На второй день революции — в пятницу 24 февраля в обычный утренний час петроградские рабочие собирались на предприятия, но многие из них шли не к станкам, а на митинги. Там раздавались призывы: к работе не приступать, продолжать забастовку и по вчерашнему примеру выйти на демонстрацию.
Рабочие дружно следовали этому призыву. Стачка приняла новый мощный размах: она охватила значительно большее число предприятий и рабочих, чем накануне. Бастовало примерно 200 тыс. человек. От участия в стачках рабочие переходили к революционным действиям. Рабочие становились участниками уличной борьбы и в ходе этой борьбы превращались в солдат революционной армии, свергавшей царское самодержавие. Как и накануне, в Петрограде происходили многочисленные демонстрации, завязывались схватки с полицией, толпы людей останавливали трамваи, дезорганизуя уличное движение; женщины и подростки, стоявшие в очередях за хлебом, громили лавки и булочные. Ho это не было повторением пройденного. Демонстрации становились все многолюднее, а стычки с полицией все острее. Армия революции была еще безоружна, но смело вступала в решающую битву с врагом. Переход от стачек и демонстраций к восстанию, начавшийся 23 февраля, теперь происходил в гораздо больших размерах и принял более отчетливые формы. За плечами рабочих был опыт первого дня борьбы. Путь на улицу, на площади и проспекты Петрограда был проложен. Рабочие уже завоевали первые позиции для решающего штурма царизма. Теперь встала задача закрепить и расширить их. В авангарде движения по-прежнему шел Выборгский район. 24 февраля подавляющее большинство рабочих района продолжало забастовку и вышло на улицу. Уже с 8 часов утра этого дня на Выборгской стороне началась демонстрация. Рабочие двинулись по уже разведанному маршруту — через Сампсониевский проспект к Литейному мосту, чтобы проникнуть в центр города. Отряды полиции, казаков и солдат пытались остановить шествие. Масса рабочих, числом до 40 тыс., шла во всю ширину Литейного моста, напирая на конно-полицейскую стражу. В конце моста она прорвала цепь конницы: одна часть демонстрантов вышла на Литейный проспект, другая была оттеснена обратно на Выборгскую сторону. Как и в первый день революции, многие рабочие стали переправляться на другой берег реки по льду замерзшей Невы. К рабочим-выборжцам присоединялись рабочие других районов столицы. 24 февраля из Васильевской полицейской части сообщали, что забастовали рабочие табачной фабрики «Лаферм», завода «Сименс и Гальске» и других предприятий, что толпы рабочих с пением «Марсельезы» демонстрируют на Большом и Среднем проспектах, на Николаевской набережной, на 5-й, 8-й и других линиях Васильевского острова. На Петроградской стороне забастовали и вышли на улицу рабочие Механического завода, на Каменноостровском проспекте и в других местах произошли демонстрации и стычки рабочих с городовыми и казаками. На Гаванском участке прекратили работу рабочие Военно-подковного завода. На заводе Щетинина состоялось собрание, выступавшие ораторы призывали поддержать рабочих Выборгской стороны и по их примеру объявить забастовку; провозглашались лозунги: «Долой царское правительство!», «Долой монархию!», «Долой войну!» «После этих речей, — сообщал полицейский агент,— все мастеровые вышли из завода и направились к заводу Слеса- ренко»98. В районе Московской заставы 24 февраля забастовали рабочие завода «Вестингауз», к ним присоединились рабочие «Новой бумагопрядильни»; объединившись, они направились к Николаевскому вокзалу. В событиях второго дня революции, как и накануне, активную роль играла молодежь. До революции передовые молодые рабочие вели подпольную работу, занимались в кружках, распространяли листовки, участвовали в стачках. Теперь не только они, но и вся масса рабочей молодежи включилась в уличную борьбу. Она шла в первых рядах демонстрантов, присутствовала на митингах, участвовала в стычках с полицией. Рабочие подростки были разведчиками революции; они первыми оповещали рабочих о приближении войск и полиции, сообщали о пунктах сбора демонстрантов, о митингах и т. п. Молодые рабочие организовывали пикеты, чтобы не допускать возобновления работ. В сводках и донесениях полиции за 24 февраля сообщалось, что толпы, состоявшие главным образом из молодежи, подростков, останавливают трамвайное движение, поют революционные песни, бросают куски льда, болты и другие предметы в городовых. В списках арестованных в этот день числились рабочие в возрасте 16—20 лет. Отряды полицейских, казаков и солдат пытались разогнать рабочие демонстрации и восстановить «порядок» на улицах столицы. Подавляющему большинству демонстрантов пришлось впервые выдерживать натиск полиции и войск, но участие в демонстрации сплачивало единицы в целое. По рядам рабочих передавались советы более опытных товарищей: «Возьмите друг друга за руки. Конным труднее будет разорвать цепь». И действительно, рассеивать рабочие толпы становилось все труднее. Рабочие и ра ботницы стремились привлечь царские войска на свою сторону или хотя бы нейтрализовать их. Как и в первый день революции, в среде защитников самодержавия наблюдались колебания. 24 февраля на Большом Сампсониевском проспекте казаков было гораздо больше, чем накануне. Рабочий-большевик И. Гордиенко рассказывает, что положение создавалось напряженное, столкновение казалось неизбежным. «Инициативу проявляют работницы. Они густой стеной окружают казаков. „У нас мужья, отцы, братья на фронте!u — кричат они. — „Здесь голод, непомерный труд, обиды, оскробления, издевательства. У вас тоже есть матери, жены, сестры, дети: мы требуем хлеба и прекращения войны!*4 Офицеры, опасаясь влияния этой агитации на казаков, дают команду. Казаки с места несутся вскачь. Все бросаются в стороны, у каждого наготове камень, гайка, но казаки проносятся мимо, не трогают нас, повернули и несутся обратно. Их встречают криками: „Ура!“» ". Об аналогичном случае установления миролюбивых отношений между казаками и рабочими демонстрантами в районе Большого Сампсониевского проспекта упоминает в своих воспоминаниях и В. Каюров: «Впереди демонстрации саженях примерно в восьмидесяти выстроились казаки... раздалась команда офицера, казаки с обнаженными шашками бросились на нашу ничем не защищенную безоружную колонну.., грудью коней пробивая себе дорогу, с глазами налитыми кровью, первыми врезались в толпу офицеры; за ними скачут во всю ширину проспекта казаки... Ho, о радость! Казаки бросились гуськом в только что пробитую офицерами «дыру». Некоторые из них улыбались, а один хорошо подмигнул рабочим. Радости не было конца. Крики «ура» казакам неслись из тысячи грудей» 10°. 24 февраля таких фактов было еще немного. Вооруженные силы царизма стояли тогда на страже господствующего порядка. Они оцепили мосты и заняли главные перекрестки улиц, чтобы не допустить рабочих к центру города. Рабочим приходилось вступать в столкновения с отрядами казаков и солдат и в ходе этих столкновений прокладывать себе путь к центру города. Бели 23 февраля отдельные группы рабочих стали проникать туда лишь в середине дня, то 24-го такое стремление стало настойчиво проявляться с самого утра и притом всей массой бастующих рабочих. В какой же район центра шли рабочие? Еще недавно рабочая группа Военно-промышленного комитета звала рабочих идти к Государственной думе. Ho в районе Таврического дворца царили тишина и безлюдье. Государственная дума была в стороне от событий; рабочие и не думали о ней. Как и накануне, они шли на Невский проспект. Из всех районов стекались туда рабочие толпы. Власти доносили, что около часу дня в районе между Казанским и Полицейским мостами сгруппировалась большая толпа рабочих. «В толпе этой пели «Марсельезу», «Вставай, поднимайся, рабочий народ!» и помимо криков «Давайте хлеба!» произносили революционные возгласы «долой царя!», «долой правительство!», а также выбрасывали красные флаги». В 4 часа 20 минут к Казанскому мосту снова подошла толпа рабочих с пением революционных песен. «Толпа эта в течение полутора часов была разгоняема, причем участники толпы, удаленные с одного места, сейчас же группировались в другом месте» 202. Большие массы рабочих направлялись к Казанскому собору. Здесь у площади перед собором шли митинги. Ораторы призывали демонстрантов к решительной борьбе против войны и царизма. Еще более многочисленные митинги происходили на Знаменской площади. Первые группы рабочих демонстрантов пробились туда около 3 часов дня 24 февраля. Тщетно конные городовые пытались рассеять пришедших на площадь рабочих. Они были встречены градом камней и поленьев, а лошади, испугавшись, понесли всадников назад. Были тут и казаки, но они не наступали на демонстрантов; толпа приветствовала казаков криками «ура», а казаки отвечали толпе поклонами. G разных сторон рабочие демонстранты подходили к гранитному постаменту, на котором возвышалась чугунная туша Александра III, восседавшего на огромном коне. Здесь у памятника! шел почти непрерывный митинг, на котором ораторы провозглашали: «Долой войну!», «Долой царизм!», «Да здравствует Демократическая республика!». «Какой-то смельчак, в расстегнутом пальто и без шапки, вскарабкивается по плечам других на царский пьедестал. Смельчак встает во весь рост и поднимает правую руку: «Товарищи! ... Вот под этой безмозглой чугунной пятою до сих пор истекает кровью Россия. Затеянная камарильей безумная военная бойня уже довела весь народ до полной разрухи»» 203. Вооруженные силы царизма стремились разобщить массы рабочих и не допустить слияния отдельных групп в единую революционную демонстрацию. На демонстрантов, прорвавшихся на Невский проспект, обрушивались отряды полицейских, казаков и войск. В. Каюров сообщает, что 24 февраля на Невском проспекте рабочих демонстрантов непрерывно атаковали казаки, затем появились драгуны; революционная масса держалась стойко; рабочие продолжали собираться то в одной, то в другой части Невского проспекта, возобновляя демонстрацию. «До самого вечера драгуны и казаки снова атаковывали демонстрирующих, тем самым мешая правильному движению демонстрации и разъединяя ее на части» 204. К вечеру 24 февраля борьба на улицах и площадях Петрограда стихла, рабочие демонстранты разошлись по районам. Что будет завтра? В донесении полицейских властей за 24 февраля сообщалось: «Двигавшаяся по Невскому проспекту толпа рабочих в числе около 3000 человек остановилась у дома № 80 и выслушала речь оратора, призывавшего к ниспровержению существующего строя и предлагавшего собраться завтра, 25 сего февраля, в 12 ч. дня у Казанского собора» 205. Тишина на Невском проспекте продолжалась только в течение ночи. С утра 25 февраля революционное движение в столице возобновилось с новой силой. В свой третий день революция поднялась на новую ступень. Число забастовщиков в этот день увеличилось еще на 100 тыс., составило свыше 300 тыс.206 Стачка стала всеобщей. Прекратили работу не только крупные и средние заводы и фабрики, но и типографии, мелкие предприятия, мастерские, торговые заведения... Трамвайное движение окончательно остановилось, газеты перестали выходить. Как и накануне, рабочие Выборгской стороны начали день 25 февраля с митингов на предприятиях. О митинге на заводе «Новый Парвиайнен» рассказал большевик А. Кондратьев. Рабочие сидели на полуготовых изделиях, на стропилах, чуть ли не под крышей, каждое слово выступавших товарищей вызывало бурю одобрения. «Ораторы — большевики, меньшевики, социалисты-революционеры. Призыв — итти на Невский... Один оратор заканчивает революционным стихом: «Прочь с дороги, мир отживший, сверху до низу прогнивший. Молодая Русь идет». Атмосфера накалена... Дружный порыв. Жить или умереть в борьбе» 105а. Масса рабочих завода вышла на улицу и, объединившись с рабочими других предприятий Выборгской стороны, общей демонстрацией двинулись по Большому Сампсониевскому проспекту. 25 февраля активно выступили рабочие и других районов столицы. 25 февраля забастовали рабочие самого крупного предприятия Васильевского острова — Трубочного завода. Завод принадлежал казне, и начальник завода решил прибегнуть к помощи вооруженной силы, чтобы добиться возобновления работы; были вызваны солдаты запасного батальона Финляндского полка. Рабочие при шли к солдатам, убеждая их не стрелять; солдаты колебались. Тогда офицер выстрелил в одного из подошедших — молодого рабочего Дмитриева и наповал убил его. Убийство рабочего вызвало взрыв возмущения рабочей массы. Рабочие Васильевского острова, бросая работу, выходили на улицу. Главной магистралью, по которой шли демонстранты, был Средний проспект. На Большом проспекте Петроградской стороны в общую демонстрацию влились рабочие заводов Гейслера, «Вулкан» и других предприятий. Они двинулись снимать остальные заводы своего района. Шли с песнями, организуя по дороге митинги, останавливая трамвайное движение. Преодолевая заслоны полиции, демонстрация росла, пополняя свои ряды новыми отрядами. Рабочие направлялись к Троицкому мосту, чтобы оттуда прорваться на Невский. К движению присоединились рабочие Обуховского завода. В 9 час. утра 25 февраля 14 тыс. бастовавших обуховцев с пением революционных песен направились к центру города. На их красных знаменах было четко начертано: «Долой самодержавие! Да здравствует демократическая республика!» Революционное движение охватило теперь уже все районы Петрограда. Поднялись на борьбу и рабочие петроградских окраин — Охты, Новой деревни, Колпина. Уличные выступления произошли на Галерном острове и на Гаванском участке. Всеобщая стачка породила всеобщую демонстрацию. Бастовавшие рабочие шли, как и раньше, к центру города, на Невский проспект. Никакие силы не могли преградить им путь. Конные городовые и казаки утром 25 февраля пытались остановить рабочих демонстрантов Выборгской стороны, шедших к Литейному мосту. Полицмейстер Шалфеев подъехал к толпе и предложил рабочим разойтись. Ho рабочие стащили с лошади и избили высокое полицейское начальство; в полицейских полетели тяжелые предметы. Преодолевая сопротивление полиции, рабочие прошли мост и вышли на Литейный и Невский проспекты. К центру города шли демонстранты и других районов Петрограда. «Рабочие идут!» — разнеслась весть по Невскому, и вскоре главная магистраль столицы и прилегающие к ней улицы были заняты рабочей массой. Весь облик этой части города быстро преобразился. Закрылись магазины, рестораны, кафе, не ходили трамваи, скрылись извозчики. Гуляющей публики почти не осталось. Столпившись на тротуарах, обыватели смотрели на необычное зрелище. А по мостовой шествовал рабочий люд, шествовал пестрыми нестройными рядами, но и в таком виде вселяя страх в среду хозяев города. С Невского проспекта исчезли упитанные, вылощенные физиономии аристократов и буржуа, на смену им с рабочих окраин пришли люди с худыми изможденными лицами. На Невском проспекте не видно было теперь бобровых шапок и меховых шуб, здесь появились картузы, косынки, платки, поношенные пальто и тужурки... Невский был завоеван рабочей мае- сой. Такой массы рабочих Невский не видел со времен первой русской революции. Конные городовые, казаки и солдаты пытались разгонять митинги и демонстрации на Невском. Под их натиском толпа отступала, но не покидала поле битвы. Рабочие переходили с одного места на другое, рассеивались и собирались вновь. Полиция и воинские части теснили рабочих в боковые улицы, а рабочие неизменно рвались на проспект, вступая в новые столкновения с защитниками царизма. Громадная масса демонстрантов сосредоточилась на углу Литейного и Невского проспектов. Рассеянная конными частями, она вскоре собралась вновь и двинулась к Казанскому собору. Другая колонна демонстрантов вышла на Невский проспект со стороны Спасской части. Все время слышались возгласы: «Долой царя!», «Долой правительство!», «Дайте хлеб!» Демонстранты несли по Невскому проспекту красные флаги и пели боевые революционные песни — «Марсельезу», «Варшавянку», «Смело, товарищи, в ногу». Впервые за много лет в столице России зазвучало свободное слово. Безвестные ораторы бросали в толпу пламенные слова: «Товарищи! Пришло время положить конец кровавой войне и царскому самодержавию. Да здравствует революция!» И в ответ неслось могучее «ура» и уверенные слова боевой песни: Свергнем могучей рукою Гнет роковой навсегда. На главном проспекте столицы вблизи царских дворцов и министерских хором восставший пролетариат громко провозгласил свои требования: «Хлеб!», «Мир!», «Свобода!». Эти три лозунга сливались теперь воедино. К ним прибавлялись грозные призывы: «Долой царизм!», «Да здравствует Демократическая республика!» Эти призывы и лозунги выражали интересы не только рабочего класса; они отражали общенародные чаяния и объединили вокруг рабочих все другие слои трудящегося населения. Пролетариат первый поднялся на борьбу против царизма и сначала сражался с ним один на один. Ho по мере развертывания этого сражения социальная база революции стала расширяться, движение приобрело самый широкий демократический характер. Своей самоотверженностью и упорством пролетариат пробудил к борьбе с царизмом широкие народные массы. К рабочим стали присоединяться городские мелкобуржуазные слои — ремесленники, служащие, интеллигенция, студенчество, учащиеся старших классов средних учебных заведений и т. д. Выступления этих слоев населения были более пассивными, чем выступления рабочих. Толпы жителей столицы одобряли рабочие демонстрации и возмущались действиями полиции. Часть из них вливалась в ряды демонстрантов и из наблюдателей превращалась в участников движения. Непролетарские городские слои, растворяясь в общей массе восставших, не могли оказать определяющего влияния на революцию. Ход событий по-прежнему определялся действиями рабочего класса. Ho участие этих слоев населения придало революции новый размах и способствовало ее успеху. Создавалась обстановка общего сочувствия, поднимавшая моральный дух восставших и укреплявшая их решимость продолжать начатую борьбу. Большую активность проявляли в эти дни студенты. Они собирались на многочисленные сходки, обсуждали текущие события и вопрос о присоединении к рабочим. 25 февраля объявили забастовку студенты Петроградского университета. Такие же решения были приняты студентами других высших учебных заведений Петрограда. В записке Департамента полиции отмечалось: «В среде учащихся высших учебных заведений наблюдается полное сочувствие движению; в стенах заведений происходят сходки, руководимые ораторами. Учащиеся принимают участие в беспорядках на улицах» 207. Занятия в учебных заведениях прекратились. Конечно, не все учащиеся вливались в ряды борцов революции; часть расходилась по домам. Состоялись демонстрации студентов на Васильевском острове; толпы учащихся, главным образом студентов Психоневрологического института, демонстрировали вблизи Знаменской площади. Ho обычно учащиеся шли не отдельными группами, а в общих рядах. Среди огромной массы рабочих, шествовавших по улицам Петрограда, там и сям мелькали студенческие фуражки. Это учащаяся молодежь, уйдя из аудиторий, вышла на улицы, чтобы поддержать рабочих. Главными центрами демонстраций и митингов были по-прежнему площадь Казанского собора и Знаменская площадь. Группы демонстрантов стали собираться у Казанского собора в 12 час. дня 25 февраля. Член межрайонной организации РСДРП, студентка Р. Ковнатор рассказывает, что, когда над толпой у собора взвились два красных знамени с надписями «Долой самодержавие», «Да здравствует революция», раздались радостные крики, «точно этого знамени надежды и борьбы недоставало, чтобы придать единство настроения огромной многотысячной толпе». У Казанского собора происходил митинг. И. Юренев «переходил от одной группы к другой. Помню, он говорил о борьбе рабочего класса, взывал к традициям великих революционеров прошлого и призывал рабочую толпу поклясться, что на этот раз она не разойдется, пока не добьется своего... Вдруг фараоны наскочили на толпу и несколько человек было арестовано. Толпа бросилась их освобождать. Арестованные были отбиты от фараонов» 208. Тогда демонстранты двинулись на Знаменскую площадь, где у памятника Александру III состоялся новый митинг и бурное столкновение с казаками и полицией. Полицейские и казаки бросились с нагайками на демонстрантов. Упавших топтали лошади, раздавался свист нагаек, крики боли сливались с криками возмущения. Митинги на Знаменской площади приняли особенно обширные размеры. В середине дня 25 февраля пристав Крылов пытался разогнать митинг у памятника Александру III и вырвать у рабочих красный флаг, но Крылов был зарублен на площади шашкой. Кто сделал это? Охранка сообщала, что пристава убил казак. Из ряда сообщений следует, что казаки оттеснили конных городовых и сорвали их попытки разогнать толпу. Демонстранты устроили казакам овацию; митинг на площади продолжался. Царские памятники и в других местах использовались для революционных митингов. Рабочий-большевик Гаврилов писал: «Памятники русских императоров превратились в трибуны революции. На Сампсониевском проспекте, ухватившись за пгаагу Петра Великого, молодой рабочий призывал собравшихся к вооруженной борьбе» 209. У памятников царей раздавался громкий клич, направленный против царизма. Требование хлеба отодвинулось на второй план. Борьба рабочих развертывалась под лозунгами свержения царского самодержавия и прекращения империалистической войны. Рабочие-большевики с завода Эриксон и других предприятий изготовили красные знамена с лозунгами «Долой войну», «Долой самодержавие» и 25 февраля под этими знаменами шли демонстрации на Невском проспекте и на Знаменской площади. Столкновения между двумя лагерями — лагерем революции и лагерем царизма становились все более ожесточенными. Рабочие не только защищались от натиска полиции и войск, но и сами переходили в наступление. Они принесли с заводов болты, гайки, куски железа и использовали их против врагов. Рабочие пускали в ход такие «подручные средства», как комья мерзлого снега, куски льда, камни, поленья и т. п. — у рабочих не было ни винтовок, ни револьверов. Избегая столкновений с солдатами, рабочие нападали на отдельных городовых и жандармов, отнимая у них оружие. В эти дни особенно наглядно проявилась общенародная ненависть к жандармерии и полиции. Народ долгие годы терпел их произвол, бесчинства, притеснения и издевательства. В годы войны, когда миллионы солдат гибли на фронтах империалистической войны, полицейские отсиживались в тылу, измываясь над населением и подавляя всякие попытки завоевать свободу. И в начавшейся революции жандармы и полицейские выступали как самые ревностные защитники царизма. «Расходись! Осади назад!» — кричали конные городовые и, врезываясь на лошадях в толпу, наносили демонстрантам удары пиками, шашками и нагайками. Народ называл городовых «продажными шкурами», «фараонами» и -прежде всего на них обрушил свой гнев. Демонстранты сначала оборонялись от нападений полицейских, а затем сами стали переходить к активным действиям и при каждом удобном случае расправлялись с ними. На Большом Сампсониевском проспекте рабочие стащили несколько полицейских с лошадей и избили их. Случаи избиения и обезоружения городовых были зарегистрированы на Аничковом мосту, на Суворовском проспекте и многих других пунктах столицы; полиция понесла потери. На набережной Екатерининского канала в конных городовых и казаков полетели пустые бутылки и произведено было несколько выстрелов. На углу Невского и Владимирского проспектов толпа окружила й обезоружила трех полицейских надзирателей. К концу дня 25 февраля разоружение и избиение полицейских приняло такие размеры, что городовые опасались ходить в одиночку, а некоторые из них для безопасности на!девали солдатские шинели или даже переодевались в штатское платье. К солдатам и казакам рабочие относились по-иному, они стремились привлечь солдат и казаков на свою сторону. Рабочие шли к казармам, чтобы там организовать братание с солдатами, около часовых и патрулей останавливались группы рабочих и работниц, вели беседы с солдатами. Один из участников революции вспоминает: «Солдаты, казаки встречаются приветствиями, прежней злобы к ним не осталось и следа... к казарме подходит рабочий и говорит солдату: ты скажи там своим, чтобы поддержали, чтобы не шли против своих. Это уж мы всерьез вышли, не зря, — солдат кивает головой» 109. 25 февраля продолжали широко использоваться против демон- странтов-рабочих кавалерийские части и казаки. Они помогали полиции, разгоняли толпы рабочих, избивали демонстрантов. Раздались первые выстрелы в народ. В результате столкновений с полицией и войсками 25 февраля на улицах Питера пролилась рабочая кровь, среди восставшего народа появились первые жертвы. У здания Городской думы на Невском проспекте солдаты 9 запасного кавалерийского полка открыли огонь по толпе — девять человек было убито, девять — ранено. Ho во многих случаях солдаты и казаки вели себя пассивно, предоставляя полиции одной действовать против народа. Активность народа нейтрализовала действия царского войска. Рабочие и работницы хватали направленные на них винтовки и обращались к солдатам с призывом поддержать народ. Действия рабочих вносили замешательство в среду солдат и казаков и расстраивали их ряды. Ружья, направленные в народ, переставали стрелять. Случалось и так, что солдаты и казаки оказывали косвен ную поддержку рабочим демонстрантам, а отдельные солдаты даже присоединялись к ним. Задержать таких солдат было трудно, так как толпа помогала им скрываться. Рабочий Ершов рассказывает о столкновении с казаками на Невском проспекте: «Раздается команда. Демонстранты замедляют ход. „Марсельеза" смолкает... Казалось, демонстранты остановятся и казаки бросятся избивать их нагайками. Ho сперва отдельные голоса, а затем общий крик раздается из толпы: — „Хлеба!“, „Мира!“ Лошади раздвигаются, в появившиеся проходы текут ручейки демонстрантов, которые превращаются в живой поток рабочих. Казаков приветствуют. „Да здравствует армия!“, „Долой войну!“, „Хлеба и мира!“ Снова звучит „Марсельеза**. Казаки выстроившись в колонну, отъезжают»по. Рабочий Тайми сообщал о демонстрации на Невском проспекте: «Впереди несли флаг, на котором было написано: «Требуем хлеба! Долой царя!» Приблизившись к Аничкову мосту, мы увидели перед собой, по ту сторону моста, сотню казаков. Строем по четыре, они медленно, шагом двигались навстречу. Впереди ехал офицер. С каждой минутой расстояние между ними сокращалось. Вот наша колонна вступила на мост. Мы пели «Марсельезу». .. И вдруг — голос из толпы: «Да здравствуют товарищи казаки!»... Толпа подхватила этот возглас. Казаки не отвечали. Кое-кто из них улыбался. Так мы прошли Аничков мост» 1П. Бездействие некоторых воинских частей в борьбе против народа отмечено в донесениях полицейских надзирателей и агентов от 25 февраля. Вот выдержки из них: «Произносятся речи, но воинские части бездействуют», «прибывший взвод казаков 1-го Донского казачьего полка к восстановлению порядка никаких мер не принял», «среди воинских частей, вызванных для усмирения беспорядков, наблюдается заигрывание с демонстрантами, а некоторые части, относясь даже покровительственно, подбадривают толпу обещаниями: «напирай сильнее»» 210. На поведение казаков горько сетовал начальник учебной команды запасного Финляндского полка Ходнев: «Донцы, — писал он, — действовали в столице крайне вяло, нерешительно, а потом и вовсе отказались выступать против бунтовщиков, обращая даже свое оружие против защитников законной власти и порядка. Бездеятельность казаков особенно проявлялась, когда они оставались одни, без офицеров (дозор, разъезд, взвод), находясь под командой урядников, молодых подхорунжих. Неоднократно я сам слышал от них такие угрозы: „Сейчас не 1905 год, нагаек у нас нет... против своих, против народа мы не пойдем*4». Ходнев командовал отрядом, состоявшим из солдат, казаков 4-го Донского казачьего полка и полицейских. Он отдал распоряжение казакам преградить путь к Николаевскому мосту толпе рабочих, шедшей с 6-й линии Васильевского острова. «Подхорунжий, — пишет Ходнев, — не спеша вывел со двора свой взвод, посадил на коней и, подгоняемый мною, двинулся вперед. Толпа уже подходила к набережной и уже слышались крики, шум и какой-то глухой рокот. Каково же было мое изумление и негодование, когда казаки спокойно пропустили толпу, которая махала им флагами, платками, шапками, выкрикивала слова приветствия. Демонстранты, пропустив казаков, снова быстро сомкнулись и бегом кинулись на мост» пз. Поведение солдат и казаков показывало, что на этот раз армия будет с народом. Из уст в уста передавались радостные, иногда преувеличенные, вести, что солдаты обещают не стрелять, что казаки прогнали полицию и т. д. Это умножало силы революции, укрепляло решимость масс бороться до полного разгрома царизма. Значение этого факта было отмечено и врагами революции. В записке полицейского агента говорилось: «Так как воинские части не препятствовали толпе, а в отдельных случаях даже принимали меры к парализованию начинаний чинов полиции, то массы получили уверенность в своей безнаказанности и ныне после двух дней беспрепятственного хождения по улицам, когда революционные круги выдвинули лозунг: „Долой войну! “ и „Долой правительство!“, народ укрепился в мысли, что началась революция, что успех за массами, что власть бессильна подавить движение в силу того, что воинские части не на ее стороне, что решительная победа близка, так как воинские части не сегодня-завтра выступят открыто на стороне революционных сил, что начавшееся движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до конечной победы и государственного переворота» 211. Подводя итоги событий, происшедших 25 февраля, Департамент полиции отмечал, что этот день следует отметить как чрезвычайно тяжелый в действиях столичной полиции по прекращению уличных беспорядков. Департамент подчеркивал бессилие полиции и сочувствие части солдат и казаков народному движению 212. К вечеру 25 февраля, как и накануне, в Петрограде все стихло. Тускло горели фонари, раздавались одинокие выстрелы, слышались приглушенные возгласы поредевшей толпы. Город как будто замер. Зато в этот вечер ярко горели огни в Александринском театре: шла премьера лермонтовского «Маскарада». Роскошные декорации, пышные костюмы, богатая постановка, баснословно высокие цены билетов. А недалеко от театра толпы людей требовали хлеба. В последней картине «Маскарада» пели панихиду по отравленной Арбениным Нине. Прохождением белой фигуры смерти под панихидное пение фактически закончились и императорский театр и царская Россия! «„Ходынка в начале" и гримаса великолепного маскарада — в конце. Кровавые крестины и пышные театральные похороны» 213. 25 февраля похороны самодержавия носили еще символический характер; царские власти стояли тогда на страже царского режима и принимали меры к подавлению революции. Полиция проводила аресты демонстрантов. Из сохранившихся протоколов следует, что арестованные обвинялись в том, что они нарушили приказы полиции и установленный порядок. Рабочие Арсенала А. Зайцев и А. Шевчук были арестованы за то, что не выполнили приказ жандармского офицера, а студент Волков за то, что «не выполнил предписания самого градоначальника». Рабочие Ерохин, Станиславенков, вагоновожатый А. Трубач и другие подверглись аресту «за подстрекательство к забастовкам и уличным беспорядкам». Всех их полицейские приставы оштрафовали на крупную сумму214. Полиция еще имела возможность производить аресты, но охранять арестованных и доводить их до полицейских участков становилось все труднее: толпа нередко отбивала арестованных. Полиция загоняла задержанных демонстрантов во дворы домов, в ожидании пока на главных уличных магистралях будет водворен «порядок», но порядок не водворялся, а арестованные освобождались народной массой. Так, узнав, что во дворе дома № 46 по Невскому проспекту собрано, до 60 арестованных рабочих, демонстранты потребовали их немедленного освобождения. Полицейский пристав отказался сделать это, тогда рабочие ворвались во двор этого дома и сами выпустили арестованных215. Группа рабочих подошла к дому № 3 по Казанской улице, во дворе которого находилось 25 арестованных демонстрантов. Рабочие требовали освобождения своих товарищей. Рабочий В. Шепелев рассказывает: «Тут же разъезжали казаки с нагайками и убеждали рабочих разойтись. Как видно, революционный дух рабочих как-то повлиял на казаков. Они становились все нерешительнее. Почувствовав изменение в настроении, кто-то из рабочих крикнул: „Товарищи казаки, присоединяйтесь! Помогите нам освободить наших товарищей!“ Момент был тревожный. Все глаза устремились на казаков. Te съехались в круг и стали шепотом переговариваться. Потом ничего не говоря, с гиканьем и свистом они ворвались во двор, где находились арестованные рабочие... He ожидая такого яростного натиска, охрана растерялась и через несколько минут сдалась и выдала арестованных, которым мы устроили самую теплую встречу» 216. Освобождение арестованных демонстрантов было характерно для третьего дня революции. Действия рабочих приобретали все более решительный характер. Под вечер 25 февраля демонстранты вернулись в рабочие районы с тем, чтобы на другой день продолжать начатое революционное дело. «До завтра», — говорили они друг другу, покидая Невский. Три дня забастовки и уличной борьбы спаяли и закалили питерских рабочих и открыли перед ними новые перспективы. На улицах Петрограда завязался последний и решительный бой с царским самодержавием. Co стороны революционных сил он еще не принял вооруженного характера, но дело шло к этому217. В такой момент с особенной остротой встал вопрос о руководстве революционным движением, развернувшимся с силой стремительного, неудержимого вихря. Вечером 24 февраля собрался наиболее организованный большевистский райком — райком Выборгской стороны. П. Свешников пишет: «Присутствуют все члены райкома, но появляются и новые — тт. Моисеев, Н. И. Медведев, которого вводят в исполнительную комиссию райкома. Настроение приподнятое, но чувствуется отсутствие общего руководства, плохая информация из других районов, настоятельно требуется точная революционная директива ЦК» 218. Такое же настроение царило на совещании партийных работников, собравшихся 24 февраля на квартире Павловых. «Для всех было ясно, — писал А. Шляпников, — что революция началась, Россия „тронулась". Революционное движение охватило столь широкие круги, что никто не сомневался в том, что наступает решительный бой» 219. В связи с этим на первый план выдвинулся вопрос о необходимости развернуть братание с солдатами, отвоевать у царизма его вооруженную сйлу йлй хотя бы нейтрализовать ее. В этих целях было решено усилить работу среди солдат, проникать в казармы, устанавливать там боевые связи и добывать оружие. П. Залуцкий рассказывает, что некоторые члены Петербургского комитета сначала опасались дальнейшего развертывания борьбы, так как царизм вводил в дело войска и казаков. Ho вскоре все согласились, что начавшееся движение необходимо усилить и углубить, вовлекая в него солдат. Против втягивания в активное движение солдат продолжал возражать лишь один Озол (Черномор), впоследствии разоблаченный как провокатор. «Ho Исполнительная комиссия Петербургского комитета была вся против него на нашей стороне» 220. 25 февраля Петербургский комитет большевиков наметил широкий план действий, направленных на развитие и углубление революции. К сожалению, он сохранился только в полицейском изложении. В записке, хранящейся в архиве Департамента полиции и, судя по содержанию, относящейся к 25 февраля, говорится: «Петроградская организация РСДРП по истечении двух дней происходящих в Петрограде волнений решила использовать в партийных целях возникшее движение и, взяв руководительство участвующих в нем масс в свои руки, дать ему явно революционное направление, для чего названной организацией предложено I) издать сегодня 25 февраля листовку (проект ее прилагается), 2) завтра 26 февраля утром созвать комитет для разрешения вопроса о наилучшем и целесообразном порядке управления уже возбужденными, но недостаточно еще организованными массами бастующих рабочих. При этом предположено, в случае принятия правительством энергичных мер к подавлению происходящих беспорядков, в понедельник 27 февраля приступить к устройству баррикад, прекращению электрической энергии, порче водопровода и телефонов». В этом же документе говорилось, что петроградская организация большевиков решила немедленно образовать на предприятиях заводские комитеты (видимо, партийные), которые должны были выделить из своего состава представителей в «Информационное бюро для руководства заводскими комитетами» и передачи им директив Петербургского комитета РСДРП. В дальнейшем предполагалось преобразовать «Информационное бюро» в Совет рабочих депутатов «по типу функционировавшего в 1905 году»221. В записке Департамента полиции говорилось также, что Бюро Центрального Комитета РСДРП командировало делегатов в Москву и Нижний-Новгород с партийными поручениями. Имеющиеся материалы не дают возможности выяснить, как осуществлялся изложенный план. Назначенное на утро 26 февраля заседание Петербургского комитета РСДРП вследствие ареста членов Комитета не состоялось. Ho, судя по воспоминаниям А. Шляпникова, приведенный нами полицейский документ правильно передает намерения петербургских большевиков. 25 февраля Петербургский комитет РСДРП выпустил листовку, текст которой, как пишет Шляпников, был написан членами Бюро ЦК. Листовка начиналась следующими словами: «Жить стало невозможно. Нечего есть. He во что одеться. Нечем топиться. На фронте — кровь, увечье, смерть. Страна разорена. Нет хлеба. Надвинулся голод». Кто виноват? — спрашивала листовка и давала четкий ответ. Виновата царская власть и буржуазия. Это они грабят народ и ради барышей и захватов новых земель тянут без конца войну и гонят народ на бойню. «Либералы и черносотенцы, министры и Государственная дума, дворянство и земство—все слилось во время войны в одну озверелую шайку». Бросая грозное обвинение царизму и буржуазии, большевики призывали рабочих на улицу, на борьбу за себя, за детей, за братьев. Листовка Петербургского комитета РСДРП призывала рабочих и солдат организоваться для борьбы против угнетателей и для этого прежде всего создавать «Комитеты Российской социал-демократической рабочей партии» по мастерским, по заводам, районам, городам и областям, по казармам, по всей России.
