Вторая русская революция началась с забастовок, митингов и демонстраций, происходивших в Петрограде в Международный женский день 23 февраля (8 марта по новому стилю) 1917 г. Война и дороговизна тяжело отражались на положении трудящихся женщин.
У многих мужья были на фронте, приходилось работать на производстве, содержать детей, а тут еще отсутствие хлеба и других продуктов питания. Большевики вели работу среди трудящихся женщин. Петербургский комитет РСДРП создал общегородской женский кружок, задачей которого была «организация и пропаганда среди женского заводского пролетариата». Как пишет большевичка Е. Шалагинова (Федорова), члены этого кружка совместно с женским кружком межрайонцев (от которого представительствовала А. Иткина) решили отметить «международный день работниц выступлением против войны»53. Поддержав это предложение, Бюро ЦК и Петербургский комитет большевиков назначили на этот день собрания и митинги на предприятиях, чтобы разъяснить причины тяжелого положения трудящихся женщин и призвать рабочих и работниц к решительной борьбе против империалистической войны и царизма. «Война, дороговизна и положение женщин» — такова была тема выступлений в этот день. Большевистская организация направляла на рабочие собрания и митинги своих ораторов. Участница событий А. Костина рассказывает, что требования на агитаторов посылались через специальных лиц на квартиру слушательницы Бестужевских курсов Толмачевой, оттуда уже новое лицо шло на другую квартиру, где сидело много товарищей, могущих выступить на митинге. Большевики намеревались издать к женскому дню листовку, но из-за провала типографии сделать это не смогли. Обращение по поводу женского дня выпустил Межрайонный комитет РСДРП. В Обращении говорилось о тяжелой эксплуатации трудящихся, репрессиях царизма, о страшных бедствиях, которые принесла война. «Дорогие товарищи-женщины, долго ли мы будем еще терпеть молча, да иногда срывать накипевшую злобу на мелких торговцах? Ведь не они виноваты в народных бедствиях, они и сами разоряются. Виновато правительство, оно начало войну эту и не может ее кончить. Оно разоряет страну, по его вине вы голодаете. Виноваты капиталисты — для их наживы она ведется и давно пора крикнуть им: „Довольно! Долой преступное правительство и всю его шайку грабителей и убийц! Да здравствует мир!“»160. Движение в день 23 февраля приняло особенно широкий размах в Выборгском районе Петрограда. Это был один из крупнейших промышленных районов столицы. Правда, здесь не высились корпуса предприятий-гигантов, подобно Путиловскому заводу, зато тут находилось много крупных и средних металлообрабатывающих предприятий — заводы «Старый Лесснер» и «Новый Лесснер», «Айваз», «Эриксон», «Розенкранц», «Рено», «Феникс», «Промет» и др. На Выборгской стороне были расположены текстильные предприятия, на которых работало много женщин. Выборгский район имел славные революционные традиции и крепкую большевистскую организацию, пользовавшуюся большим авторитетом в рабочих массах. Поднимая на борьбу массы рабочих и работниц, большевики считали, что момент для решающего сражения против царизма еще не наступил. Они намеревались ограничиться проведением в женский день 1917 г. собраний и митингов. И. Чугурин рассказывает, что большевики, готовясь вступить в решающий бой против войны и царизма, предполагали провести всеобщую забастовку в традиционный день I Мая. «Исходя из предыдущих директив, — говорил И. Чугурин, — мы должны были настроение рабочих прокипятить до I Мая» 161. Один из руководителей Выборгского районного комитета РСДРП В. Каюров писал: «Чувствовалась гроза, — но во что она выльется — никто не мог определить. Сильно повышенное настроение масс заставило районный комитет принять решение о прекращении агитации за прямой вызов на забастовки и пр., а сосредоточить внимание главным образом на поддержании дисциплины и выдержке в грядущих выступлениях. Накануне „женского дня“, в ночь на 23 февраля, я был командирован в Лесной на собрание женщин; охарактеризовал значение „женского дня", женского движения вообще, тут же пришлось указать на текущий момент и главным образом призывать воздержаться от частичных выступлений и действовать исключительно по указаниям партийного комитета» 162. Собрания и митинги на предприятиях Выборгского района в день 23 февраля протекали бурно. Работницы говорили, что нет больше возможности терпеть: мужья на фронте, малыши стоят в очереди за хлебом и уходят ни с чем. На многих заводах и фабриках собрания и митинги заканчивались объявлением стачки; бросив работу, некоторые рабочие и работницы расходились по домам. Так было, например, согласно полицейским донесениям, на заводе «Айваз». Пристав Лесного участка доносил, что свыше 3 тыс. рабочих этого завода, возвратясь с обеда, собрались в автоматном отделе на митинг по случаю женского дня. «Решив сегодня не работать, рабочие стали говорить о хлебном кризисе». Женщины просили мужчин присоединиться к забастовке и в 4 часа вместе с ними «мирно разошлись». Ho такой «мирный» исход собрания был, видимо, исключением. Обычно собрания и стачки в этот день перерастали в демонстрации. Шумной толпой рабочие и работницы покидали цехи й мастерские и с требованием: «Хлеба!» выходили на улицу. А там у лавок и булочных стояли длинные очереди и волновался народ. На первый взгляд волнения на почве недостатка хлеба, происходившие 23 февраля, ничем не отличались от волнений в предыдущие дни. Ho на самом деле между ними было глубокое различие. Прежние вспышки народного гнева из-за отсутствия хлеба не были связаны с организованной борьбой рабочего класса и к исходу дня гасли так же быстро, как вспыхивали вначале. Теперь уличные выступления городского трудового люда с требованием хлеба слились с выступлением забастовавших рабочих. Под руководством рабочих движение направилось против главного виновника всех бедствий — царизма. Инициаторами активных действий в большинстве случаев являлись женщины, в первую очередь работницы текстильных фабрик. В «Осведомительном листке» № 2, изданном Бюро Центрального Комитета РСДРП, о событиях 23 февраля говорилось: «В связи с женским днем, по требованию организованных женщин, был организован ряд митингов на Выборгской стороне, закончившихся стачкой и съемкой с работ рабочих других районов. Обращение путиловцев за поддержкой, отсутствие хлеба создали в массах боевое настроение, вылившееся в демонстрации, митинги и схватки с полицией» 163. Рабочие и работницы, прекращая работу, покидали заводы и фабрики, направлялись к соседним предприятиям, чтобы присоединить их к забастовке и демонстрации. Работницы Невской ниточетой мануфактуры услышали гул с улицы, сначала неясный, потом вылившийся в бурные крики и требования прекращения работы. «„На улицу! Кончай! Довольно!*4 И весь первый этаж ниточной фабрики вмиг открыл свои юкна. Вернее сказать, окна были выбиты кольями, камнями, поленьями. С шумом повалили ниточницы в проходную... Раскрыли все двери. Толпы ниточников повалили на волю»164. Текстильщицы шли к металлистам. Рабочий-большевик машиностроительного завода «Людвиг Нобель» й. Гордиенко рассказывает: «Утром 23 февраля в переулке, куда (Выходили окна нашего цеха, раздавались женские голоса: „Долой войну! Долой дороговизну! Долой голод! Хлеб рабочим! “ Я и еще несколько товарищей мигом оказались у окон... Ворота 1-й Большой Сампсониевской мануфактуры были широко распахнуты. Массы по-боевому настроенных работниц залили переулок. Te, что заметили нас, стали махать руками, кричать: „Выходите! Бросайте работу!44 В окна полетели снежки. Мы решили примкнуть к демонстрации... У главной конторы, у ворот, состоялся короткий митинг, и мы вышли на улицу... Впереди идущих товарищей подхватили под руки и с криками „Ура!“ отправились с ними к Большому Сампсониев- скому проспекту» 165. В свете развернувшихся событий соображения о преждевременности всеобщей стачки и уличных демонстраций утратили свое значение. Возник вопрос: как оценить новую обстановку и отнестись к новым событиям? Рабочим-большешкам каждого предприятия приходилось решать этот вопрос немедленно и притом самим; директив партийных центров утром 23 февраля еще не было. Пять большевиков завода «Эриксон» собрались на экстренное совещание в заводском коридоре. В. Каю,ров рассказывает, что Никифор Ильин сообщил на этом совещании о забастовке на некоторых текстильных фабриках и приходе делегаток- работниц с просьбой о поддержке. Совещание продолжили с эсерами и меньшевиками. Приняли решение «поддержать забастовавших работниц, причем мое предложение, что раз решаем выступать с протестом, то своевременно повести на улицу всех рабочих без исключения и самим стать во главе забастовки и демонстрации, было принято. Тотчас через товарища Ивана Жукова наше !постановление довели до сведения р. к-та (районного комитета. — 3. 2>.). И удивительная вещь, ни р. к., ни иредстави- тели рабочих ото цехам не были удивлены подобным постановлением: ясно — мысль о выступлении давно уже зрела среди рабочих, только в тот момент никто не предполагал, во что это выльется... Никто не думал о такой близкой возможности революции» 166. He имея связи друг с другом, рабочие-большевики на разных предприятиях приходили, однако, к одному и тому же выводу: нужно возглавить стачку и демонстрации рабочих, направив их на борьбу против войны и царизма. Такое единодушие объясняется тем, что рабочие-большевики, опираясь на опыт первой русской революции, давно готовились к решающей схватке с самодержавием. Зная настроения рабочих, они видели, что момент этой схватки наступает. Пора! Обстановка для решающего вы ступления была подготовлена, ,рабочие ждали лишь сигнала к активным действиям. Среди рабочих были не только большевики, но и эсеры и меньшевики. В решающие дни борьбы против царизма могучий революционный порыв охватил всю рабочую массу и сплотил ее воедино. Рабочий-эсер И. Мильчик с того же завода «Эриксон» пишет, что 23 февраля настроение рабочих было по особенному приподнятое, рабочие поминутно бросали станки и обращались к активистам с вопросом, что делать; выходя из пассивного состояния, масса толкала передовиков к руководству. «Быстро собираемся у больничной кассы — 10—12 человек, руководящая головка завода. Ставим вопрос: бастовать ли? Если бастовать, то выходить ли на улицу для демонстрации и снятия других заводов? Осведомляемся друг у друга, каковы настроения на других заводах, есть ли где решение сегодня бастовать и выходить на улицу... Несмотря на отсутствие уверенности, выйдут ли другие заводы — быстрое и единодушное, против обыкновения, решение бастовать, выходить демонстраций в Петрограде, начиная с первой демонстрации у Казанского собора в 1876 г. Здесь размещались высшие правительственные учреждения, резиденции царских министров, Главный штаб, Адмиралтейство и другие опорные пункты царизма. Выход на Невский проспект означал, что движение принимает общепитерский характер. Пролетариат выступал против самодержавия как самостоятельная политическая сила. Он не пошел в эти решающие дни к Таврическому дворцу, на поклон к либеральной буржуазии, не вступил в соглашение с либеральной буржуазией и ее оплотом — Государственной думой. Клич «На Невский!» встретил горячее сочувствие среди рабо- чих-демонстрантов и вызвал тревогу в лагере защитников самодержавия. Царские власти, исходя из опыта первой русской революции, стремились прежде всего разобщить отдельные отряды петроградского пролетариата, изолировать друг от друга рабочие районы и прервать их связь с центром. Войска и полиция получили приказ во что бы то пи стало удерживать в своих руках мосты и не пропускать по ним демонстрантов. Жандармы и полицейские угрожали расправой и пытались преградить путь рабочим. Ho угрозы не действовали. Заслоны полиции на подступах к Литейному мосту были опрокинуты рабочими. На самом мосту демонстранты натолкнулись на новые полицейские силы. С помощью эскадрона кавалерии поток демонстрантов был остановлен, и только отдельные группы рабочих просочились на Литейный проспект. В другое время года захват полицией п войсками мостов, разобщая районы, пагубно сказался бы на общем выступлении рабочих столицы. Ho зима была суровой, Неву сковал прочный лед, и тогда рабочие стали переходить по льду на другой берег. Там они соединялись со своими товарищами и вместе двигались по Литейному проспекту на Невский. Другая часть рабочих Выборгской стороны прошла через Сампсониевский мост на Петроградскую сторону и прорвалась сквозь полицейские заслоны на Троицкую площадь. Группа рабо- чих-выборжцев прошла в центр и через Верхне-Лебяжий мост. Днем 23 февраля у Нарвской заставы собрались путиловцы, рабочие и работницы Екатерингофской мануфактуры, лесопильного п химического заводов и других предприятий. Начался митинг. В отличие от прошлых лет ораторы не прятали лиц, не нахлобучивали на глаза шапок, не боялись налетов полиции. Впервые за долгие годы открыто провозглашались революционные лозунги. «Внезапно в толпе раздался возглас: На Невский! Стройся! Толпа загудела. — На Невский! Хлеба требовать! Мира!... Долой войну! Снова зазвучали большевистские лозунги против войны и самодержавия. В разных местах запели революционные песни; откуда-то появились красные знамена. Их подхватили женщины: — Наш праздник! Нам и знаменщиками быть! — Путиловцы пошли! — разнеслось яа Нарвской заставе» *4 Полицейские отряды остановили путиловцев на Калинкином мосту. Ho путиловцы разбились на небольшие группы и разными обходными путями, по Фонтанке, по Обводному каналу, через промежуточные мосты продолжали пробиваться к центру. Рабочие двигались к Невскому проспекту с разных сторон. Из полицейских участков приходили донесения: «В 4 часа 40 минут дня к Казанскому мосту на Невском проспекте со стороны Михайловской улицы подошла толпа с пением песен и криками: «Давайте хлеба!» «В пятом часу дня толпа рабочих до 150 человек, преимущественно молодежи, вышла с Садовой улицы на Невский проспект с пением рабочей «Марсельезы». «Рабочие образовали на Литейном проспекте толпу около 1000 человек, которые и направились к Невскому проспекту». «Около семи часов вечера на Невском проспекте со стороны Знаменской площади появилась толпа рабочих». «Около шести часов вечера толпа направилась по Суворовскому проспекту на Невский...». «Около семи часов, во время беспорядков на Невском проспекте, появилась со стороны Знаменской площади толпа демонстрантов...»174 Выйдя на Невский проспект во второй половине дня 23 февраля, рабочие не расходились до позднего вечера. Рабочие завода «Лоренц», придя на Невский, застали там многочисленные толпы. «Полиция была бессильна их разогнать. То скоплялись кучками, то расходились. Стали появляться красные полотна, привязанные узлами к древкам. Полиция пыталась прорваться к ним, но рабочие оттесняли полицию к панелям, а местами прогоняли» 175. 23 февраля рабочие демонстранты шли по Невскому проспекту отдельными группами, еще не слившись в единую массу. Они выступали прежде всего с требованием: «Хлеба!» На этом основании царские власти и поверхностные буржуазные наблюдатели характеризовали начавшееся движение как «продовольственные беспорядки» и «голодный бунт». Лозунг «Хлеба!» действительно был наиболее популярным лозунгом первого дня революции. Затрагивая насущные жизненные интересы народа, он подводил народные массы к пониманию истинной причины своих бедствий и тем самым способствовал вовлечению всех слоев трудящихся, в том числе наиболее отсталых, в революционное движение. Выступление «на почве нехватки хлеба» перерастало в политическую борьбу и революционные действия против войны и царизма. Уже 23 февраля требование «Хлеба!» стало дополняться другими, более грозными требованиями. Капитан Чиколини рассказывал, что 23 февраля, объезжая в качестве дежурного но гарнизону забастовавшие заводы Выборгской стороны, он встретил миролюбивое шествие рабочих, требовавших хлеба. «В это же время к ним стала приближаться толпа с криками: „Долой войну!“, настроенная довольно враждебно»176. Te и другие лозунги сливались воедино. Пролетариат Петрограда поднялся на революцию, требуя хлеба, мира, свободы. Мы уже отмечали, что еще до революции большевики указывали на связь этих трех лозунгов, что борьбе против голода, войны и царизма была, в частности, посвящена брошюра «Война и дороговизна в России», изданная за границей в 1915 г. ЦК РСДРП. Товарищ прокурора Петроградского окружного суда И. Громов впоследствии свидетельствовал, что его поразило то обстоятельство, что вышедшие 23 февраля на улицу рабочие шли довольно организованно, с одинаковыми лозунгами, что эти лозунги совпадали со словами упомянутой нами большевистской брошюры, в которой указывалось: «Наших сынов, братьев и мужей угнали на войну, а нас лишили хлеба», а в конце содержался призыв к выходу на улицу с красным знаменем восстания177. Поздно вечером демонстрации рабочих на Невском проспекте прекратились. Царские власти стали подводить итоги событиям Дня. Начальник Петроградской охранки докладывал: «Утром означенного числа явившиеся на заводы мастеровые Выборгского района постепенно стали прекращать работы и толпами выходить на улицу, открыто выражая протест и недовольство по поводу недостатка хлеба. Движение масс в большинстве носило настолько демонстративный характер, что повсеместно пришлось усилить полицейские наряды. Весть о возникшей забастовке раз неслась по предприятиям всего Петрограда, мастеровые которых также стали присоединяться к бастующим» 178. Царская охранка отмечала большую активность и стойкость рабочих. «Большинство оставивших заводы рабочих почти все время находились на улицах и при первом удобном случае устраивали демонстрации и беспорядки... Забастовщики, рассеиваемые в одном месте, вскоре собирались в другом, проявляя в этом особое упорство»179. В докладе охранки приводится цифра бастовавших предприятий — 43 (78444 рабочих). В полицейской записке о происшествиях приводится другая цифра — 50 предприятий (87 534 рабочих). По подсчетам И. Лейберова, сделанным им на основе данных полиции и охранки, сведений фабричной инспекции и администрации предприятий, в забастовке 23 февраля участвовало свыше 128 тыс. рабочих180. Царские власти стремились прежде всего не допустить уличных демонстраций. 23 февраля они еще не применяли огнестрельного оружия, но широко использовали для разгона демонстраций конную и пепгую полицию, жандармерию и кавалерийские части. Отряды городовых, казаков и кавалерии врезались в толпу безоружных демонстрантов. Участники демонстраций попадали под копыта лошадей городовых и испытывали на своих спинах удары полицейских нагаек. Градоначальник Балк изображал действия полиции как самые невинные. «В течение дня, — говорил он, — полиция лишь рассеивала толпы, никто не был задержан, оружие в дело не употреблялось, пострадавших не было»181. Ho даже по официальным сведениям, 23 февраля был задержан 21 рабочий. В протоколе об аресте 23 февраля рабочего Путиловского завода говорилось, что он арестован «за подстрекательство к уличным беспорядкам, клонящимся к нарушению государственного порядка». Вся вина рабочего состояла в том, что он «ослушался приказа вернуться, завлекая других за собой». «Оружие в ход не употреблялось», — заверял Балк. Смотря какое оружие — шашки, пики, нагайки широко использовались уже 23 февраля. «Пострадавших не было». А избитые нагайками и шашками, получившие увечья под копытами полицейских лошадей — не пострадавшие? Все дело только в том, что нападения полиции и казаков не достигали цели, вызывая у рабочих еще большую ненависть и решимость к борьбе. «Будьте прокляты, кровопийцы!» — кричали рабочие полицейским и жандармам. Полиция действовала против рабочих со всем рвением, но ей удавалось рассеивать демонстрантов не надолго. Рабочие собирались вновь, не боясь вступить в новое столкновение с царскими прислужниками, а при удобном случае и напасть на них. На углу Финского переулка и Нижегородской улицы в ответ на попытку задержать рабочего, остановившего трамвай, демонстранты нанесли ранения помощнику пристава. В районе Финляндского вокзала рабочие демонстранты избили другого пристава. Рабочий А. Кузнецов с Металлического завода рассказывал о столкновении между рабочими Московской заставы и конной полицией. Рабочие шли к центру, заняв мостовую и тротуары. «Серые угрюмые лица выглядели сурово и решительно... Вдруг шум затих. На мосту над людьми появился небольшой кусок красного полотна... Громкий голос Ковалева: «Товарищи! Третий год морями льется кровь трудящихся всех стран. Богачи стравили пролетариев защищать их капиталы...» — «Фараоны едут!» — вдруг закричала толпа. Все вздрогнули. Речь оборвалась... Отряд конных городовых устремился навстречу рабочим. Демонстранты тесно жались друг к другу, но продолжали двигаться вперед, угроза расправы пробудила волю к борьбе, в подъезжавших городовых полетели камни. Раздались крики, стоны, песни, ругательства. Лязг шашек, свист нагаек. Сильным гулом стонала площадь. Фараоны остервенело работали нагайками и шашками... Жестоко избиваемые люди вынуждены были отступить... только небольшая группа смельчаков яростно отбивалась каменьями, теснимая со всех сторон». И все же движение рабочих не остановилось; собравшись в небольшие группы, демонстранты прорывались в центр182. 23 февраля поднялся на борьбу пролетариат — главная движущая сила и гегемон революции. Ho чтобы победить, он должен был привлечь на свою сторону солдатские массы.
Уже 23 февраля среди части войск обнаружились колебания и нерешительность в борьбе с революционным движением. В то время как полицейские яростно обрушивались на безоружных рабочих, многие солдаты и казаки выполняли приказы начальства далеко не столь ревностно, сколь полагалось по уставу; действовали пассивно, вяло, а иногда и прямо уклонялись от выполнения распоряжений офицеров. Работница-большевичка А. И. Круглова с завода «Промет» рассказывает о встрече рабочих этого завода с солдатами Новочеркасского полка и казаками. «Отряд казаков быстро понесся на нас. Ho мы не дрогнули, стояли плотной стеной, как будто окаменели. Офицер отряда казаков крикнул: „За кем вы идете, ведь ведет вас баба!“ Я говорю: „He баба, а сестра и жена солдат, которые на фронте". Тут случилось то, что нельзя было ожидать. Солдаты Новочеркасского полка приложили к ноге свои винтовки... Кто-то сзади крикнул: „Казаки, вы наши братья, вы нас не можете расстрелять..Казаки повернули своих лошадей обратно»183. Такие случаи были еще единичны. Ho они заронили в среде рабочих надежду, что в момент решающей схватки солдаты и казаки не будут стрелять в народ. Казаки — верное орудие царизма в дни первой русской революции — переставали играть палаческую роль. Подобно царским властям, буржуазия увидела в выступлении петроградских рабочих 23 февраля только голодный бунт неорганизованной толпы. Считая, что волнения в Петрограде происходят «на почве недостатка хлеба», она опасалась, что если продовольственный вопрос не будет урегулирован, а политика цар ского правительства не будет изменена, то для царизма и для нее последствия могут быть самые плачевные. Некоторые буржуазные деятели продолжали утверждать, будто само правительство провоцирует рабочих на выступления, чтобы найти повод для разгрома движения и заключения сепаратного мира с Германией. Писательница 3. Гиппиус, близкая к этим деятелям, 23 февраля записала в своем дневнике: «Сегодня беспорядки... Опять кадетская версия о провокации, что все вызвано „провокационно “, что нарочно, мол, спрятали хлеб, чтобы голодные бунты оправдали желанный правительству сепаратный мир. Вот глупые и слепые выверты»184. 23 февраля после небольшого перерыва возобновила свои заседания 5-я сессия четвертой Государственной думы, где сосредоточивалась основная деятельность буржуазных партий. Дума стояла в стороне от бурных событий, развернувшихся в этот день на улицах Петрограда; ни один демонстрант не обратил свои взоры к ней, да и она не пыталась установить какой-либо контакт с демонстрантами. Ho грозный гул революционных событий проник и сквозь толстые стены Таврического дворца. Под этот гул Государственная дума обсуждала продовольственный вопрос. На заседании 23 февраля депутаты Думы говорили о твердых ценах, о хлебной разверстке, о снабжении продуктами армии и городов и критиковали действия правительства. Министр земледелия Риттих и правые депутаты призывали Государственную думу не увлекаться политикой и сосредоточить все свое внимание на практической работе по улучшению продовольственного дела. Ho деятели Прогрессивного блока не следовали этому призыву. Они утверждали, что уличные волнения вызваны политикой правительства, которую нужно решительно изменить. Заявляя, что без политики не обойтись, А. Шингарев предлагал отличать политику недальновидную и опасную, ведущую к разрушению государства, и политику разумную и созидательную, способствующую его укреплению. Заверяя, что кадеты помогали и будут помогать царскому правительству в решении продовольственного и других вопросов, А. Шингарев призывал царскую власть вступить на разумный и созидательный путь и «не ссориться с законодательными учреждениями». Он предлагал потребовать от власти, чтобы она «или сумела справиться с делом, или убиралась вон из государства» 185. На заседании Думы 23 февраля с особенно резкими речами выступили представители мелкобуржуазных партий. Меньшевик М. Скобелев говорил, что страна мчится навстречу грозным событиям. Царские власти своими мероприятиями подли вают масло в огонь, военная администрация закрывает заводы и этим затягивает рабочую забастовку. Правительство, обрекая население на голод, способствует разрушению существующего строя. Доведенные до отчаяния женщины л подростки вышли на улицу столицы, взывая о хлебе, М. Скобелев предупреждал о возможных последствиях этого. «Мы знаем в истории случаи, когда власть, разложивши страну окончательно, заставляла голодать население, и возмущенное население жестоко покарало тех, кто морит голодом население» 186. Меньшевики и трудовики сетовали на то, что своевременно не было принято предложение об организации продовольственного дела и смене власти, что создалось положение, которое трудно теперь исправить. Керенский с презрением говорил о народе: «Ведь масса — стихия, у которой единственным царем делается голод, у которых разум затемняется желанием погрызть корку черного хлеба, у которых вместо рассуждения является острая ненависть ко всему, что препятствует им быть сытыми. Ведь с этой массой, с этой стихией рассуждать уже нельзя, она уже не поддается убеждению и словам»187. Керенский призывал депутатов Думы «бороться за то, чтобы власть безумная