4. Наука, техника и идеология

Современное общество, по Маркузе, становится воплощением «технической рациональности», а наука и техника — новой формой идеологии. «Само понятие технического разума,— пишет он,— является, по всей вероятности, идеологией. Не применение техники, а техника сама по себе есть господство (над природой и над людьми), господство методическое, рассчитанное и научно вычисленное. Определенные цели и интересы господ- ства не являются лишь «дополнительными» и навязанными техникой извне: они входят в конструкцию самого технического аппарата; техника является исторически общественным проектом, в котором проектируется то, что общество и господствующие интересы намереваются делать с людьми и вещами. Подобная цель господства есть «материал» и в этом отношении принадлежит к форме самого технического разума» Таким образом, развитие науки и техники, по утверждению Маркузе,— это логика господства, которая заложена в самом понятии науки и техники. Господство «технической рациональности» подчиняет себе всю общественную жизнь. Явления идеологического порядка полностью теряют свою, пусть и относительную, самостоятельность, становясь простыми элементами технического разума. «Развертываясь, этот проект формирует весь универсум языка и поведения, духовную и материальную культуру. В медиуме техники культура, политика, экономика сливаются во всеохватывающую систему, которая поглощает или отвергает все альтернативы. Производительность и растущий потенциал этой системы стимулируют общество и удерживают технический прогресс в рамках господства. Техническая рациональность становится политической рациональностью» 271.

Концепция «технической рациональности» как идеологии для Маркузе является новой. В прежних работах он придерживался иной трактовки идеологии. Так, в статье «Философия и критическая теория» он утверждал, что понятие идеологии стоит ниже определения разума и ориентировано исключительно на социальные, классовые интересы. «Понятие идеологии является рациональным только тогда, когда оно соотнесено с интересами теории, направленной на изменение общественных структур. Оно не является ни социологическим, ни философским, а политическим понятием»272. В форме «технической рациональности» категория идеологии из социальной, политической превращается в универсальную.

В отличие от технократов и позитивистов, буржуазных философов типа Р. Арона, Д. Белла, А. Гелена, ко- торые считают, что само развитие науки и техники означает «закат идеологии» вообще, Маркузе усматривает в научно-технической революции не «конец идеологии», а ее продолжение и усиление, но только в новом выражении. Возрастающее значение идеологии в наши дни Маркузе подчеркивал неоднократно. Так, в антисоветской книге «Социальное учение советского марксизма», извращая суть марксистского учения о базисе и надстройке, он писал о том, что в советском обществе сглаживается различие между базисом и надстройкой, вследствие чего изменяется «внутренняя субстанция идеологии». Она лишается своей «трансцендентности» по отношению к базису. Явления идеологического порядка, утверждал Маркузе, теряют в советском обществе свою прежнюю утопически-идеалистическую дистанцию по отношению к обществу и становятся одномерными элементами репрессивного управления

В книге Маркузе «Одномерный человек» проблема усиления идеологичности всего общественного развития со ссылкой на технологическую рациональность переносится и на современный капитализм. Выполняя функции идеологии, заявляет Маркузе, наука и техника не остаются нейтральными по отношению к другим сторонам социальной жизни — экономике, политике, культуре. Трансформации технического порядка одновременно являются и политическими превращениями. Техника стала ныне эффективной формой социального контроля и, таким образом, получила общественно-политическое, т. е. идеологическое, значение, являясь совокупностью одномерных элементов «репрессивного управления». Это восхождение идеологии, пишет Маркузе, в действительности еще не означает «конца идеологии». Напротив, в определенном смысле прогрессирующая индустриальная культура является идеологической, как и ее предшественница, именно в том отношении, что сегодня сама идеология пронизывает производственный процесс; таким образом, «этот тезис обнаруживает политический аспект господствующей технологической рациональности»273.

Итак, в отличие от технократически-позитивистских теорий о «конце идеологии», которые противопоставляли науку и идеологию как исключающие друг друга противоположности, теория «технической рациональности» как «новой идеологии» их полностью отождествляет. Но и эта теория является несостоятельной в научно-философском отношении. Вульгарно-социологический характер концепции «новой идеологии» состоит в том, что она выводит явления идеологического порядка непосредственно из состояния и уровня развития производительных сил, игнорируя сложные, опосредованные, диалектические связи и отношения, существующие между базисом и надстройкой.

Идеалистический и метафизический характер концепции «технологической рациональности» Маркузе и Хабермаса заключается втом, что они абсолютизируют одну из сторон общественного развития, в данном случае — науку и технику, изолируя их от других сторон социальной целостности. Спекулируя на факте возрастающего влияния современного научно-технического прогресса на социальные процессы, они преувеличивают это влияние, превращая его чуть ли не в историческую фатальность. «Технологический рационализм» игнорирует социальную сторону научно-технического прогресса, отвергает роль производственных отношений как экономической основы развития общества, отрицает классовый характер применения и использования науки и техники. В противоположность этому исторический материализм исходит из основополагающей идеи целостности исторического процесса, внутренней диалектической взаимосвязи производительных сил и производственных отношений, базиса и надстройки, социальной структуры и идеологии при определяющей роли производственных отношений. Научно- технический прогресс не отменяет эту интегральность социального развития и не упрощает ее, а, наоборот, еще более углубляет.

