4.1. Математически возвышенное

г 110

быть предметом внешних чувств .

В душе, согласно Канту, звучит голос разума, который для всех величин, данных в чувственном восприятии, в том числе даже для тех, которые никогда не могут быть восприняты целиком, требует соединения их в одном созерцании. Голос этот требует изображения для всех членов возрастающего прогрессивного движения числового ряда. Из этого требования не исключается даже бесконечное пространство и бесконечное истекшее время.

Чтобы иметь возможность мыслить их как целое, должна существовать способность души, превосходящая всякий масштаб внешних чувств. Парадоксальность здесь в том, что бесконечность должна мыслиться, как нечто данное266. Но для того чтобы только иметь возможность мыслить без противоречия данное бесконечное,— человеческой душе необходима способность, которая «сама сверхчувственна» (das selbst Ubersinnlich ist) 12. Способность мыслить бесконечность сверхчувственного созерцания, как данное, превосходит всякий масштаб чувственности. Из трудности этой задачи и рождается чувство «математически» возвышенного. Чувство возвышенного может возникнуть только при восприятии тех явлений природы, созерцание которых возбуждает идею об ее бесконечности. Такое созерцание может возникнуть только при условии несоразмерности даже величайших усилий нашего воображения с определением величины предмета. Следовательно, должно существовать, по Канту, такое эстетическое определение величины, в котором стремление к соединению превосходит способность воображения обнимать прогрессивно нарастающие восприятия в целом созерцании и в котором одновременно воспринимается недостаточность этой способности для того, чтобы найти меру, пригодную для определения величины. Здесь основная мера — совокупная бесконечность. Такая мера — понятие, заключающее в себе внутреннее противоречие. На такую величину предмета природы воображение напрасно тратит всю свою способность соединения. Поэтому такая величина возводит понятие природы к сверхчувственному субстрату. Этот — сверхчувственный — субстрат лежит одновременно и в основе природы и в основе нашей способности мыслить. Он-то и дает возможность смотреть, как на нечто возвышенное, не столько на предмет, сколько на наше душевное настроение при определении предмета113.

Эстетическая способность суждения о возвышенном и о прекрасном обращается к различным способностям познания. При оценке прекрасного воображение, в своей свободной игре, не определяет понятия, а обращается к рассудку, с тем чтобы согласовать их между собой.

Отсюда Кант черпает новое, как ему кажется, убеждение в том, что возвышенное следует искать только в душе того, кто высказывает суждение, а не в предмете природы. Суждение о предмете дает лишь повод для этого настроения.

Таков момент количества в эстетическом суждении о возвышенном. За его рассмотрением у Канта следует рассмотрение качества. Это рассмотрение открывает в суждении о возвышенном противоречие. С одной стороны, чувство возвышенного есть чувство неудовольствия. Происходит это неудовольствие от несоразмерности между воображением, эстетически оценивающим величину, и определением величины через разум. В то же время чувство возвышенного есть и чувство удовольствия. Это — удовольствие, так как стремление к идеям разума для нас все же — закон, даже когда мы видим несоразмерность между наисильнейшей способностью чувственности и идеями разума. В силу этого закона все, что природа — как предмет внешних чувств — имеет для нас великого, мы склонны считать незначительным в сравнении с идеями разума.

Таким образом, то неудовольствие, которое первоначально возникло в нас из чувства нашего сверхчувственного назначения, превращается в удовольствие. Это — удовольствие от убеждения, что каждый масштаб чувственности несоизмерим с идеями разума. Здесь стремление воображения к чрезмерному одновременно и отталкивает нашу чувственность и привлекает наш разум.

При этом суждение о возвышенном всегда остается эстетическим. Оно не имеет в своей основе определенного понятия о предмете и тем не менее мыслит субъективную игру воображения и разума — при всем их контрасте — как игру гармоническую. Здесь — полная аналогия с суждением о прекрасном, различие только в душевных силах. В суждении о прекрасном субъективная целесообразность душевных сил создается через соответствие между воображением и рассудком. В суждении о возвышенном та же субъективная целесообразность создается через соотношение между воображением и разумом114.

Отсюда видно, что качество чувства возвышенного состоит, по Канту, в том, что чувство это есть сразу и чувство неудовольствия — на нашу эстетическую способность суждения о предмете — и есть представление, что эта способность — целесообразна. Она целесообразна, так как сама наша неспособность пробуждает здесь сознание нашей неограниченной способности, и только благодаря сознанию неспособности возникает эстетическое суждение о способности субъекта115. Этим устанавливается отличие между эстетическим и логическим определением величины. При логическом определении мы достигаем объективного познания: мы познаем, что посредством измерения вещи в чувственном пространственном и временном мире — каков бы ни был прогресс этого ее измерения — мы никогда не можем достигнуть абсолютной совокупности как объективной. Мы не можем мыслить бесконечность как вполне данную. И мы не можем думать, будто невозможность мыслить ее таким образом — только субъективная, т. е. основывается только на неспособности воспринять ее.

Другое дело — эстетическое определение величины. Здесь возникает неудовольствие, вследствие нецелесообразности нашей способности воображения для идей разума, т. е. вследствие невозможности достигнуть — при помощи необходимого расширения воображения — полной соразмерности с идеей абсолютно целого, с тем, что безгранично для нашего разума. И все же сама эта нецелесообразность представляется здесь целесообразной, а неудовольствие становится удовольствием. Здесь эстетическое суждение становится субъективно целесообразным для разума как для источника идей. В этом случае предмет — в качестве возвышенного — воспринимается с удовольствием. Но это удовольствие возможно в данном случае лишь потому, что ему предшествует чувство неудовольствия116.