СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ ПОЛИТИКОВ

Достаточно сложную и часто противоречивую структуру мотивации политиков помогает понять категория идентификации, и общем виде рассмотренная в предыдущей главе. Как мы видели, процессе идентификации с той или иной большой социальной общностью, с объединяющей ее системой ценностей происходит в психике любого человека.

Однако у политиков и особенно у политических лидеров этот процесс полнее овладевает психикой, чем у большинства смертных. Политика — по определению это не личное или частное, но общее пуб~

личное дело (в первичном древнегреческом значении слова — дела городской общины, полиса). Относительно глубокий в психологическом смысле характер социальной идентификации политика с нацией, страной, этносом, классом и т.д. обусловлен тем, что это — ролевая идентификация. Заниматься политикой — значит выполнять определенную социальную роль, функцию, служить интересам, выходящим за рамки личных.
Самый эгоистический властолюбивый и Макиавелли ч е с к и -цяничный политик отличается, скажем, от жаждущего власти с о б с тв е я и и ка - и р е д п р и н и м ате ля тем, что служение интересам и целям общности есть обязательная ролевая норма его деятельности. Эта социальная ролевая функция не может не оказывать влияния на структуру его мотивации,
Идентифицируя себя с общностью, политик исповедует взгляды, ценности, убеждения, соответствующие этой идентификации. Исходя из сказанного, можно сформулировать следующую гипотезу: структура мотивации лидера связана с тем, с чем (или с кем) и каким образом он себя идентифицирует.
Объект и способы идентификации определяются характером политического строя и политической идеологией эпохи. В античных городах-государствах политические лидеры идентифицировали себя с общиной свободных граждан. В патриархальной монархии источником высшей власти считался божественный промысел, поэтому абсолютному монарху не было нужды идентифицировать себя со своими подданными. Страна, этн отеррито ри ал ьн а я общность, отданная монарху божьей волей, ассоциировалась не с совокупностью образующих ее людей (в предельных случаях — как в древневосточных монархиях или в допетровской Руси «рабов» венценосца), но со скреплявшей ее системой власти, как бы продолжавшей власть Бога над смертными («власть от. Бога»).
Верховный властитель ассоциировал и идентифицировал себя поэтому с институтом власти — государством, ощущал свою ролевую функцию в соот
ветствии со знаменитой формулой Людовика XIV «государство это я».
Отождествление страны и ее населения с государством укоренилось настолько глубоко, что до наших дней живет в языке и общественном сознании, Оно означает отождествление национальных интересов с интересами институтов власти и подчинение первых вторым. Своего аггогея оно достигает при тоталитаризме, но лидеры демократических стран подчас, подобно М. Тэтчер, развязывают нелепые войны за какие-то острова — лишь бы отстоять престиж государства. И вознаграждаются аплодисментами своих сограждан!
Ибо идентификация носит двусторонний характер; человек с улицы нередко принимает власть и влияние правителей, чиновников и генералов на какой-то территории или в каком-то регионе мира за свои собственные, якобы воплощающие национальные интересы. Такова одна из самых застарелых и устойчивых иллюзий массового сознания.
Понятно, что описанный способ социальной идентификации политического лидерства позволяет легко сочетать его ролевые нормы с личными мотивами и целями, ориентированными via власть — ее охрану, максимальное расширение ее объема и пространства. Защита территории своего государства и завоевание новых территорий, предотвращение смут и беспорядков — это одновременно нормативная функция, долг властителя и способ удовлетворения его властных амбиций. В его функции входит, разумеется, и забота о благе подданных. Но эта забота осмысливается на основе принципов патернализма: она осуществляется лишь в той мере и форме, которые соответствуют приоритетным интересам власти, содействуют ее укреплению. Иными словами, эта забота никак не соотносится с собственной волей и стремлениями людей, составляющих ее «объект».

Войны, служащие амбициям властителей, могут приносить те или иные материальные выгоды каким- то слоям населения победившей страны (солдатские
трофеи, земли для расселения, новые рынки и т.д.). Но власти нет нужды думать о жертвах, приносимых народом на алтарь войны. Во всех случаях демонстрация и утверждение «державности», мощи государства остается приоритетной политической целыо независимо от того, соответствует она или пет жизненным потребностям людей (в наши дни такое понимание национальных интересов изящно маскируется геополитической фразеологией).
Демократизация и гуманизация политического строя и политической идеологии в новейшее время, перемещение центра тяжести в решении социально- экономических проблем с методов внешней экспансии на внутренний технико-экономический прогресс, появление угрозы термоядерного апокалипсиса — все это постепенно, хотя и не полностью изменяло объект и способы социальной идентификации политиков.
Уже проникновение в общественное сознание принципов свободы и равенства, зависимость судьбы политиков от воли избирателей означают, что им в той или иной мере приходится идентифицировать себя со всей массой членов общества. Появляются условия для идентификации по принципу эмпатии — установка лидера на удовлетворение потребностей руководимых им людей, па включение их воли и стремлений в процесс принятия политических решений. Таким образом складывается тип демократического лидера.
Разумеется» реализация этих тенденций возможна лишь при демократических порядках, обеспечивающих права и свободы личности, предполагающих диалог власти с обществом. Тоталитарные и авторитарные режимы проявляют свободу о «благе народа» в духе патерналистских установок (руководство, «вождь», правящая партия обладают монопольным правом решать, что хорошо и что плохо для народа). В условиях демократических режимов политики обладают различными убеждениями, исповедуют различные системы ценностей, либо усвоенные ими из политических культур и субкультур общества, либо в

той или иной мере сформированные или модифицированные ими самими.
Лидер может идентифицировать себя с партией или политическим течением, быть консерватором, либералом, социал-демократом, националистом или вообще не иметь четкой идеологии, предпочитая прагматический подход к решению проблем. Он может в различной пропорции сочетать в своей психологии потребность во власти, другие эгоистические — карьерные и корыстные мотивы, авторитарный стиль с верностью определенным общественным целям и идеатам.,
Однако при всех этих различиях нормативная идентификация лидеров с реалышми людьми, «обобщенным другим», обществом (а не только с безличными властными институтами) создаст в его психике ограничитель для одностороннего и гипертрофированного развития потребности в личной власти, побуждает добиваться влияния и контроля на основе убеждения других людей, согласия с ними.
Не случайно люди, наделенные непомерным, патологическим властолюбием нередко примыкают к экстремистским — крайне правым или крайне левым — течениям, отвергающим демократические нормы. Можно утверждать, что интериоризация политиком демократических ценностей и ценностных норм и демократического правосознания, соответствующий им способ его социальной идентификации являются одним из важнейших организующих начал его психологии, мотивов, которыми он руководствуется в своей деятельности.
Все сказанное, возможно, не опровергает психоаналитический тезис, рассматривающий убеждения, ценности и цели политика как рационализацию неосознанных личных мотивов. Однако даже если ценности и цели имеют такое происхождение, это ничего не меняет в том факте, что они могут выступать как реальные мотивы деятельности политика. С точки зрения политической истории США и других стран в конце концов факт заключения Версальского дого- Психология лйдерстпд
вора намного важнее тех семейных обстоятельств Вудро Вильсона, которые, как считают его биографы, определили его роль в этом событии.

<< | >>

↑

Источник: Сельченок К.В.. Психология лидерства. 2004

Еще по теме СОЦИАЛЬНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИИ ПОЛИТИКОВ: