Философ приготовил незамысловатый ужин. Бутылка водки. Сыр. Колбаса. Картошка. По нынешним временам и это в Москве - роскошь. Выпили за встречу. Поговорили о том о сем. П: Как чувствует себя твоя жена? Ф: Так себе.
Сейчас прихворнула. Но на неделе непременно выберется сюда. П: А не опасно оставаться в деревне? Может быть, привезти ее сюда. Тут все-таки больницы. Медицина. Ф: Ты шутишь! От прежней бесплатной советской медицины и следа не осталось* Теперь это - недосягаемая мечта* Не верится, что она была. А мы смеялись, на заграничную медицину зарились. Жена и слушать не хочет о нынешних больницах. Предпочитает народные средства* Дешево, И помогает! П: В общем, возвращаемся назад, к предкам. Ну что же, выпьем хотя бы за предков! Ф: Тут ходили слухи, будто ты эти годы пил запоем. Это верно? П: Чушь, конечно. Выпивал изредка. А на пьянство денег не было. И пить не с кем было. Да и не хотелось, - России для этого не хватало. Ф: Странно, на Западе пьют больше, а выпить не с кем! Ты сам говорил, что в Германии 5 миллионов алкоголиков. П: Ты же знаешь, для русского человека главное в выпивке - разговор по душам* Ф: У тебя никаких родственников не осталось? П: Нет. Ф: Как так получилось, что ты остался без семьи и без детей?! П: Символично получилось: я, психологический коммунист, остался без потомства. А как твои дети и внуки? Ф: Коммунизм строили выходцы из рабочих и крестьян. И строили для рабочих и крестьян. А построилось другое. Мы стали профессорами, директорами, заведующими и т,д. Наши дети стали детьми представителей средних и высших слоев. У них другое воспитание, образование. Другие претензии к жизни. Им не надо было мерзнуть, голодать, погибать в боях, гробить жизнь на стройках* Одним словом .*. П: Одним словом, твои дети приветствовали то, что началось после 85-го года.
Ф: И готовили этот переворот. П: А сейчас? Ф: В чем-то разочаровались. Но в общем и целом пристроились. И даже с какой-то выгодой. Квартиры хорошие купили. За границей бывают. Внуки свободно говорит по-английски. Будут дипломатами. Или в международном бизнесе. Мы почти не встречаемся. Я для них “коммуняка”. О тебе и слушать не хотят. Считают, что ты предал нрежние диссидентские идеалы. П: Одним словом, порвалась связь времен. Ф: Я знаю, ты с юности руководствовался принципом “Все мое ношу с собой”. Но остаться верным ему в наше время, когда все стремятся нахватать как можно больше, обзавестись собственностью, для этого надо быть... П: Ненормальным? Согласен. Но, как говорится, горбатого могила исправит. Извини, я не привез никаких подарков. Ф: Брось! То, что ты приехал н будешь жить у меня, огромный подарок. П: Зато я привез набросок новой книги. Почитай! Обсудим кое-что. Я ведь и приехал, чтобы здесь дописать последние главы. После ужина Философ засел за чтение рукописи Писателя, а последний буквально впился в телевизор. На Западе он смотрел русское телевидение лишь урывками, а последние годы он вообще не имел такой возможности, Теперь он мог “насладиться” этим в изобилии. И с первых же минут он был потрясен увиденным и услышанным, как никогда до сих пор. Произошедшие за пятнадцать лет перемены в России в концентрированной н как будто специально отобранной для него форме открылись перед ним на экране старенького телевизора. Перемены глубокие, всесторонние и действительно необратимые. Перемены во всем - в облике людей, в их движениях, в манере речи, в тематике мыслей, в эмоциях, в системе ценностей, в идеологии, во всей ориентации жизни. Это был совсем незнакомый и чуждый Писателю мир. Он ощутил себя инопланетянином, волею случая оказавшимся на неведомой планете.