3. «Старая» и «новая» идеология

Идеология выступает, таким образом, в качестве постоянного обоснования господства, под которым Хабермас понимает не социальное угнетение и эксплуатацию трудящихся при капитализме, а господство вообще, в том числе выражающееся в подавлении иррациональных импульсов человека. В книге «Техника и наука как «идеология»» он неоднократно, но в различных выражениях трактует идеологию как иллюзорное сознание. «Идеи,— отмечает он,— часто служат тому, чтобы подсунуть нашему поведению оправдывающие мотивы вместо действительных». В плане коллективного поведения это называется идеологией, в которой всегда «фальсифицируется содержание высказываний через нерефлективные связи видимости автономного сознания интересов». Идеология всегда и во всех случаях есть «ложное сознание, имеющее защитные функции» Идеология противоположна науке, истине и потому должна быть отвергнута вообще. По поводу этого утверждения имела место полемика Хабермаса с Лумаиом.

Никлас Луман — западногерманский социолог, последователь и сторонник методологии французского структурализма и структурного функционализма Т. Пар- сонса,— выступая против концепций деидеологизации Р. Арона и Д. Белла, доказывает неправильность их утверждений о «конце идеологии». При этом он характеризует идеологию как категорию функциональную, имеющую своей целью не достижение истины, а лишь ориентировку людей на определенные действия и поведение. Идеология стабилизирует систему.

193

7—5547

Хабермас считает, что такой подход к понятию идеологии не преодолевает свойственного ей атрибута ложности. Мышление не перестает быть идеологическим, т. е. неистинным в своей основе, если оно ориентирует на какое-либо определенное социальное действие и оправдывает его. Идеологии стабилизируют не систему, а отношения господства, однако их стабилизирующая сила все более и более ослабевает, сокращается. Но они под- держивают свое существование благодаря планомерному и систематическому с их стороны контролю над массовыми средствами информации. Идеологии, рассуждает далее Хабермас, всегда играли в истории негативную роль. Эта роль остается за ними и в наше время. Отождествляя взгляды Маркса и Фрейда в понимании идеологии, он пишет: «Как Маркс, так и Фрейд развивала понятие идеологии (соответственно—иллюзий) как противоположное понятию саморефлексии, которое через ложное сознание, необходимый самообман субъекта, может разрушить чуждые ему объективации... Идеологии на плоскости групп или индивидов стабилизируют отношения принуждения и должны быть разрушены через рефлексию...» 264

Возражая Луману, Хабермас рисует «антиидеологическую» перспективу развития современного капиталистического общества, заявляя, что вмешательство государства в экономическую систему и его мероприятия по регулированию «лишают буржуазную идеологию почвы». Таким образом, в конечном итоге он приходит к признанию истинности вывода о неуклонной будто бы тенденции к деидеологизации. Нужно не создавать новую идеологию в виде системно-структурной теории, как рекомендует Луман, а всемерно разрушать существующие идеологические системы, и только. Задача социального исследования, утверждает Хабермас, состоит в тотальной и систематической критике идеологии как «ложного сознания и коллективного ослепления», этим данная задача и должна ограничиться.

Свои рассуждения по вопросу об идеологии Хабермас обращает затем на марксизм. Однако в отличие от откровенных антикоммунистов-марксологов он не заявляет прямо, что марксизм есть продукт заблуждения, вид ложного сознания. С самого начала, отмечает Хабермас, марксизм выступает как критика идеологии, поскольку Маркс развивал свою социальную теорию на основе и в качестве критики буржуазной политической экономии. Но дальнейшая разработка концепции идеологии в истории марксизма, рассуждает он далее, связана с «историей его упадка», выразившегося в последних работах Ф. Энгельса. Маркс «неудачно» предложил

1 /. Habermas, N. Luhmann. Theorie der Gesellschaft oder So- zialtechnologie. Was leistet die Systemforschung? Frankfurt a.M., 1971, S. 246—247.

конструкцию базиса и надстройки общества, а Энгельс утвердил ее. Энгельс, заявляет Хабермас, придал учению об идеологии вульгарно-материалистическую, натуралистическую форму, против которой Маркс определенно не возражал, хотя у него и было об идеологии иное понятие

Хабермас, считающий себя марксистом, рассуждает здесь вполне в духе буржуазной марксологии с ее излюбленным приемом противопоставления Энгельса Марксу. Хабермас хочет найти расхождение между ними и поэтому не останавливается перед прямым извращением взглядов Маркса. Он приписывает Марксу такое определение идеологии, которого у него в действительности не было. «Идеологией Маркс называет всякую реальную, исторически эффективно действующую абстракцию, которую Гегель постоянно развивал как абстракцию сознания, где явление и сущность всегда расходятся и особенное со всеобщим не объединяются в конкретном универсальном. Идеология является существующей неистиной, обоснованной с практическими целями и в конце концов полностью снимаемой через практику»265.

