Российская идея против региональных мифов


Исследования общественного мнения показывают, что россияне переживают тяжелый кризис идентичности из-за утраты веры в советские идеалы и затянувшейся неспособности найти им альтернативу. Как отмечает социолог Юрий Левада, ностальгия людей по прошлому не отражает их желания вернуть советскую систему.
Скорее это прямой результат отсутствия символов, которые позволили бы представить будущее, отличное от прошлого[794].
Вскоре после своего переизбрания в 1996 г. президент России Борис Ельцин сказал, что новая идеология, российская идея, может служить проводником в будущее[795]. Его усилия были подвергнуты резкой критике теми, кто опасался, что, какими бы благими ни были намерения, поддержка государством любой национальной идеи рано или поздно приведет к подавлению инакомыслия.
Несмотря на высмеивание действий правительства, опросы показывают широкую поддержку объединяющей национальной идеи, а также удивительное общественное согласие относительно многих ее аспектов. В 1997 г. общероссийское исследование показало, что тремя главными принципами, по которым имелось наибольшее согласие, были: 1) Россия должна стать государством, обеспечивающим рост благосостояния своих граждан; 2) Россия должна стать государством с рыночной экономикой, где соблюдаются демократические свободы и права человека; 3) Россия должна быть многонациональным государством, где все имеют равные права[796]. Это согласие охватывает все части политического спектра, и его степень высока среди как образованного городского населения, таки необразованного сельского. Оно одинаково среди и великороссов, и других этнических групп[797].

Эти результаты, подтвержденные рядом последующих общенациональных исследований, говорят о том, что население обладает гораздо менее поляризованными взглядами на определение российской идеи, чем спорящие друг с другом по этому поводу элиты. Это помогает понять, почему политики продолжают обращаться к этой концепции и почему Владимир Путин, как только стал преемником Ельцина, не теряя времени, представил собственную версию российской идеи — новый общественный договор, «органичное соединение универсальных, общечеловеческих ценностей с исконными российскими ценностями, выдержавшими испытание временем»[798].
Тем не менее, несмотря на активную поддержку властей и более 2 тыс. публикаций на эту тему, все попытки по созданию российской идеи были безуспешны[799]. Они или увязали в междоусобной борьбе, или были похоронены под громадным количеством определений, не позволяющих сделать стратегический выбор. Типичным примером такого псевдоконсенсуса является предложение мэра Москвы Юрия Лужкова об одновременном восстановлении памятника царю-осво- бодителю Александру II и памятника главе ЧК Феликсу Дзержинскому[800].
Разочарованные постоянными неудачами, местные элиты стали пробовать самостоятельно выдвигать региональные версии российской идеи — процесс, который новосибирский аналитик Сергей Моисеев назвал государственным строительством (state-building) на реги
ональном уровне[801]. Одним из регионов, которые делали это систематически, был Томск. Здесь группа ученых при поддержке местного губернатора и московских фондов запустила проект «Томская инициатива» для определения ценностей, наиболее способствующих национальному согласию в масштабах России.
В прошлом, полагали томские ученые, тщетность таких усилий была в том, что они базировались на навязывании россиянам ранее существовавших моделей развития. Вместо этого они предложили путем изучения поведенческих стереотипов, ценностей, мифов и символов новых социальных групп, сложившихся после 1990 г., определить те ценности и модели поведения, которые более всего пригодны для формирования стабильных групповых идентичностей в сегодняшней России, и российской идентичности в целом. Томская область, считают они, идеальна для этих целей, поскольку в ней имеется срез типичных российских ценностей и поведенческих моделей[802].
С политической точки зрения этот проект заслуживает упоминания, потому что им руководит профессор Нелли Кречетова, политический консультант губернатора Томской области и глава местного отделения либеральной партии «Союз правых сил» (СПС). Она и ее коллеги не скрывают, что информация, получаемая ими в результате исследований, определяет политические решения в регионе[803].
«Томская инициатива», однако, отягощена многими из тех же проблем, что присущи и поиску российской идеи на национальном уровне. Во- первых, это национальный вопрос, поданный как региональный. Считается, что ценность исследования состоит в том, насколько оно сможет помочь в установлении согласия в масштабе России. В результате сугубо местные символы и мифы полностью теряются из виду. Во-вторых, эту инициативу было бы правильнее отнести к усилиям по государственному строительству, чем к усилиям по демократизации. Она стремится к определению носителей новых общественных ценностей и, о чем прямо говорят исследователи, к созданию отечественной версии «протестантской этики»[804]. По сути, это элитарный
подход, пытающийся найти новый авангард общества. Интересно, что, отмечая триумф либеральных ценностей в России, томские исследователи скептически относятся к способности россиян реализовать такие мифы[805].
Говоря о способности мифов создавать реальность, они полагают, что роль последних пассивна, т.е. мифы и символы следует изучать, чтобы понять, как они формируются и как они могут стать препятствием для изменений. При этом не прослеживается их осмысленная связь с конкретной проводимой политикой[806].
Сравнение «Томской инициативы», поиска российской идеи и прочих мифотворческих усилий дает нам представление о том, что работает, а что — нет при создании демократического мифа. В национальном масштабе эти попытки провалились, потому что были начаты с нуля, как бы в историческом вакууме. Наиболее успешные усилия в региональном масштабе, напротив, предусматривали увязывание текущей политики с ключевыми символами из прошлого России, при этом подчеркивалось, что прошлое страны — это не только СССР.
В национальном масштабе эти усилия слишком часто были окружены завесой секретности, а затем подавались как «дар с небес»[807]. Что же касается идейных помыслов на уровне регионов, то они больше напоминали пиар-кампании. Секретность идет вразрез с целями, которые состоят в том, чтобы сформировать в сознании избирателя связь между нынешней политикой, политическими лидерами и популярными символами прошлого. Попытки добиться всего, для всех и сразу порождали лишь нагромождение символов, сбивающее с толку и непривлекательное. В то же время результаты, полученные в регионах, определяют и продвигают выбранные решения. Это создает четкое и привлекательное для избирателя стратегическое видение.

Тогда как в общероссийском масштабе все сводилось к смене институтов при сохранении прежних ценностей, в регионах успешные стратегии, как правило, создали новую идеологию для традиционных институтов. Если первое приводит к видимости изменений без изменений как таковых, то второе создает заинтересованность в реформах среди местной элиты.
Региональные мифы так распространены в России и во всем бывшем соцлагере именно потому, что позволяют местным элитам более эффективно управлять переходным процессом. Они создают среду, в которой люди находят решения проблем модернизации, не отворачиваясь от своих истории и традиций. Смягчая шок от прерывания культурной преемственности, региональные мифы расширяют социальную базу реформ и способствуют повышению уровня доверия к правительству.
Новгородский миф достиг этого, пробудив в сознании конкретные образы из прошлого Новгорода, которые дают нам российский ответ на вызовы современности. Он противопоставил новгородскую историю федерализма московскому наследию политической и экономической централизации, предлагая российский подход к отношениям центра и периферии, соответствующий современным принципам федерализма. Новгородский миф подчеркивает, что Новгород процветал экономически, когда имел тесные связи с Западом, что способствовало формированию в регионе прозападного менталитета. В общем, новгородский миф сработал, потому что дал людям возможность представить современное российское государственное устройство, не противоречащее прошлому, вместо того чтобы ставить их перед выбором между современностью и традицией. Любой регион в любой стране может сделать то же самое, используя свои собственные символы для демократизации и модернизации.
<< | >>
Источник: Петро Н.Н. Взлет демократии: новгородская модель ускоренных социальных изменений: Монография. 2004

Еще по теме Российская идея против региональных мифов:

  1. СТОЛКНОВЕНИЕ РЕГИОНАЛЬНЫХ АНГЛИЙСКИХ И РОССИЙСКИХ ИНТЕРЕСОВ В ГЕРАТСКОМ КОНФЛИКТЕ. ВОЙНА ПРОТИВ АНГЛИЧАН В АФГАНИСТАНЕ
  2. 4. Борьба Ленина против народничества и "легального марксизма". Ленинская идея союза рабочего класса и крестьянства. I съезд Российской социал-демократической рабочей партии.
  3. КОНВЕРГЕНЦИЯ КАК РОССИЙСКАЯ ИДЕЯ (Вместо заключения)
  4. Статья 5. Полномочия органов исполнительной власти субъектов Российской Федерации, осуществляющих региональный государственный контроль (надзор)
  5. 2.1. Региональное хозяйство. Особенности регионального экономического механизма.
  6. СООТНОШЕНИЕ РЕГИОНАЛЬНОЙ С ИНЫМИ ИДЕНТИЧНОСТЯМИ. РЕГИОНАЛЬНАЯ И СЕМЕЙНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ
  7. ТРИ ГРУППЫ МИФОВ И ИХ ВРЕМЯ (ПО Ж. ДЮРАНУ)
  8. 3.3. Ценностная основа социальных мифов
  9. СОЦИАЛЬНАЯ ДИНАМИКА МИФОВ ?
  10. СОЦИАЛИЗАЦИЯ ДРАМАТИЧЕСКИХ КОПУЛЯТИВНЫХ МИФОВ
  11. Рай для рассказов об аде - к списку мифов и заблуждений о крушении СФРЮ