«Это будут комитеты борьбы, комитеты свободы. Объясняйте крестьянам, горожанам, солдатам, что их спасение только в победе социал-демократов. Надвинулось время открытой борьбы. Забастовки, митинги, демонстрации не ослабят организацию, а усилят ее. Пользуйтесь всяким случаем, всяким удобным днем. Всегда и везде с массой и со своими революционными лозунгами. Пусть приспешники капитала назовут наши действия стачечным азартом и вспышкопускательством — спасение в немедленной и повседневной борьбе, а не в откладывании ее на дальний срок... Отдельное выступление может разрастись во всероссийскую революцию, которая даст толчок к революции и в других странах. Впереди борьба, но нас ждет верная победа. Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Да здравствует Демократическая республика! Да здравствует 8-часовой рабочий день! Вся помещичья земля народу! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира! Да здравствует Социалистический Интернационал!» 125 На заседании Бюро ЦК РСДРП, состоявшемся вечером 25 февраля, П. Залуцкий сделал сообщение о положении дел в районах Петрограда. Выяснилось, что обстановка в районах сложилась очень благоприятная, подпольные большевистские организации стремятся охватить начавшееся движение, направив его на путь революционных демонстраций и братания с солдатами. Стачка приняла всеобщий характер и протекает при повышенном и боевом настроении рабочих. Рабочие решили продолжать стачку до полной победы над царизмом. И в целях достижения этой победы добиться присоединения к революции солдат. «Связи с казармами у Петербургского комитета и по районам налаживались. Особенно энергично действовал в этом направлении Выборгский район. Там стояло несколько запасных полков и команды самокатчиков, среди которых наши товарищи начали вести усиленную агитацию... За жизнью и деятельностью солдат в казарме следили тысячи рабочих. От них не укрылось царившее в казармах беспокойство, малейшие признаки неподчинения солдат бодрили и вселяли надежды на победу» 222. «В казармы! К солдатам!»— такова была важнейшая задача дня. Петербургский комитет РСДРП обратился к солдатам с призывом перейти на сторону народа. «Братья солдаты! — говорилось в листовке П. К. — Третий день мы, рабочие Петрограда, открыто требуем уничтожения самодержавного строя, виновника льющейся крови народа, виновника голода в стране, обрекающего на гибель ваших жен и детей, матерей и братьев. Помните, товарищи солдаты, что только братский союз рабочего класса и революционной армии принесет освобождение порабощенному народу и конец братоубийственной бессмысленной бойне. Долой царскую монархию! Да здравствует братский союз революционной армии с народом!» 223. С призывом к дальнейшей борьбе выступали в эти дни и межрайонцы. 24 февраля Межрайонный комитет РСДРП выпустил листовки к рабочим и солдатам. В листовке к рабочим говорилось: «He разгромом лавок, не хождением в Думу уничтожен будет голод. Только революция выведет нас из тупика войны и разорения. Готовьтесь, товарищи! He дремлет наш враг. Уже два дня, как выброшены на улицу 30 тысяч путиловцев, требовавших обратного принятия уволенных товарищей. Организуйтесь, товарищи! Близится час расплаты с вековым врагом» 224. Межрайонцы предложили объявить трехдневную стачку протеста против увольнения 30 тысяч путиловцев, «против бойни народов, против самодержавного произвола, против царящего голода», устроить сборы в пользу путиловцев и нелегальной рабочей печати. Они призывали рабочих связаться с армией, поднимать на борьбу солдат, всем вместе бороться за демократическую республику, за социализм, за создание Временного революционного правительства и созыв Учредительного собрания. Листовки межрайонцев отражали вчерашний день революционного движения. Революция уже началась, и боевым лозунгом дня не могла быть трехдневная стачка протеста; борьба должна была продолжаться теперь до полной победы над царизмом, а победу можно было завоевать в уличных боях. И. Юренев признал, что в листовках межрайонцев «нашла свое выражение неуверенность в том, что настоящий бой есть решающий, а призыв к солдатам был по-своему половинчат. В нем мы не звали солдат к непосредственному восстанию» 225. Несмотря на это, решительный протест против империалистической войны и политики царизма, выраженный в листовке межрайонцев, имел положительное значение. На улицах Петрограда вместе с рабочими-болыпевиками боролись рабочие — меньшевики, эсеры, беспартийные. В ходе этой борьбы проявилось единство их цели и сложилось единство их действий. Программа-минимум социал-демократии: знаменитые «три кита» — демократическая республика, 8-часовой рабочий день, конфискация помещичьих земель — вошли в плоть и кровь передовых слоев рабочего класса и активно поддерживались широкими массами трудящихся. С лозунгом: «Долой царизм!» по улицам столицы шествовали мужчины и женщины, рабочие и служащие, студенты и учащиеся. Несмотря на разрозненность движения, на отсутствие единого руководящего центра, восставшие придерживались общей тактики. Они выходили с фабрик и заводов на улицу, объединялись в мощные демонстрации, стремясь привлечь на свою сторону вооруженную силу самодержавия. По мере развития революции борьба за войско становилась главной задачей восставших, от решения которой зависел исход завязавшегося сражения. К этому призывали рабочую массу большевики; эта задача была подсказана рабочим уроками всей предшествующей борьбы; это был наиболее верный путь к намеченной цели. Общие действия рабочих не направлялись, однако, совместными выступлениями партийных центров. В отличие от большевистских организаций организации других партий проявляли в эти дни слабую активность. Эсеры вообще не имели тогда единого центра. В. Зензинов отмечал, что к моменту революции в Петрограде «партийная эсеровская организация была разбита — кое-где на окраинах работали лишь одиночки, распространяли в разнобой самодельные прокламации» 226. В дни революции существовала лишь небольшая группа эсеров левого направления (П. Александрович, С. Масловский и др.), действовавшая вместе с межрайонцами. Два руководящих органа меньшевиков — Opra- низационный комитет и «Инициативная группа» стояли в первые дни революции в стороне от событий. Член «Инициативной группы» О. Ерманский писал: «События разрастались очень быстро. Забастовка сделалась всеобщей... Если бы меня в это время спросили, что из этого движения получится, я бы ничего определенного ответить не мог... Руководства движением и выступлением масс не видно было. Что делали в то время другие партийные организации, я не знаю. Что касается нашей, правда, слабой Инициативной рабочей группы, то она за эти дни не собиралась; она существовала как сумма единиц, но не как целое» 131. Лидеры эсеров и меньшевиков выступали против самодержавно-помещичьего строя и считали, что этот строй должен быть заменен буржуазной властью. Они видели задачу пролетариата в том, чтобы содействовать установлению этой власти. Вот почему в эти решающие дни революции меньшевистские и эсеровские деятели тянулись на совещания* с руководителями Думы, чтобы совместно обсудить вопрос о создании буржуазной власти. Эсеры и меньшевики имели в составе своих организаций рабочих, но выражали интересы мелкобуржуазных слоев населения, страдавших от бесправия, полицейских репрессий, стеснений цензуры и желавших, чтобы на смену царизму пришли парламентские порядки, существовавшие в Западной Европе. Они опасались, что революционная борьба, развернувшаяся на улицах Петрограда, может выйти за данные рамки и отпугнет буржуазию. Депутаты социал-демократической и трудовой фракций Государственной думы, публицисты, литераторы, кооператоры собирались в эти дни на частных квартирах, обменивались мнениями, дискуссировали... Разговор обычно начинался с обсуждения продовольственного вопроса, а заканчивался обсуждением текущих политических событий. Призывы к боевым уличным действиям звучали на этих совещаниях одиноко. Большинство доказывало необходимость действовать умеренно, не забегая вперед и держа равнение на Государственную думу. Совещания мелкобуржуазных деятелей часто происходили на квартире адвоката Н. Соколова. Хозяин квартиры, в недавнем прошлом большевик, в годы войны занимал оборонческие позиции и имел широкие связи в разнообразных политических кругах. К нему приходили деятели различных направлений, в том числе представители народнических групп — А. Керенский, Н. Русанов, В. Зензинов, В. Чернолусский и др. Участник этих бесед Н. Суханов рассказывает, что собравшиеся обсуждали проблемы войны и власти; они считали, что начавшееся движение победит только в том случае, если к нему присоединится буржуазия, и опасались, что антивоенные лозунги, выдвинутые большевиками, отпугнут ее. Ho мелкобуржуазные деятели не могли оказать тогда суще ственного влияния на движение. Н. Суханов признает: «Я чувствовал себя совершенно оторванным от центров революции и вполне бессильным что-либо сделать. Ни малейшего влияния на руководящие центры движения я за собой не числил... И кроме сознания бессилия как-либо повлиять на события, в моем мозгу ничего не было во время беседы с Соколовым» 227. Н. Суханов был активным сотрудником журнала «Летопись», выходившего под редакцией Максима Горького. Вокруг этого журнала группировались представители демократической интеллигенции. В дни революции к Горькому заходило немало людей поделиться впечатлениями, расспросить, разузнать, посоветоваться. Бывали здесь и большевики, связанные с Горьким давними традициями. Возникали споры, в ходе которых четко обозначился водораздел между двумя лагерями — мелкобуржуазным и пролетарским. Меньшевики и эсеры доказывали необходимость установления буржуазной власти и призывали, как говорил Суханов, «работать на Милюкова». Большевики отстаивали необходимость установления диктатуры пролетариата и крестьянства. Суханов отмечал, что, в отличие от литераторов-интеллигентов, большевики представляли другую среду. Они приходили «прямо от рабочих котлов и партийных комитетов. Эти люди в эти дни варились совершенно в иной работе, обслуживая технику движения, форсируя решительную схватку с царизмом, организуя агитацию и нелегальную печать» 228. Политические вопросы стали теперь обсуждаться не только в узком кругу на частных квартирах, но и на более широких открытых собраниях. 