Откуда же возникает этот феномен «ложного сознания»? Отвечая на этот вопрос, Хабермас совершает экскурс в область исторического материализма. Ложное отражение социальной действительности в буржуазном обществе возникает по причине товарно-денежного фетишизма в условиях капиталистического общественного производства. Ложная практика, основанная на частной собственности товаропроизводителей, является той матрицей, на которой формируется сознание всех современных людей в качестве простой копии социальной действительности. Это сознание является ложным не по своей имманентной природе, а именно вследствие правильного отражения им своей ложной основы. «...Идеология имеет свои официальные границы в правильном отражении ложной действительности»266.

Т

195 Хабермас полагает, что таким образом он раскрыл механизм возникновения идеологии в полном соответствии с учением Маркса. Однако на деле его представления далеки от подлинного марксизма. Действительно, капитализм с присущим ему господством частной собственности и товарно-денежным фетишизмом порождает буржуазную идеологию как ложное сознание. Но ведь из глубоких социальных противоречий капитализма возникла и другая форма идеологии — пролетарское сознание, социалистическая идеология, марксизм. Маркс в своих исследованиях не ограничился разоблачением тайны возникновения ложного буржуазного сознания, но дал значительно более широкое научное представление об идеологическом процессе. Вместе с Энгельсом он разработал основы научной идеологии рабочего класса, о которой Хабермас не хочет и слышать, хотя высказывания классиков марксизма по этому вопросу ему хорошо известны.

Отрицание исторической роли рабочего класса теоретиками Франкфуртской школы привело их к отрицанию марксизма как идеологии рабочего класса. Хабермас ополчается против известных ленинских положений о научной и ненаучной, социалистической и буржуазной идеологии, расценивая их как «примитивизм и догматизм», который «принимает образ идеологии».

Критика идеологии объявляется Хабермасом чуть ли не генеральной задачей «критической теории» общества. Она должна «ниспровергнуть знамя идеологий». В качестве альтернативы всякой идеологии Хабермас выдвигает программу «демократизации всего процесса решения» и «коммуникативной компетентности», смысл которой сводится к поддержке и укреплению системы государственно-монополистического капитализма. Критический пафос антиидеологических рассуждений оборачивается пропагандой определенного и притом весьма консервативного вида идеологии — идеологии буржуазно-реформистской.

Философы-марксисты Г. Лей и Т. Мюллер в книге «Критический разум и революция» подчеркивают, что Хабермас довольно четко различает две формы идеологии. Первая свойственна прошлым эпохам, и она поддерживала существующий общественный строй, выступая главным образом в облике политической идеологии.

Ее Хабермас толкует как иллюзию во фрейдовском смысле и определяет с помощью гегелевского термина «ложное сознание». Вторая форма идеологии возникла в условиях «современного индустриального общества» — это технократическое сознание, в рамках которого наука и техника принимают на себя функции идеологии. Эта «новая идеология» уже не является идеологией в прежнем смысле слова. Вот почему Хабермас при характеристике им социальной роли науки и техники всегда берет слово «идеология» в кавычки

Хабермас акцентирует внимание на том, что наука и техника, рассматриваемые как идеология, есть «идеология» совершенно особого рода и значения и резко отличается от «классического» типа буржуазной идеологии. Буржуазная идеология есть идеология «в собственном смысле». «Ее происхождение связано с отождествлением «собственника» с «просто человеком»...» 267. Это идущая от Локка и Джефферсона идеология свободного частного предпринимательства. Она есть одна из сторон буржуазной «рациональности» в веберовском смысле слова. Однако с развитием капитализма, особенно в условиях XX в., происходят распад и крушение прежней идеологии свободного предпринимательства. Современное капиталистическое общество формирует «ложное сознание» уже не в облике политической идеологии XIX в., а в виде «потребительской культуры» с присущими последней особыми связями и представлениями. Характеризуя процесс распада «старой» и возникновения «новой» идеологии, Хабермас обращает внимание на некоторые новые явления в развитии современного капитализма. При этом он отмечает две основные тенденции, придавая им важное значение.