Наука и техника, как известно, не обладают атрибутом абсолютной самостоятельности, они связаны со всей совокупностью социальных условий общества, в том числе и с определенной идеологией. Именно эти условия определяют общее направление и цели развития науки и техники и формируют социальные идеалы научно-технического прогресса.

На тезисе о фатальной роли современного научно-технического развития основывается вся социальная философия Г. Маркузе. Функционирование науки и техники в качестве «идеологии» однозначным образом укрепляет, по его мнению, экономически и политически капиталистическую систему, утверждает ее существование и в будущем. «Сегодня господство увековечивается и расширяется не только посредством техники, но и как сама техника, и это в значительной степени легитимирует экспансивную политическую власть, включающую в себя все области культуры» Функционирование науки и техники в качестве идеологии, заявляет Маркузе, не только пронизывает все поры социального организма современного «индустриального» общества, но и достигает сознания каждого человека. Технический прогресс навязывает индивиду определенный тип мышления и поведения, который Маркузе и называет «одномерным».

«Одномерность» характеризует такое состояние общества, когда идеологическое развитие полностью соответствует материально-техническому прогрессу, как таковому. «Техническое отчуждение» превращается под пером Маркузе непосредственно в отчуждение идеологическое. «Достижения прогресса смеются как над идеологическим обвинением, так и над оправданием; перед их трибуналом «ложное сознание» их рациональности становится сознанием истинным»2.

Современное капиталистическое общество производит и воспроизводит, согласно Маркузе, лишь один тип мышления — мышление одномерное, позитивистское. С помощью этого мышления общество примиряет внутренние противоположности, сглаживает присущие ему социальные антагонизмы. Рабочий класс, который когда-то был воплощением революционного протеста, заключает Маркузе, теперь «не является больше живым противоречием существующего строя» 3.

Подобное состояние общества является, по Маркузе, лишь следствием «индустриально-технической рациональности», а не результатом господства империалистической буржуазии.

Н. Marcuse. Der eindimensionale Mensch, S. 173. 2

Там же, стр. 31. 3

Там же, стр. 35.

нальности». Маркузе возводит всяческую клевету на «советскую идеологию» как на будто бы ложное сознание, при котором «свободные элементы идеологии подчинены административному контролю и управлению». Он поносит марксистско-ленинское учение как своего рода «магию господства» К Таков Маркузе уже не в роли критика капитализма и «философского кумира» леворадикальной интеллигенции, а в роли яростного антисоветчика...

Мы сравнительно подробно остановились на концепции «новой идеологии» Маркузе, потому что она наиболее типично и последовательно представляет «антиидеологическую» доктрину Франкфуртской школы, изображая современную науку и технику в качестве новой формы «ложного сознания». Ю. Хабермас в книге «Техника и наука как идеология» по существу лишь комментирует основополагающие идеи Маркузе. Правда, Хабермас не разделяет его пессимизма в отношении перспектив действия «технической рациональности» и пытается через сближение с технократами и «сциентистами» найти выход из тупика, в который научно-технический прогресс заводит общество, поскольку оно остается капиталистическим.

Хабермас согласен с основным выводом Маркузе о том, что развитие общественной системы в современных условиях определяется логикой научно-технического прогресса, который стал основой оправдания существующих отношений. В статье, посвященной 70-летнему юбилею Г. Маркузе, Хабермас дает подробную характеристику «технократического сознания» как новой формы идеологии. Перенимая функции идеологии буржуазного либерализма XIX в., «технократическое сознание», по его мнению, становится двойственным. С одной стороны, оно «менее идеологично», чем прежняя идеология, в том смысле, что не имеет такой навязывающей и принуждающей силы, какой обладала политическая идеология раньше. Но, с другой стороны, наука и техника воздействуют на общественное развитие «железной логикой господства», даже более действенной, чем идеология старого типа. Преимущество «технократического сознания» перед идеологией старого типа, по Хабермасу, состоит в том, что оно освобождается от некоторых существенных эле- ментов «ложного сознания». Оно уже не является «мистификацией интересов», «рационализированной фантазией желаний» или «иллюзией» во фрейдовском смысле. «Каузальность раскрытых символов и неосознанных мотивов, которые производит ложное сознание как сила рефлексии... больше никоим образом не находится в основе технократического сознания. Оно менее уязвимо через рефлексию, так как больше не является только идеологией. Ибо оно больше не выражает проектов «хорошей жизни» при плохой действительности...» Прежняя идеология была по преимуществу идеологией политической и в качестве таковой воздействовала на капиталистические отношения, обосновывая и защищая свободный рыночный обмен и «стихийный процесс эксплуатации». В настоящее время, утверждает Хабермас, развитие индустриального общества создает своего рода автономию экономики по отношению к политике. «...Новая идеология отличается от старой тем, что она освобождает критерии оправдания организации совместной жизни от нормативного регулирования интеракции вообще, и в этом смысле она деполитизируется, закрепляясь в функции подчинения системе телеологически рационального действия» 2.