25 февраля Петроградский Союз рабочих потребительских обществ по соглашению с социал-демократической фракцией Государственной думы созвал собрание представителей рабочих районов столицы. Присутствовало человек 30—35. Кроме рабочих, здесь были Чхеидзе, Череванин, Копелинский и другие меньшевистские деятели, связанные с легальным рабочим движением. Собрание заслушало доклады с мест и постановило в целях лучшей организации рабочего движения создать по примеру 1905 г. Совет рабочих депутатов. Вечером того же дня избежавшие ареста члены Рабочей группы Военно-промышленного комитета — Я. Анасовский и Я. Остапенко созвали представителей рабочих и работников кооперативов, чтобы обсудить продовольственный вопрос. Собрание собиралось открыто, по заранее разосланным повесткам. Ho в здание Военно-промышленного комитета явилась полиция, закрыла собрание и задержала его участников. Вызванный в связи с этим М. Терещенко застал в помещении Комитета полицию и отряд солдат запасного батальона Волынского полка. Попытка Tepe- !ценно убедить пристава в законности созванного собрания была безуспешна; пристав и офицер полка были неумолимы. 28 рабочих были доставлены под конвоем в полицейский участок. Там рабочих допросили, часть из них оставили под арестом, часть отпустили домой. М. Терещенко вспоминает, что один из задержанных рабочих весело сказал, обращаясь к остальным: «„Еще одно усилие —и дело будет наше! Только не сдавайтесь!“ Мне было странно, что при такой обстановке может быть такое настроение, что при таких условиях можно говорить об успехе» 229. Арестовывая рабочих, царские власти не решались применить такую же меру к буржуазным деятелям. В тот же день 25 февраля продовольственный вопрос обсуждала Петроградская дума. Это было необычное заседание купеческо-домовладельческой Думы. В большой белый зал Думы на Невском проспекте явились не только гласные, но и представители общественных организаций и рабочих. Такой состав присутствующих и мощная демонстрация, происходившая тут же около Думы на Невском, оказали решающее влияние на ход собрания. Выступавшие заявляли, что в тяжелом продовольственном кризисе виновато правительство, игнорировавшее помощь общественности. Собранию было сообщено, что царские власти и теперь тормозят ликвидацию этого кризиса, запретив избирать в продовольственные комитеты рабочих. В ответ на это многие предлагали «не считаясь с тем, что думают в высших сферах», произвести выборы от рабочих в явочном порядке... В ходе собрания продовольственный вопрос был отодвинут на второй план; обсуждалось положение, создавшееся в столице в связи с выступлениями рабочих и действиями царского правительства. Возмущение этими действиями особенно возросло, когда стало известно о расстреле демонстрантов на Невском, и во время собрания в здание Думы были внесены раненые. «Надо что-то сделать и не позже завтрашнего утра», — заявил по поводу расстрела рабочих один из выступавших. Кто-то крикнул из зала: «Надо, чтобы не стреляли в народ». Кадет Коган указывал, что «надо обсуждать не продовольственный вопрос, а считаться с фактом начавшейся революции и сделать все для того, чтобы руководство ею не было захвачено „безответственными элементами" ». Он настаивал на том, чтобы кадеты и другие «прогрессивные» силы, т. е. буржуазные партии, немедленно взяли на себя руководство революцией230. Вскоре поступило сообщение, что рабочие, направлявшиеся в Городскую думу, чтобы изложить свое мнение по продовольственному вопросу, арестованы полицией. Собрание поручило городскому голове П. Лелянову и гласному А. Шингареву вступить в переговоры с правительством о немедленном освобождении арестованных. Оба представителя Думы вскоре возвратились, поведав присутствующим, что председатель Совета министров Голицын ничего не знает о случившемся и обещает выяснить причину ареста рабочих. В такой обстановке вопрос о продовольствии перерос в вопрос о власти. Представитель рабочих кооперативов Волков указал, что успешно бороться с продовольственными затруднениями можно только при демократизации политического строя, что «никакой гарантии от правительства рабочим не надо, ибо они в посулы правительства совершенно не верят». То же утверждал и рабочий Савельев: «Мы не верим „верховной власти", ибо она ведет братоубийственную войну и загнала нас в голод». Гласный Шитиков заявил, что нынешнее правительство, как совершенно неспособное, должно уйти и дать место коалиционному кабинету. М. Скобелев предлагал использовать растерянность властей и заставить уйти правительство, проливающее кровь невинных людей и «борющееся с продовольственным кризисом путем расстрела едоков» 231. Собрание в Городской думе 25 февраля не приняло решения о власти. Оно вынесло постановление только по продовольственному вопросу, заявив, что городское самоуправление возьмет на себя организацию продовольственного дела, при условии обеспечения правительством достаточного подвоза продуктов и привлечения к участию в продовольственном деле представителей всех слоев населения. Несмотря на то, что Дума ограничилась принятием решения только по вопросу о продовольствии, собрание в Городской думе отразило глубокие, сдвиги, происходившие в среде мелкой буржуазии под влиянием рабочего движения. Мелкобуржуазные элементы, качнувшись влево, заговорили о смене власти. Царская охранка окрестила это собрание «революционным митингом», вспомнив при этом митинги 1905 г. и возмущаясь тем, что председатель собрания не прерывал ораторов. От бурных событий, развернувшихся на улицах столицы, не могли укрыться и депутаты Государственной думы. До Таврического дворца все явственнее доносилось дыхание революционной улицы. На второй день революции — 24 февраля Государственная дума продолжала рассматривать продовольственный вопрос. С трибуны Думы снова приводились цифры, делались расчеты и выкладки, говорилЪсь о работе правительственных органов и городских самоуправлений, о расстройстве железнодорожного транспорта, о твердых ценах и разверстке в отдельных губерниях и во всей империи. Вскоре рассмотрение продовольственного вопроса пришлось ограничить рамками столицы. Дума обратилась с запросом к председателю Совета министров — какие меры принимает правительство для урегулирования продовольственного вопроса в Петрограде. Депутаты Государственной думы были крайне встревожены бурными событиями в Петрограде. Они говорили, что наступил опасный момент, выступила улица и надо тушить пожар. Депутат Думы священник С. Крылов начал свою речь словами: «Я вышел на эту кафедру под свежим впечатлением того, что я только сейчас видел на улицах Петрограда... Я видел сейчас, что громадная масса народа залила, буквально залила всю Знаменскую площадь, весь Невский проспект и все прилегающие улицы». Крылов призывал дать хлеб населению, навести порядок, «а не заставлять голодных людей с самого утра и до ночи стоять на морозе, шца и добывая себе какой-нибудь несчастный кусок хлеба» 232. Думцы видели единственный выход из создавшегося положения в передаче продовольственного дела в руки городского самоуправления, которое привлечет к участию в этом деле жителей городов и их общественные («обывательские») комитеты. Многие депутаты выражали надежду, что правительство, наконец, услышит их голос и передаст решение продовольственного вопроса самому населению. Ho, как и накануне, некоторые ораторы выражали сомнение: способна ли нынешняя власть справиться с положением. Кадет Ф. Родичев сказал, что власть ведет государство к гибели, что страна стоит перед пропастью, но еще есть время остановиться и не рухнуть в нее. Для этого нужно сменить власть. «Мы требуем призыва к ней людей, которым вся Россия может верить, мы требуем прежде всего изгнания оттуда людей, которых вся Россия презирает» 233. Разговоры кадетов о призыве одних и изгнании других министров означали, что и перед лицом начавшейся революции либеральная буржуазия стремилась к смене лиц, а не к смене режима. Кадеты намеревались не разрушить, а подремонтировать и обновить обветшалое здание царской монархии. Меньшевистская и трудовая фракции Думы пытались толкнуть буржуазных лидеров влево. Они призывали депутатов Думы отказаться от соглашения с царизмом. Н. Чхеидзе говорил о противоположности интересов народа и царизма, о том, что с царским правительством компромиссов не должно быть. Он предлагал Думе возглавить поднявшееся движение и использовать его для устранения царской власти. «Улица заговорила, — указывал Чхеидзе, — единственное, что остается теперь в наших силах, единственное средство — дать этой улице русло, идя