Первая состоит в том, что «рост интервенционалист- ской государственной деятельности создает стабильность системы». Это означает, что вмешательство государства в экономику значительно сократило рамки действия института частного права, увеличило массовое потребление и привело, таким образом, к лояльности масс в отношении к капитализму. Вторая тенденция состоит в том, что колоссальный прогресс в научных исследованиях и технике сделал ныне науку «первой производительной силой». Вследствие этого, продолжает Хабермас, произошли настолько коренные изменения в современном капитализме, что такие основные категории марксизма, как «классовая борьба» и «идеология», потеряли значение и больше неприменимы. Исчезла «конфликтная зона классовой борьбы», поскольку «государственно-регулируемый капитализм сделал классовые конфликты тихими», так сказать, бесконфликтными.

В результате действия этих тенденций, утверждает Хабермас, основные положения исторического материализма стали нуждаться в генеральном пересмотре. Несостоятельным стало марксистское учение о базисе и надстройке, поскольку-де в современных условиях экономика перестала быть базисом, а политика — надстройкой. Новая роль капиталистического государства, его интенсивное вмешательство в экономическую жизнь привели к тому, что прежние отношения зависимости надстройки от базиса преобразовались совершенно. «Благодаря внедрению элементов надстройки в базис подорваны классические отношения зависимости политики от экономики» Современная государственная политика изменила свое главное содержание и функции. «Политика больше не является феноменом надстройки»268.

Раньше характер политики определялся практическими задачами регулирования отношений между классами и укрепления существующей политической системы, а со стороны оппозиции — задачами критики недостатков правительства. Ныне, заявляет Хабермас, «практические вопросы» сведены до минимума, а вследствие этого политика ориентируется «не на осуществление практических целей, а на решение технических вопросов»269, т. е. вопросов, касающихся техники функционирования административно управляемой системы, и не более. Таким образом, приходит к выводу Хабермас, если «старый» капитализм производил и воспроизводил идеологию как «ложное сознание», то в условиях современного государственно-регулируемого капитализма нет оснований и причин для возникновения идеологии вообще. Вследствие этого, за- ключает он, возвращаясь тем самым к мотивам деидео- логизации, «становятся проблематичными основы учения об идеологии».

Итак, государственно-монополистический капитализм, утверждает Хабермас, не только не производит идеологии, он даже в ней и не нуждается. Политика «государственного интервенционизма» требует наличия «деполи- тизированной массы населения». Понятие «деполитизи- рованная социальность» у Маркузе, Хабермаса и других представителей Франкфуртской школы означает индифферентность трудящихся к вопросам политики, полное разрушение классового сознания трудящихся, и прежде всего рабочего класса, отсутствие у него стремлений к ликвидации капиталистического строя. В «Четырех фактах против Маркса» Хабермас писал: «Классовое сознание, революционность нельзя сегодня установить даже среди ядра рабочих. Всякая революционная теория в этих условиях лишена своего адреса. Аргументы больше не могут превращаться в лозунги. Надежды Маркса на то, что теория становится материальной силой, как только она овладевает массами, сегодня оставлены»270. Равным образом и Адорно заявлял, что слова «революция», «пролетариат», «классовое сознание»... «стали истасканными».

Таким образом, по единодушному утверждению теоретиков Франкфуртской школы, классовое сознание у современного рабочего класса развитых капиталистических стран отсутствует. Да в нем, заявляет Хабермас, й нет никакой нужды, ибо в современных условиях эмансипация человечества является не вопросом классовой борьбы, а надклассовым вопросом освобождения человеческого рода, как такового, от отчуждения. Современная ситуация характеризуется тем, что духовный мир деполитизированной общественности пронизан «новой идеологией» в виде технократического сознания. Техника и наука, переняв роль прежней идеологии, по мнению Хабермаса, могли бы иметь положительное значение в эмансипации человечества. С другой стороны, Маркузе, Адорно, Фромм нападают на науку и технику как на носителей отчуждения.

Деление на «старую» и «новую» идеологию соответствует абстрактному, внеклассовому и крайне метафизи- ческому подходу к проблемам идеологии. Конечно, буржуазная идеология подвержена процессу исторического изменения. Существует определенное различие между идеологией домонополистического и монополистического капитализма с точки зрения содержания политических, правовых, философских и тому подобных теорий. Но все эти различия не выходят за рамки самой буржуазной идеологии. Принципиальная разница существует лишь между буржуазной и социалистической идеологиями. Эту противоположность как раз и не хотят признать «критические теоретики» из Франкфурта. В «новой идеологии» индустриального общества они хотят «объединить» противоположные идеологии и в равной степени представить идеологию современного капитализма и социализма в качестве отчужденного сознания. А тот факт, что Хабермас склонен «пойти на мировую» с социологическими и футурологическими теориями буржуазных технократов, еще более обнажает основную теоретическую установку Хабермаса.