не губила государства, нам всем одинаково дорогого». Он предлагал потребовать отставки правительства и реорганизации продовольственного дела, поручив его общественным комитетам с включением в них представителей от рабочих. Ho Государственная дума не решилась потребовать отставки правительства. Она ограничилась еще одним заявлением, обращенным к царской власти по продовольственному вопросу. Дума признала необходимым, чтобы правительство немедленно приняло меры к обеспечению продовольствием населения столицы и других городов, и в частности рабочих заводов, работавших на военные нужды, чтобы к делу распределения продовольствия были привлечены городские самоуправления и другие общественные силы. Дума обратилась с запросом к правительству по поводу закрытия Ижорского и Путиловского заводов. Она запрашивала председателя Совета министров, военного и морского министров, что они намерены предпринять «для восстановления нормальных условий производства на заводах и обеспечения нескольких десятков тысяч рабочих, выброшенных на улицу». Дума высказалась за то, чтобы все уволенные рабочие Путиловского и Ижорского заводов были приняты обратно и деятельность этих заводов немедленно восстановлена. Осуществление этих мер не могло уже устранить причин, породивших события 23 февраля. Движение, поднявшееся в этот день, было неизмеримо шире и глубже, чем это казалось буржуазно-помещичьей Думе. Характера происходивших событий не поняли и мелкобуржуазные деятели. Эсер В. Зензинов писал, что забастовочное движение петроградских рабочих «рассматривалось как обычное. Никто не предчувствовал в этом движении веяния грядущей революции»188. Меньшевик О. Ерманский рассказывает, что его поразили демонстрации и уличные столкновения 23 февраля, но истолковать их «в смысле увертюры грандиозных событий — это мне вряд ли приходило тогда в голову» 189. Меньшевик Н. Суханов вспоминал, что 22 и 23 февраля «город наполнялся слухами и ощущением „беспорядков". По размерам своим, такие беспорядки происходили перед глазами современников уже многие десятки раз... были „беспорядки" — революции еще не было»190. Эсер С. Постников писал, что все, с кем ему приходилось сталкиваться, расценивали события 23 февраля как мелкие демонстрации из-за отсутствия хлеба, и только его знакомая — Е. Евреинова, имевшая связи в больничных кассах и рабочих кооперативах, сообщала, что «в мирных рабочих кругах без всякой специальной агитации и пропаганды совершенно необычайное настроение и стремление к открытому выступлению» 191. Расценивая происходящие события как голодные бунты и беспорядки, лидеры меньшевиков и эсеров в день 23 февраля стояли в стороне, не вмешиваясь в происходящее. Власти заявляли, что выступление рабочих было для них неожиданно: «События 23 февраля наступили внезапно. Я не ожидал движения в войсках, не ожидал сильного движения среди рабочих», — говорил Протопопов. То же утверждал и генерал Балк: «До 23 февраля никаких распоряжений по части усиления нарядов на улицах и в других местах не делалось. 23 февраля с раннего утра началась совершенно неожиданная для меня забастовка половины фабрик и заводов. Это движение застало нас врасплох — нарядов полиции не было на улицах, и я вызвал части, всегда имевшиеся в моем распоряжении — конную полицию, жандармский дивизион и кавалерийские отряды» 192. Царские власти видели, что революционное брожение нарастает, знали, что революцию можно ждать в ближайшее время, и потому мобилизовали все силы для ее разгрома. Выступления рабочих 9 января и 10—14 февраля 1917 г. были назначены, власти были осведомлены о них и заранее готовились подавить их. Иначе обстояло дело с событиями 23 февраля. В распоряжении царских властей по-прежнему находились полиция, жандармерия и многочисленные воинские части и требовалась лишь команда, чтобы, согласно утвержденному плану, привести их в действие, подобно тому, как это было сделано накануне 10—14 февраля. Однако слабый размах революционного движения в эти дни усыпил бдительность царских властей. Они не знали, что новое выступление рабочих начнется именно 23 февраля, а когда это выступление началось, не поняли всей его опасности для царизма. Революция застала царское правительство врасплох и вызвала в его среде растерянность. Фактор внезапности способствовал успешному началу революции. Вечером 23 февраля на совещании в градоначальстве Балк упрекал полицейских чинов в том, что они несвоевременно осведомляют его о происходящем. Он приказал в случае возобновления волнений всем чинам полиции находиться на улицах, продолжать использовать прежние средства — рассеивать толпы, не давать собираться группам более 5—6 человек, но к стрельбе не прибегать. Одновременно царские власти уверяли население, что продовольственного кризиса нет. Почему же тогда очереди у лавок и десятки тысяч людей остаются без хлеба? Ответ был дан в обращении командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова к населению. В нем говорилось: «В последние дни отпуск муки в пекарни и выпечка хлеба в Петрограде производятся в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно» 88. Ho объявлением сыт не будешь, хлеба по-прежнему не хватало. Подводя итоги дня, А. Протопопов в своем дневнике отмечал, что «день 23-го прошел не очень страшно, пострадали несколько полицейских чинов, стрельбы не