по которому и организуясь, ей дана была бы возможность иметь то самое правительство, которое ей нужно» 234. Меньшевики и эсеры стремились направить энергию и активность рабочих на участие в кооперативах, обывательских комитетах и других общественных организациях. Они добивались, чтобы этим организациям была предоставлена свобода деятельности, а рабочим и всему городскому населению дали бы возможность таким образом участвовать в урегулировании продовольственного вопроса. А. Керенский на заседании Думы 24 февраля говорил, что начавшееся движение ведет страну к анархии, когда «разум страны гаснет, когда захватывают ее стихии голода и ненависти». Он призывал немедленно создавать самочинные общественные, рабочие, демократические организации, которые создадут оплот против «разнузданных страстей», оплот против стихии, сформируют организованное общественное демократическое мнение и подготовят массы к действиям 235. Почти весь день 24 февраля Государственная дума обсуждала продовольственный вопрос. Ho решений принято не было. Между тем события в Петрограде принимали все более широкие размеры. Родзянко заявил депутатам, что обострившееся положение требует быстрых и неотложных мер для успокоения населения. Он снесся с правительством, и вечером того же 24 февраля в Мариинском дворце под председательством князя Голицына состоялось экстренное совещание по продовольственному вопросу. В нем участвовали царские министры, руководящие деятели Государственной думы и Государственного Совета, городской голова и председатель губернской земской управы. Царское правительство в течение длительного времени упорно отказывалось передать продовольственное дело в ведение городского самоуправления, но теперь, когда на улицах столицы развернулось могучее движение, связанное с нехваткой продовольствия, царские министры стали сговорчивее. На совещании в Мариинском дворце они, наконец, согласились сосредоточить продовольственное дело в руках Городской думы. На другой день — 25 февраля А. Риттих сообщил Государственной думе, что правительство готово немедленно, сегодня или завтра, передать продовольственное дело городскому самоуправлению. Риттих уверял думцев, что в Петрограде имеется достаточный запас муки, а громадные хвосты у хлебных лавок объясняются каким-то недоразумением или паникой. Дума одобрила передачу продовольственного дела городским самоуправлениям и поручила своим комиссиям разработать соответствующий законопроект. Лучше поздно, чем никогда, — говорили депутаты. Ho многие сомневались: не слишком ли поздно? Во всяком случае Дума заявила, что городское самоуправление может взять на себя продовольственное дело при условии, если правительство не будет препятствовать работе общественных комитетов и обеспечит подвоз хлеба. Дума не собиралась переступать «рамки закона». Она не приняла предложения о необходимости отстранения нынешнего правительства, о создании нового правительства, подчиненного контролю народа, о гарантировании населению свободы слова, собраний, организаций и личности. И все же дни ее были сочтены. Заседание 25 февраля оказалось последним. Вопрос о новом роспуске Думы был предрешен. Следующее заседание, назначенное на 28 февраля, уже не состоялось. В этот решающий для страны момент буржуазия пребывала в состоянии растерянности. Она не знала, как отнестись к движению, развернувшемуся на улицах столицы. Буржуазия боялась народа и потому не могла поддержать его борьбу против царизма, но и не решалась поддержать царские власти. Как рассказывает кадет С. Гессен, празднество, состоявшееся 24 февраля по случаю очередной годовщины газеты «Речь», скорее походило на панихиду: «шампанское не могло разогнать угрюмого настроения, развязать языки, не о чем было спорить и говорить и неловко было смотреть в глаза друг другу, поставить вопрос, что значат доносившиеся с улицы выстрелы, пытавшиеся рассеять народное скопление» 140а. Думские лидеры видели, что над царской монархией нависают грозные тучи и хотели спасти ее. Некоторые из них считали, что если продовольственное дело перейдет в руки городского самоуправления, а правительство Голицына подаст в отставку, царизм сможет удержаться у власти. «Я убежден, — говорил Родзянко впоследствии, — что если бы это исполнилось и если бы еще 25-го нам дали бы вместо них ответственное министерство и Александра Федоровна выехала бы на постоянное жительство в Ливадию, удалось бы сдержать движение, революцию удалось бы победить. Это был спасительный якорь»236. Ho М. Родзянко заблуждался, спасительного якоря для царизма уже не было. Само царское правительство сначала не придавало серьезного значения происходящим событиям. А. Протопопов заявлял министрам, что ничего тревожного не происходит. На заседании Совета министров, состоявшемся 24 февраля, он утверждал, что «взбунтовалось хулиганье», с которым полиция легко справится. Ho уже на другой день — 25 февраля — на заседании Совета министров Голицын сообщил, что, вопреки уверениям Протопопова, народные волнения принимают угрожающий характер и надо об судить, что делать. Тщетно Протопопов снова заверял министров, что опасения неосновательны: полиция на чеку и вооружена с ног до головы, а Хабалов обещал выставить 30 тыс. солдат с артиллерией и бронемашинами для подавления мятежа. Им уже никто не верил. Н. Покровский и некоторые другие министры заявили, что подавление волнений силой оружия ни к чему не приведет, что необходимо пойти на серьезные уступки и сформировать новый кабинет из лиц, популярных в думской среде. В качестве возможных кандидатов в новые министры называли графа П. Н. Игнатьева, А. А. Поливанова, генерала М. В. Алексеева и других. Совет министров искал мирного выхода из создавшегося положения. Он постановил войти в сношения с руководителями Государственной думы и лидерами думских фракций для выяснения возможности достижения соглашения с ними237. Правительство поручило вести переговоры с думскими деятелями Покровскому и Риттиху. Эти министры беседовали с депутатами Думы — Н. Савичем, В. Маклаковым, П. Балашовым и И. Дмитрюковым. Савич заявил, что единственным выходом было бы образование министерства, ответственного перед Думой. Он предлагал тотчас же начать формирование нового кабинета, а пока будет идти такое формирование, прервать работу Думы. Дмитрюков тоже высказался за немедленное образование ответственного министерства, но считал нецелесообразным распускать Думу, хотя бы и на короткий срок. Царские министры отвергли предложение об образовании ответственного министерства. Из их переговоров с думскими деятелями ничего не получилось. Примерно в это же время состоялась встреча председателя Государственной думы с председателем Совета министров. Родзянко пытался убедить Голицына добровольно уйти в отставку. Ho Голицын не хотел следовать этому совету. «Оказалось, — сообщал Родзянко, — что красноречие не жгло его сердце, он не внял моим увещеваниям, а наоборот. „Вы хотите, чтобы я ушел, а вы знаете, что у меня в папке?“» И Голицын передал Родзянке папку с царским указом о роспуске Государственной думы. Указ о роспуске Думы был подписан царем 13 февраля накануне открытия думской сессии, на всякий случай. Голицыну, как и его предшественникам, не было необходимости обращаться к царю за санкцией о сроке роспуска Думы. Это было предоставлено его собственному усмотрению: премьер-министр сам мог проставить срок роспуска и решить, в какой день обнародовать уже подписанный царский указ. Голицын угрожал Родзянко роспуском Думы, зная, что думские лидеры очень боялись этого. Одновременно в том же разговоре Голицын предлагал Родзянко мировую. «Это я про запас», — кивнул он в сторону папки с указом. А пока что премьер-министр попросил председателя Государственной думы созвать видных думцев для дружеской беседы с ним: «Соберемся, поговорим. Нельзя постоянно жить на ножах», — убеждал Голицын. В свою очередь и Родзянко взывал к миролюбию, предлагая Голицыну «вложить нож в ножны». Голицын обещал позвонить Родзянко, чтобы условиться о месте и времени предстоящей встречи с думцами. Ho эта встреча так и не состоялась. Совет министров решил распустить Думу и отложить вопрос об изменениях в составе правительства. Стараясь достигнуть соглашения с думскими лидерами, царские министры не хотели делать им никаких уступок. Упорство царского правительства вело его к изоляции и ослабляло его власть. В донесении полицейского агента от 26 февраля 1917 г. говорилось: «Усугубляет положение то, что буржуазные круги тоже требуют смены правительства, т. е. правительство остается без поддержки от кого-либо, но в данном случае есть и отрадное явление: буржуазные круги требуют только смены правительства и стоят на точке зрения продолжения войны до победного конца, а рабочие выдвигают лозунги: „Хлеба, долой правительство и долой (войну! “ Этот последний пункт вносит разлад между пролетариатом и буржуазией, и только в силу этого они друг друга не желают поддерживать. Эта рознь взглядов является тем хорошим для правительства обстоятельством, которое дробит силы и распыляет начинания отдельных кругов»238. Однако события развертывались столь быстро и решительно и революция зашла так далеко, что возможность использования правительством розни между буржуазией и пролетариатом делалась все более ограниченной. Из всех лиц, имевших отношение к самодержавию, сам царь узнал о революционных событиях в Петрограде едва ли не последним. Более двух месяцев Николай II находился в Царском Селе и уехал оттуда в Ставку главнокомандующего 22 февраля, накануне начала революционных