1. ОТ ФРЕГЕ К СЕМАНТИЧЕСКОМУ ПОНЯТИЙНОМУ АППАРАТУ СОВРЕМЕННОЙ ЛОГИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Наше путешествие начиняется с исходной дистинкции Фреге Между Zeichm (знак, выражение), Sinn (смысл, значение, meaning) и Bedeutung (референт, референция, Денотат, денотация).

1 В этом общем понятийном аппарате многим философам оказывается трудно принять СМЫСЛЫ. Философ, трактующий СМЫСЛЫ [senses] (значения [meanings]) в качестве своего род поддающихся именованию сущностей, сталкивается с целым рядом серьезных Трудностей — как концептуальных, так и технических Что за созданияэти Смысли? По-видимому, Никак Нельзя точно определить, где KoWtaeitA один смысл и начинается другой. А раз мы начинаем давать смыслам имена, то мы вынуждены вводить некую бесконечную иерархию смыслов СмЫслы Смыслов и т. д. Можно поэтому понять, что Рассел был удовлетворен, когда его теория дескрипций позволила ему избежать этих неудобных сущностей; когда емупоказалось, что он может обойтись без какого-либо промежуточного уровня между знаками и предметами. (Ср. понятийный аппарат И на нашей схеме)

Нужно однако Подчеркнуть, что есть также И одно моЩНое позитивное соображение в пользу принятия расселовского понятийного аппарата, именно: желание построить референциаЛьное понятие истины. Такой реалист, как Рассел, более заинтересован в том, чтобы соотнести выражения с их коррелятами в реальности, чем в том, чтобы сопоставить им некие объекты (beings) нашего разума в качестве смыслов этих выражений. Он, например, скорее подчеркнет, что предикатные выражения должны указывать на (или обозначать) свойства или отношения в реальности, чем станет заботиться о Тех концептуальных значениях (meanings), которые являются смыслами этих выражений '

Только что приведенный пример Показывает, что ошибочно было бы думать, что номинализм является решающим мотивом предпочтения понятийного аппарата II понятийному аппарату I: для Рассела те свойства и отношения, на которые укрывают предикатные выражения, суть Не в меньшей степени универсалии, Чем смыслы или поНя- тия *. На самом деле сдвиг в сторону понятийного аппарата II объяс- няется не только позицией логистических философов, озабоченных экономией: его корни восходят к Брентано и Мейнонгу 69, при том что общеизвестна либеральность этого последнего в вопросе умножения сущностей. Однако Мейнонг также был нерушимо предан референци- альной концепции истины, и именно по этой причине он отстаивал своеобразную точку зрения, согласно которой имеются реально существующие (existing) и идеально существующие (subsisting) объекты, но должны иметься даже и такие объекты, которым не присуще никакое существование (Dasein) вообще. На самом деле он полагал, что некоторые истинные утверждения повествуют о несуществующих золотых горах и о несуществующих реально и несуществующих идеально квадратных кругах; и он обосновывал истинность таких утверждениях не их смыслами, а чувствовал себя обязанным допустить не существующие реально и не существующие идеально объекты в качестве референтов таких утверждений.

Рассел соглашался с Мейнонгом по вопросу о фундаментальной значимости референциальной концепции истины: концепции истины как соответствия (correspondence), как изоморфизма между словами утверждения и тем, о чем это утверждение. Эта корреспондентная теория истины стала краеугольным камнем отвержения Расселом монистического идеализма Брэдли: если множественности компонентов некоего истинного утверждения должна соответствовать множественность элементов действительности, то монизм неправ. Крупным достижением Расселовой теории дескрипций было то, что она усилила позицию этой корреспонденткой теории истины, показав, каким образом мейнонгианские утверждения, которые, как кажется, суть о несуществующих объектах, можно преобразовать в равносильные утверждения, которые теперь уже явным образом не суть ни о каких таинст- венных несуществующих объектах 6 7.

Ь. От Рассела к семантическому понятийному аппарату современной логистической философии

Развитие логистической философии от Рассела к поколению Карнапа, Куайна и Гудмена характеризуется тем обстоятельством, что откровенный реализм Рассела уступил место более кантианской позиции: универсум рассуждений (соответственно: множество десигнатов) теперь уже не отождествляется простым образом с реальностью как она есть в себе. Вместо этого современные логистические философы обнаружили, что абсолютную реальность, «мир», можно описывать в различных системах, универсумы рассуждений которых артикулируются различным образом. Это означает, что двухуровневый понятийный аппарат Рассела снабжается дополнительным третьим уровнем. (См. понятийный аппарат III на нашей схеме.)

Сначала логистические философы попробовали выражать свою критику «наивного» реализма, содержащегося в двухуровневом понятийном аппарате Рассела. Апеллируя ко взглядам британских эмпириков, они ограничили универсум рассуждений чувственными данными (sense-data) и попытались отождествить все остальные сущности с определенными классами чувственных данных 70. Но эта задача оказалась слишком трудной. Ни предметы обыденного опыта, ни сущности, постулируемые физической теорией, оказалось невозможным определить в терминах чувственных данных. Пришлось принять физические сущности в качестве базовых индивидов универсума рассуждений. Убеждение в том, что физическая реальность-в-себе совершенно отлична от того, какой она представляется в нашем обыденном опыте или в наших научных моделях, пришлось выражать по-иному, именно: релятивизируя универсум рассуждений и отличая его от абсолютной реальности-в-себе.