«Новая идеология», как неоднократно заявляет Хабермас, вовсе не оправдывает интересы господства какого-либо общественного класса. Она направлена не на субъективные интересы, а на «интересы интерсубъективности», на установление коммуникаций, «свободных от господства». Эта идеология будто бы создает возможность перешагнуть через исторически ограниченные интересы определенного класса, развивать взаимно координированные интересы человеческого рода в целом. «Рефлексия, которую вызывает новая идеология, должна отходить от исторически определенных классовых интересов и высвобождать взаимосвязь интересов самоутверждающегося рода как такового»3.

Существует некоторое различие между Маркузе и Ха- бермасом в оценке социальной роли «технологической рациональности» и перспектив развития общества. В противоположность Маркузе, точку зрения которого он критикует, Хабермас считает возможным преодоление про- 1

/. Habermas. Technik und Wissenschaft als «Ideologie», S. 89. 2

Там же, стр. 90. 3

Там же, стр. 91.

тиворечия между научно-техническим прогрессом, с одной стороны, и потребностями человека — с другой. Против овеществляющей силы науки и техники Хабермас выдвигает «демократическую альтернативу», которая должна противопоставить неотвратимому давлению «технологической рациональности», сковывающему общество, демократизацию «процессов решения».

Излагая свою программу «эмансипации человеческого рода», Хабермас пишет о необходимости правильного соотношения научно-технических возможностей и ценностной ориентации, науки и политики, о восстановлении единства знания и интереса, разума и действия274. Большие надежды в деле эмансипации современного общества он возлагает, в частности, на научно-техническую интеллигенцию. С конца XIX в., отмечает он, действует тенденция, которую не смог должным образом оценить Маркузе, а именно проникновение науки в технику и производство. Тот факт, что наука становится «первой производительной силой общества», означает, что в современных условиях резко возросло значение ученых, научных работников, интеллектуалов в обществе, их вес в общественном мнении. Поэтому задача «критической теории» состоит в том, чтобы воздействовать на этот общественный слой, объяснить его положение в обществе и функции его представителей, вызвать у них «критическое мышление», а затем с их помощью осуществить преобразование всей системы государственно-монополистического капитализма. Таким образом, программа эмансипации общества по существу является программой буржуазного реформаторства, рассчитанной на то, чтобы исправить отдельные отрицательные явления современного капитализма, оставляя неизменной его сущность. К этому, собственно, сводятся и последние рассуждения Хабермаса о проблемах легитимации современного капитализма, о том, чтобы путем определенных реформ привести в соответствие императивы управления с «обобщающими интересами» индивидов275. Концепция «технической рациональности» как «новой идеологии» Хабермаса выполняет определенную идеологическую функцию, имея целью направить действие и поведение трудящихся масс в «законное» русло «целерациональной деятельности» государственно-монополистического капитализма. Недаром представители леворадикальной студенческой молодежи в последнее время выступают с критикой Хабермаса, хотя прежде

он был для них философским кумиром.

* * *

«Критическая теория» общества Франкфуртской школы выполняет определенные функции в историческом противоборстве двух общественных систем — капитализма и социализма — и соответствующих им двух противоположных идеологий. Несмотря на свой «антиидеологизм», отрицательное отношение ко всякой идеологии, она насквозь идеологична и, бесспорно, является формой буржуазной идеологии. Объективно эта теория способствует укреплению системы государственно-монополистического капитализма. Отрицательное отношение представителей Франкфуртской школы к революционной идеологии марксизма-ленинизма, как это справедливо отмечают западногерманские коммунисты (Р. Штайгервальд, И. Шлейф- штейн и др.) в дискуссии с представителями этой «школы», препятствует радикально настроенной интеллигенции найти путь к марксизму-ленинизму, является помехой политическому союзу интеллигенции с рабочим движением. Реформистские иллюзии «третьего пути» тормозят рост политической сознательности рабочего класса и радикальной молодежи, удерживают их от вступления в революционную борьбу против капитализма. Объективно «критическая теория» направлена на идеологическую интеграцию трудящихся в систему государственно- монополистического капитализма.

Антикоммунистический характер этой теории выражается в критике реально существующего социализма, в систематических выпадах против политической власти рабочего класса в социалистических странах, деятельности марксистско-ленинских партий, в клевете на социалистическую идеологию. Эта сторона «критической теории» используется современным правым ревизионизмом в борьбе против социализма и для нападок на марк- сизм-ленинизм. Поэтому «критическая теория» Франкфуртской школы должна быть подвергнута принципиальной марксистско-ленинской критике.