было». Департамент полиции успокаивал себя и свое начальство, что движение не может иметь серьезных последствий и есть надежда, что некоторые заводы 24-го возобновят работу. Высказывалось предположение, что поднявшееся движение не носит политического характера и, возможно, ограничится стачками и демонстрациями, состоявшимися 23 февраля. Менее оптимистично оценивали создавшееся положение сотрудники Петроградской охранки. В записке ее агента от 23 февраля говорилось, что «недостаток хлеба гонит массы рабочих на выступления, и мысль о восстании как единственном средстве найти выход из создавшегося продовольственного тупика проникает в массы все глубже. Теперь о восстании и его близости и неизбежности говорят все на улице, в хвостах за хлебом и другими продуктами первой необходимости, говорят солдаты, мат- росы и интеллигентные круги»193. Петроградская охранка отмечала, что некоторые солдаты Семеновского полка открыто говорят, что при возникновении восстания солдаты будут «стрелять в воздух». Царские власти считали, что вследствие стихийности движения, вспыхнувшего 23 февраля, его можно будет подавить без особого труда. Ho как раз то, что революция началась с неудержимой стихийной силой, свидетельствовало о ее почвенности и жизненности. В. И. Ленин отмечал, что «стихийность движения есть признак его глубины в массах, прочности его корней, его неустранимое™. ..»194. Таких революций, когда бы массы поднялись сразу и организованно, не бывает. «Стихийные взрывы, — говорил В. И. Ленин, — при нарастании революции неизбежны. Ни одной революции без этого не было и быть не может» 195. В буржуазно-демократических революциях, вовлекающих в свои действия самые широкие неорганизованные массы народа, стихийность проявляется с еще большей силой, чем в революциях социалистических. Организованность буржуазно-демократических революций тем выше, чем активнее участие в них рабочего класса. Об этом свидетельствует опыт многих стран, в частности России. Выступления рабочих 23 февраля 1917 г. не были заранее предусмотрены, не проходили по определенному плану, не руководились из единого центра. Они разбивались на множество схваток и столкновений, слабо связанных между собой. И все же русская буржуазно-демократическая революция, руководимая пролетариатом, была неизмеримо более организованной, чем буржуазно-демократические революции, происходившие на западе Европы, на заре капиталистического развития, под гегемонией буржуазии. Рабочие, выступившие 23 февраля на улицы Петрограда, имели четкую цель и большой опыт предшествующих революционных боев. Рабочие действовали с определенной последовательностью. Бросая работу, они собирались на митинги, выходили на улицу, «снимали» рабочих других предприятий и, слившись с ними в общую демонстрацию, шли в центр города. Выступив сами, рабочие вовлекали в борьбу другие слои трудящихся и прежде всего солдат. Движение рабочих шло под идейным влиянием большевизма, оно было подготовлено всей предшествующей деятельностью партии, но сразу же приняло такие грандиозные размеры и подняло на борьбу такие большие массы, что ввести его в строго организованное русло было невозможно. Небольшие в количественном отношении подпольные партийные организации не могли охватить начавшиеся выступления свойм непосредственным руководством, но стремились оказать на них возможно большее влияние, усилить элементы организованности поднявшегося движения и повести его наиболее верным путем к намеченной цели196. Вечером 23 февраля большевики обсуждали итоги первого дня революции и намечали задачи дальнейшей борьбы. Бюро Центрального Комитета РСДРП имело явку в самом центре Выборгской стороны, на квартире Павловых в доме № 35 по Сердо- больской улице. Сюда стекались многочисленные сведения о событиях на предприятиях и улицах столицы. Сюда приходили члены Петербургского и Выборгского районного комитетов партии поделиться впечатлениями о событиях и согласовать свои действия. Сообщения с мест говорили о том, что на следующий день все предприятия Выборгской стороны и ряд предприятий других районов Петрограда будут охвачены забастовкой. В то время как царские власти и буржуазные деятели в выступлениях 23 февраля увидели лишь «происшествия на продовольственной почве», большевики расценили их как события большого политического значения, имеющие совершенно определенный революционный характер. Ho превратятся ли эти события в решающее сражение с царизмом? А. Шляпников писал: «Начавшееся 23 февраля движение в тот день мы не считали еще началом решительного наступления на царский трон. Ho, учитывая объективные условия, как резкое ухудшение экономического положения рабочих, недовольство войной, недовольство буржуазии неудачами войны, а также все растущую хозяйственную разруху и разгул реакции, мы допускали возможность революционного урагана даже от незначительного толчка. Поэтому движение 23 февраля было встречено нами со всей осторожностью, внимательностью и всем организациям была дана директива развивать движение, не ограничивать его каким-либо сроком, как это было в ходу в те времена»197. Намечать сроки окончания начавшегося движения, объявлять однодневную или трехдневную стачку протеста — значило ставить движение в заранее установленные рамки, тормозить его. Вот почему Бюро Центрального Комитета и Петербургский комитет