Эта дистинкция между универсумом рассуждений и реальностыо- в-себе приводит за собой еще одну дистинкцию — между «онтологией» и «метафизикой». Стало привычно называть общие категории универсума рассуждений «онтологией»; и поскольку каждая семантически развитая система обязана специфицировать свою онтологию, говорят, что оиа несет в себе то или иное «онтологическое обязательство» («ал ontological commitment»).

На самом деле, логистические философы несколько отличаются друг от друга в отношении метафизических вопросов. Карнап считает, что все меткфИзИческне вопросы, касающиеся природы реальности-в- себе, лишены смысла. Вопрос о том, какое онтологическое обязательство принять, есть для него так называемый «внешний вопрос», ответ на который диктуется ни в коем случае не истиной, а (практической) целесообразностью (expediency) Другие аналитические философы менее агностичны. Уилфрид Селларс, например, не считает бессмысленным говорить о структуре реальности-в-себе. Он не утверждает, Что знает, какова эта структура, но как научный реалист он делает метафизическое утверждение, что она должна существовать, и, подобно Цирсу, говорит, что структура реальности-в-себе есть то, что оци- сала бы окончательная научная картина (если бы таковой картины когда-либо можно было достичь)

В высшей степени оригинальна метафизическая позиция Нельсона Гудмена: он считает, что мир обладает не одним, а многими способами определенности своего бытия (the world is not one way but many ways). Это не агностическая позиция Карнапа, который из того обстоятельства, что «работают» многие системы, делает вывод, что метафизические утверждения лишены претензий на истинность. Для Гудмена небессмысленно сказать о некоей системе, что она соответствует действительности. И он подчеркнуто отвергает взгляд, согласно которому структура реальности-в-себе неизвестна или скрыта от нас. Но он думает, что реальности соответствуют многие отличные друг от друга системы. Под этим он понимает не только то, что некоторые системы улавливают мир в сеть с более мелкими ячейками, чем другие. Для Гудмена, кажется, возможно даже, чтобы две различные системы давали в равной степени детализированную карту реальности. Это может показаться загадочным, но не следует забывать, что, к примеру, одну и ту же евклидову геометрию морено сформулировать с помощью разных конструктивных систем с различными онтологиями Именно в этом смысле Гудмен заявляет, что мир обладает многими способами определенности своего бытия ,

Позиция Куайна не совсем ясна. Он все же хочет защищать юми- стского рода натурализм («наука — на первом месте») и не скЛонен принимать даже кантианского рода метафизику. Однако решающей дистинкции между миром кажимости, изменяющимися моделями науки и абсолютной ноуменальной реальностью, по-видимому, не избежать, и даже Куайну придется принять трехуровневый семантический поняткйиый аппарат. Если мы признаем що, то взгляд Куайна станет очень похожим на взгляд Карнапа, для которого все метафизические вопросы суть прагматические вопросы. Однако Куайн более законченный прагматист, чем Карнап. Для Куайна даже онтология как таковая не может быть абсолютно данной. На Куайна произвела большое впечатление Расселова теория дескрипций, и он счел, что отныне становится устаревшим допущениё какого бы то ни было интроспективного «ментального музея». Но сначала он принимал как само собой разумеющееся, что единственными Кандидатами в экспонаты в таком «музее» были интенциональные сущности. Он исходил из допущения, что разбивать физическую реальность на классы экстенсиональных сущностей можно, основываясь на неинтроспективных критериях, именно: на публичной остенсии. Но к своему изумлению, он обнаружил, Что даже экстенсиональную онтологию Невозможно однозначно детерминировать, основываясь на бихевиористских критериях; поведение носителей произвольного языка L может подкреплять различные гипотезы, касающиеся экстенсиональной онтологии зтого языка I. Для интуйциониста это открытие Куайна показывает, что в конечном счете должны иметься Какие естественные «ментальные музеи»: ведь, вероятно, носители языка L прекрасно знают, о чем они говорят; т. е., как кажется, часть (хоТя не всегда) они знают абсолютным образом, так как именно они ментально разбили мир. Однако Куайн ««реагировал на это по-иному. Он категорически отказывается принимать какие-либо небихевиористские интуиции в качестве источника знания и Предпочитает отказаться от взгляда, что имеет смысл говорить, в абсолютном смысле, что представляет собой онтология того или иного языка. Он принимает исходную непостижимость референции и прокламирует принцип онтологической относительности, согласно которому (1) выяснение онтологии некоего языка L| всегда релятивизовано к онтологии некоего фонового языка (а background language) L2, которая ие ставится под вопрос; и (2) интерпретация онтологии языка L, в онтологии языка Lj никогда не детерминирована однозначно, но всегда диктуется тем или иным лишь прагматически оправдываемы м выбором 71. Таким образом, Куайн оказывается прагматистом не только по отношению к метафизической задаче принятия решения, какую из онтологий принять, но также и по отношению к онтологической задаче анализа и описания онтологии как таковой.

Но вернемся теперь к Фреге И отправимся от него, как от исходного пункта в другом направлении.