даже во время Второй мировой войны он снизился всего на 24%![783] Менее чем за 10 лет число россиян, живущих за чертой бедности, т.е. получающих меньше 4 долларов в день, вырос с 2 до 40%[784]. Даже бывшие сторон
ники консенсуса с горечью отмечали, что те страны, которые достигли в 1990-е годы наибольшего экономического успеха, не обращали внимания на рекомендации МВФ по переходу к рынку и, до того как решительно взяться за экономические реформы, создали климат общественного согласия[785].
Аналогичные проблемы сопровождали и развитие демократических институтов. Подход АМР США к развитию демократии, как его описывает Томас Карозерс, состоял в разбиении всего на «количественно измеряемые кусочки в рамках числовых систем оценки»[786]. Этот универсальный подход привел к навязыванию жестких бюрократических принципов, неспособности передать контроль за реализацией демократических инициатив в руки местных организаторов и определению всех приоритетов в Вашингтоне без учета местных потребностей[787]. Неудивительно, что исследования показали, что во всех странах Восточной Европы и СНГ прямая иностранная помощь привела к ослаблению связей между гражданскими институтами и обществом в целом и укреплению зависимости от иностранной поддержки[788]. Редкими исключениями стали те группы, чья основная функция состояла в оказании социальных услуг[789]. К концу 1990-х годов многие аналитики и политические деятели уже задавались вопросом, кто же «потерял Россию»[790].
Последовавшее разочарование привело к предложению пересмотреть всю стратегию западной помощи и снизить планку ожиданий от демократического развития во всем мире. Например, Марина Отта- вэй и Тереза Чанг утверждали, что для многих стран демократические институты — попросту слитком дорогое удовольствие[791]. Содействие установлению более дешевых выборных процедур и инициати
вы «снизу» могут несколько улучшить ситуацию, считают они, но горькая правда состоит в том, что большинство стран вообще не переходят к демократии. Они застряли в «серой зоне», своего рода демократическом чистилище, и неясно, выберутся ли они из него[792].
Критики правы в своем осуждении экстравагантности и ориентации на предложение (а не спрос), характерных для нынешних программ содействия демократизации, но неправы, когда заключают, что основные препятствия ее развитию — или финансовые, или культурные. Их пессимизм основан на спорном выводе о том, что государства должны или следовать одному сценарию демократического развития, или упустить все шансы стать демократией, — выводе, основанном на подходе Вашингтонского консенсуса.
Успех Новгорода в течение этого печального десятилетия показывает всю необоснованность такого пессимизма. Вместо снижения нашей планки ожиданий относительно перехода к демократии мы должны более широко посмотреть на то, как отдельные регионы устанавливают демократические ценности и институты. Причина неудачного перехода к демократии в большинстве случаев не в том, что он слишком дорого стоит, но в том, что новые режимы не уделяют достаточно времени увязыванию новых институтов и политики с культурным контекстом, что снизило бы сопротивление реформам. По существу, главным принципом Вашингтонского консенсуса было именно пренебрежение этим контекстом[793].
В то же время символистский подход к политическим изменениям как раз утверждает, что главной причиной трудностей развития демократии в России остается то, что национальная элита отбросила в сторону российскую историю и культуру и не смогла выдвинуть постсоветского мифа, способного сделать переход менее травматичным. Успех перехода к демократии в Новгороде свидетельствует о потенциале демократического мифотворчества. Понять, что здесь работает, а что — нет, поможет сравнение неудачи, которая постигла национальную идею в масштабе России, с успехом региональных идей, подобных новгородскому мифу.

<< | >>

↑

Источник: Петро Н.Н. Взлет демократии: новгородская модель ускоренных социальных изменений: Монография. 2004

Еще по теме Обработка демократии:

- Внешняя политика и международные отношения - Вопросы политологии - Геополитика - Государственное управление. Власть - История международных отношений - История политических и правовых учений - Общие вопросы политологии - Политика - Политическая философия - Политические исследования - Политические режимы и партии - Политология в Украине - Социальная политика - Социология политики -