РСДРП, как сообщает А. Шляпников, предложили развивать движение «до крайних пределов». Такими пределами представлялись схватки вооруженных рабочих и солдат с полицейскими и верными царю войсками. Поздно вечером 23 февраля в Выборгском районе состоялось совещание большевиков, на котором обсуждалось положение, создавшееся в результате выступлений рабочих. Совещание со стоялось в комнате рабочего И. Александрова в Головинском переулке. Здесь были представитель Бюро ЦК П. Залуцкий, члены Петербургского и Выборгского комитетов, работники других районов столицы —А. Скороходов, И. Чугурин, К. Шутко, Н. Свешников, И. Иванов, П. Алексеев, С. Лобов, В. Нарчук, А. Ефимов, Н. Агаджанова и другие. Это совещание, рассказывал Н. Свешников, «затягивается до поздней ночи и принимает ряд важных решений, как усиление агитации и связи среди солдат, приобретение оружия, продолжение забастовки, устройство 24-го февраля демонстрации на Невском. Рекомендуется всем товарищам с утра приходить на предприятия и, не приступая к работе, после летучего собрания вывести возможно больше рабочих на демонстрацию против войны к Казанскому собору»198. Все участники совещания выступали за то, чтобы выдвинуть лозунг свержения самодержавия, считая, чю к этому лозунгу массы были подведены всем предыдущим историческим опытом. «Наша агитация, — писал Н. Свешников в тех же воспоминаниях, — облегчена объективным ходом вещей великолепно, мысли о свержении самодержавия разделяются поголовно всеми, как само собой разумеющееся обстоятельство. К лозунгу „долой войнуи отношение сложнее, но на демонстрацию все же идут многие». 23 февраля мало кто предполагал, что события этого дня означают начало второй русской революции, но через несколько дней это выяснилось с достаточной ясностью. Подобно тому, как 9 января 1905 г. явилось началом первой русской революции, а 24 октября 1917 г. началась Великая Октябрьская социалистическая революция, первым днем второй русской революции было 23 февраля199. В первой большевистской хронике революционных событий, в составлении которой принимали участие М. И. Ульянова и А. И. Ульянова-Елизарова, говорилось: «23 февраля в Женский день была объявлена стачка на большинстве фабрик и заводов. Женщины были настроены очень воинственно. He только работницы, но и массы женщин, стоящих в хвостах за хлебом, за керосином. Они устраивали митинги, они преобладали на улицах, двигались к Городской Думе с требованием хлеба, они останавливали трамваи: «Товарищи, выходите!» — раздавались энергичные возгласы. Они являлись на фабрики и заводы и снимали с работы. Вообще Женский день прошел ярко и революционная температура начала с этого дня подниматься»200. В листовке «Великий день», выпущенной Бюро ЦК РСДРП 2 марта 1917 г., отмечалось, что женщины первыми вышли на улицы Петрограда и их день стал первым днем революции. «В безотрадные годы войны женщина приняла на свои плечи небывалые тягости: сердечная боль за близких, взятых на войну, чередовалась с болью за голодных детей. И женщина не пришла в отчаяние. Она подняла знамя революции... 23 февраля — женский день —день русской революции, первый день Третьего Интернационала... Слава женщине! Слава Интернационалу! Слава Великой русской революции!» 201 Начало второй русской революции в корне отличалось от начала первой. 9 января 1905 г. массы петербургских рабочих шли к Зимнему дворцу с петицией, веря в то, что «царь-батюшка» пойдет на уступки народу. Царизм расстрелял эту веру и преподал пролетариату наглядный урок гражданской войны. Шествие рабочих к царю стало началом народной революции против царизма. Ho прошел почти год ожесточенных схваток, потребовалась буря октябрьской и ноябрьской стачек, прежде чем эта революция достигла высшей ступени на баррикадах Москвы и других городов России в декабре 1905 г. Вторая русская революция уже не проходила этих этапов. Она началась с того, на чем остановилась первая. Пролетариат России был теперь не тот, что в канун 1905 г. Он давно изжил царистские иллюзии, приобрел опыт революционной борьбы, получил боевое крещение в сражениях с самодержавием. Стачки и демонстрации петроградских рабочих 23 февраля 1917 г. означали начало восстания. Рабочие вышли в этот день на улицы столицы не для того, чтобы выразить протест против отдельных мероприятий царских властей или добиться от них частичных уступок. Они поднялись на борьбу, чтобы свергнуть царский строй, принесший народу войну и голод. He все демонстранты четко осознавали тогда эту цель, ц лозунг «долой царизм» еще заглушался требованием «Хлеба!» Ho объективный смысл выступлений 23 февраля был именно такой. Стачечники и демонстранты в первый же день революции превратились в повстанцев. Правда, они вступили в революционный бой с царизмом, не имея оружия и не организовав таких боевых отрядов, какие, например, организовали московские рабочие в дни декабрьских боев 1905 г. Это было безоружное восстание; оставаясь таковым, оно не могло одержать победу, но в ходе начинавшейся борьбы такое восстание могло обрести вооруженную силу. Привлекая fla сторону Народа царские войска, вооружаясь в процессе самого восстания, рабочие создавали тем самым необходимое условие свержения царизма. Уже первый день революции вселил надежды именно на такое развитие событий. Как же развернулась борьба в последующие дни?