событий. Казалось, что ничто не предвещало бурю. Мы уже отмечали, что царские власти не предполагали, что в ближайшие дни в стране могут произойти серьезные события, иначе царь едва ли уехал бы в Ставку. В вагоне Николай II прочел письмо от жены. Она писала об ужасном времени, о том, что ей хочется в такое время услышать «утешающий и одобряющий» голос Распутина, о том, что царю необходимо проявить твердую власть. «Кажется, дела поправляются. Только, дорогой, будь тверд, покажи властную руку... с тех пор как они стали „чувствовать“ тебя и Калинина (так именовала царица Протопопова. — 5. Б.), они начали успокаиваться... где бы ты ни был, их должен охватывать все тот же трепет» 143а. Александра Федоровна считала, что Николай гораздо нужнее в столице, чем в Ставке, и просила его дней через десять вернуться домой. Николай, действительно, вернулся дней через десять, но уже перестав быть царем. Жизнь царя и его окружения в Ставке текла по заранее установленному порядку. Как всегда, в половине десятого утра Николай II приходил в штаб, где выслушивал доклад генерала Алексеева, затем следовали завтрак, прогулка, чай, чтение почты, обед... Ничего особенного не предвиделось, никакие перемены не намечались. Генерал Дубенский, превратившийся из специалиста по коневодству и черносотенного издателя в царского историографа (Ставка поручила ему описывать поездки царя), 24 февраля записал в своем дневнике: «Тихая бесталанная жизнь, все будет по-старому. От „Него“ (так Дубенский называл царя. — Э. Б.) ничего не будет, может быть, только случайные внешние причины, кои заставят что-либо изменить». Николай II тоже вел дневник, вел давно, регулярно, изо дня в день. Ho напрасно было бы искать на страницах дневника правителя Российской империи упоминаний о крупных политических событиях того времени. Дневник состоял из перечисления мелких фактов обыденной жизни. В нем наглядно проявились пустота интересов, ограниченность и ничтожность последнего русского самодержца. 23—26 февраля 1917 г. Николай II отмечал в своем дневнике: «Читал все свободное время франц [узскую] книгу о завоевании Галии Цезарем... обедал со всеми иностранцами и нашими... заехал в монастырь и приложился к иконе божьей матери. Сделал прогулку по шоссе на Оршу. В 6 ч. пошел ко всенощной... Написал Алике и поехал по Бобр [уйскому] шоссе к часовне, где погулял. Погода была ясная и морозная. После чая читал и принял сен. Трегубова до обеда. Вечером поиграл в домино» 239. В то время, как царь ходил к всенощной и играл в домино, на улицах Петрограда развертывалась борьба за свержение царизма. Ближе к событиям находилась царица. Ho и к ней в Царское Село доходили очень смутные сведения о происходящем. А. Протопопов по телефону сообщал в Царское Село успокоительные сведения о положении в столице и заверял царицу, что все скоро успокоится и войдет в обычное русло. Получая такие сведения, Александра Федоровна в письмах к царю упоминала о петроградских событиях, как о незначительных беспорядках, происходящих на продовольственной почве. 24 февраля она писала: «Вчера были беспорядки на В. [Васильевском] острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные» 240. 25 февраля царица сообщала царю: «Это — хулиганское движение, мальчишки и дев чонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, — просто для того, чтобы создать возбуждение, — и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Ho это все пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя». Вместе с тем, не дожидаясь, пока все «пройдет и успокоится», Александра Федоровна в том же письме предлагала принять немедленные меры к водворению порядка, ввести карточную систему и милитаризировать предприятия. «Забастовщикам прямо надо сказать, чтоб они не устраивали стачек, иначе будут посылать их на фронт или строго наказывать. He надо стрельбы, нужно только поддерживать порядок и не пускать переходить мосты, как они это делают» И6. 26 февраля в день, когда на улицах Петрограда расстреливались рабочие демонстранты, Александра Федоровна посетила могилу Распутина, чтобы найти успокоение от волнений последних дней... «Мне кажется, что все будет хорошо, — писала она мужу, — солнце светит так ярко, и я ощутила такое спокойствие и мир на Его дорогой могиле! Он умер, чтобы спасти нас». Слухи о волнениях в Петрограде дошли до Ставки от случайно приезжавших лиц, — правительство и военные власти Петрограда долго не решались «тревожить» царя, надеясь, что все обойдется благополучно. Только на третий день революции весть о ней дошла до царя. В 5 час. вечера 25 февраля Хабалов направил первую телеграмму в Ставку Верховного главнокомандования, в которой сообщал: «Доношу, что 23 и 24 февраля вследствие недостатка хлеба на многих заводах возникла забастовка; 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было прекращено. В средине дня 23 и 24 февраля часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разогнана... Сегодня, 25 февраля, попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками» 241. Из сообщения Хабалова можно было сделать заключение, что ничего особенного не произошло и порядок в столице сохраняется. Ho конец сообщения противоречил его общему успокоительному тону. Хабалов писал: «В подавлении беспорядков кроме петроградского гарнизона принимают участие пять эскадронов 9 запасного кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего полка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка»242. Из этого следовало, что «беспорядки» приняли серьезный оборот, раз для их подавления силы петроградского гарнизона оказались недостаточными и пришлось привлекать воинские части из окрестностей столицы. Узнав о событиях в Петрограде, царь направил грозное предписание столичным властям. Вечером 25 февраля он подписал телеграмму Хабалову, в которой говорилось: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. Николай». На другой день царь писал жене: «Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспорядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старик Голицын не потерял голову» 243. Ho случилось все наоборот. Хабалов не сумел остановить «уличные беспорядки», Протопопов не мог дать ему никаких инструкций, старик Голицын потерял голову. По словам Хабалова, предписание царя о прекращении беспорядков хватило его обухом по голове: «Как прекратить завтра же?... Когда говорили: „хлеба дать“, — дали хлеба и кончено. Ho, когда на флагах надпись „долой самодержавие", какой же тут хлеб успокоит» 244°. Военные власти столицы решили, что нет другого средства выполнить повеление царя, как пустить в ход вооруженную силу, не останавливаясь перед расстрелом демонстрантов. Хабалов говорил: «Царь велел: стрелять надо». Каждый вечер Хабалов собирал начальников участков военной охраны, они докладывали командующему войсками округа о событиях, происшедших за день, и получали указания, как действовать на следующий день. Через час после получения телеграммы царя, вечером 25 февраля, собралось очередное совещание начальников участков военной охраны. Огласив телеграмму Николая II, Хабалов заявил: «Государь приказал завтра же прекратить беспорядки. Вот последнее средство, оно должно быть применено... Если толпа малая, если она не агрессивная, не с флагами, то вам в каждом участке дан кавалерийский отряд — пользуйтесь кавалерией и разгоняйте толпу. Раз толпа агрессивная, с флагами, то действуйте по уставу, т. е. предупреждайте троекратным сигналом, а после троекратного сигнала — открывайте огонь» 245. Царские власти широко оповестили об этих мерах население столицы. 25 февраля Хабалов подписал следующее объявление: «Последние дни в Петрограде произошли беспорядки, сопровождающиеся насилиями и посягательствами на жизнь воинских и полицейских чинов. Воспрещаю всякое скопление на улицах. Предваряю население Петрограда, что мною подтверждено войскам употреблять в дело оружие, не останавливаясь ни перед чем для водворения порядка в столице» 246. В телеграмме ген. Алексееву Хабалов сообщал: «Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих, собиравшиеся на Знаменской площади и у Казанского собора, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами. Около 17 час. у Гостиного двора демонстранты запели революционные песни и выкинули красные флаги с надписями: „Долой войну!44 25 февраля бастовало двести сорок тысяч рабочих. Мною выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое проявление беспорядка будет подавляться силой оружия» 247. Выполняя повеление царя, власти Петрограда готовили наступление на революцию. Они решили прежде всего обезглавить революционные силы, захватить их вожаков и, в случае возобновления уличных «беспорядков», применить против рабочих огнестрельное оружие. В ночь на 26 февраля Совет министров обсудил вопрос о мероприятиях, предпринятых военными властями и полицией для разгрома революции. Хабалов и Протопопов сообщили, что, в целях выполнения повеления царя о немедленном подавлении всех беспорядков, войскам и полиции отдано распоряжение стрелять по уличным толпам. Министры одобрили мероприятия военных властей, заявив, что «беспорядкам» должна быть противопоставлена вооруженная сила. Приехав в градоначальство, Протопопов призвал защитников самодержавия к решительному подавлению «беспорядков». Протопопов выражал надежду, что «господь бог не даст погибнуть правому делу». «Молитесь и надейтесь на победу», — говорил царский министр в канун наступления царизма на революцию. К чему же привело это наступление? Как повлияло оно на дальнейшую борьбу за свержение самодержавия?